Разорванные цепи (СИ)
В одну из таких прогулок я взглянула на витрину магазина, мимо которого бесцельно шла по тротуару и остановилась, поняв: «Вот то, что я искала, что мне обязательно поможет, если я смогу исполнить задуманное!» Выйдя из магазина с покупкой, я отправилась в ближайшую церковь, почему-то мне очень захотелось освятить свою покупку, и я знала, что это будет правильно для моего дела. Придя домой, лихорадочно стала выбирать место, где мне будет удобно работать, чтобы было достаточно освещения и места. Наконец, все было готово к началу работы. Я подняла голову и удовлетворенно вздохнула, впервые ощутив, как в измученной душе появились ростки надежды на благополучный исход. С подрамника на меня смотрела, светлым ликом Мадонна с младенцем на руках. Я взяла иголку с набором бисера и шелка, и приступила к работе…
Не помню, сколько времени я простояла за подрамником, расшивая по схеме лик святой матери с ее дитем. Не знаю, почему с каждым новым стежком и бисеринкой, душа все больше наполнялась радостью. И пусть болели исколотые в кровь пальцы и гудели ноги, я готова была и дальше работать. Но пришлось открывать дверь, чтобы впустить так не вовремя пришедшего Олега. Разве уже прошло три дня моих вынужденных выходных или он просто зашел проведать, ведь знал, что по женскому недомоганию мне выделил выходные.
Внезапно закружилась голова и я упала бы, если бы руки Олега не придержали меня за плечи.
— Полина, что случилось, почему у тебя руки в крови?
— Пусти, Олег, мне надо работать, я только начала!
— Какая работа, о чем ты говоришь? Почему такая бледная, тебе плохо, больно?!
— Нет, мне надо продолжать, а ты меня задерживаешь, — с этими словами, по стеночке, потихоньку я снова направилась в комнату, оставляя позади Олега с его проблемами. Он только отвлекает…
— Полина, сколько ты это вышиваешь?
Я вздрогнула от неожиданности, потому что успела забыть о присутствии Олега в моей квартире, пока проделывала новые стежки.
— Не помню, разве это так важно?
— Важно, тебе надо в постель, отдохнуть. Когда ты ела нормально в последний раз?
— Что? Нет я не хочу, пусти меня! — он забрал иголку из моих пальцев и принялся выводить меня из комнаты. Я же в свою очередь сопротивлялась.
— Девочка, так не пойдет! Сейчас я отведу тебя в ванну, потом на кухню, а потом в постель. И даже не смей мне возражать!
Пришлось подчиниться. Я умылась, безразлично отметив осунувшееся лицо, глаза с красными ниточками воспаленных сосудов, обратила внимание на руки, болевшие от многочисленных проколов. Почему я не воспользовалась наперстком? Не помню.
Подошедший Олег проводил меня на кухню, где я съела два яйца пашот, приготовленные им собственноручно, и выпила стакан апельсинового сока.
— Полина, послушай меня, сейчас ты ляжешь в кровать и проспишь до того момента, как приедут врачи. Они тебя осмотрят — это хорошие врачи из отличной клиники. А после осмотра ты будешь делать то, что они скажут. Я останусь здесь, с тобой, больше ни о чем не беспокойся.
Я почти не слышала его, внезапно навалилась такая слабость и апатия, что с трудом откинула покрывало на кровати, чтобы заползти в теплое нутро на белые простыни. А вот очнулась уже скоро, от привычного кошмара про сына, не сразу поняв, что за голоса слышатся в коридоре. В комнате горел только ночник, явно принесенный из детской спальни Егорки. В голове шумело, но я разобрала слова: «психологический стресс», «дистресс со стадией истощения», «делинквентное поведение». Все эти слова абсолютно ничего мне не говорили, но голоса показались знакомыми.
А еще страшно хотелось пить, оглядевшись, я потянулась за стаканом с водой, который стоял на стуле почти у самой постели и задела при этом ложку, неловко столкнув ту на пол. Голоса в коридоре затихли, в спальню зашел Олег с незнакомым пожилым человеком, по всей видимости их привлек поднятый мною шум.
— Проснулась, Полина? Хочешь попить? Вот держи, — и он, аккуратно придерживая стакан, напоил меня, и как бы там ни было, забота Олега была приятной.
Мои руки тряслись, я вполне могла не удержать стакан, расплескав воду по кровати.
— Знакомься, это профессор Томских Владимир Викторович, он сейчас тебя осмотрит, и ты снова будешь отдыхать. Согласна?
— Да, а что, Владимир Викторович, вас интересует?
— Полиночка, скажи мне, деточка, что так на тебя повлияло в последнее время? Мне Олег Вячеславович немного рассказал в общих чертах о том, что тебе пришлось пережить. А что-то еще происходило подобное? Как ты отдыхала, спала, кушала? Что тебе снилось, куда ты ходила, может, что-то тебя особенно удивило и потрясло недавно? Как ты себя чувствуешь? Те врачи со скорой помощи сказали, что у тебя повышенное давление и был голодный обморок. Голова болит, слабость, еще что-то? Деточка, я не буду тебя мучать. Только несколько слов, мы еще найдем время с тобой поговорить. Ведь так, Олег Вячеславович, вы помните, что я говорил?
— Да, Владимир Викторович, я все помню. Будет именно так, как рекомендуете, я сам за Полиной прослежу.
— Полина, я видел, что ты начала вышивать красивую икону. Это же знаменитая Мадонна в лазурном одеянии работы Гринни? Она? Ты увлекаешься вышивкой бисером и лентами? Очень неплохо смотрится, красиво и аккуратно.
— Нет, я не люблю это занятие, просто мне очень захотелось ее вышить, когда увидела. Мой мальчик вернется ко мне, когда я полностью завершу этот образ. Знаю, он тоже хочет, ему плохо с Алексеем, он кричит и плачет ночами.
— Кто тебе сказал, деточка? Откуда ты знаешь?
— Егорка снится мне каждую ночь… Он зовет и плачет, а я не могу его найти, его нет, — голос охрип, слезы подступали к глазам, раздражали воспаленные сосуды, и окружающее я видела, словно через пелену.
— Все, все, моя хорошая, сейчас ты будешь отдыхать, вот только давай потихонечку выпьем лекарство, и ты поспишь. Тебе сейчас нужно много спать. Олег Вячеславович, ну что вы застыли, давайте же!
Я не помню отчетливо, сколько я спала, как меня будили, чтобы накормить или дать лекарство, попить, сводить в туалет и снова напоить. Все это проходило мимо меня, как что-то незначительное, как фон событий, меня не волнующих. Только всегда рядом в моменты пробуждения был Олег или молодая внимательная женщина, оказавшаяся впоследствии сиделкой, которую он нанял для меня.
Впервые я видела Олега, который не хамил, а вполне нормально разговаривал, давая указания сиделке, улыбаясь, спрашивая о моем состоянии, и о том, чего хочется. Странно было его видеть таким, а еще и серьезным, уверенным, собранным, красивым и очень притягательным.
Порой я просто закрывала глаза и слушала его голос — эмоциональный, сильный, узнаваемый, бархатистый. С низкой вибрацией, идущей прямо к сердцу, с четкими нотками приказа, когда он, приглушив голос, раздавал сотрудникам по телефону указания по работе, меняя динамику и интонацию, практически без говора и хамских словечек. Я впитывала его тембр голоса, манеру артикулировать и паузы между словами. Передо мной был, словно другой человек, незнакомый, безусловно умный, неординарно думающий, бизнесмен, привыкший руководить своим коллективом сильной рукой. Если конкурент — то достойный противник, если друг и коллега — то настоящий, преданный, надежный. Мужчина, с которым при других обстоятельствах у нас определенно сложились бы и отношения другие. Такого Олега я еще не знала. Словно вся бравада, хамство, беспардонное поведение сползали с него на время, как шелуха, приоткрывая настоящего, такого, каким он явно был с близкими, родными, друзьями, людьми, которым доверял. Его искреннее участие, внимательность, переживание, когда, наклоняясь ко мне, он спрашивал своим тихим вкрадчивым сексуальным голосом: «Поля, ну ты как сегодня, получше?
Как твое настроение?», и на губах улыбка вместе со смешинками в глазах. Он шутил и помогал справляться с обедом, когда я не совсем уверенно орудовала вилкой и ложкой, сам подавал лекарства и споро справлялся со всеми обязанностями сиделки в моменты ее отсутствия. Такой Олег подкупал, бередил мою душу и сердце, ломая сопротивление, задевая нежные струны внутри, ему сложно было сопротивляться, практически невозможно. Это был настоящий мужчина из породы людей, которые не будут долго и нудно расспрашивать тебя, что же надо, в чем помочь, и как ты это воспримешь. Этот мужчина приедет, даже без зова, случайно услышав о твоей нужде, случившейся беде, и поможет, не распространяясь никому о том, как он это сделал.