Разорванные цепи (СИ)
Все мои попытки освежить отношения воспринимались им в штыки. Наш брак с самого начала был завязан на деньгах, и моих искренних чувств к Алексею явно не хватало, чтобы спасти семью.
Слишком крепкой и высокой стеной муж отгородился от моей нежеланной любви, а я, из-за своей сексуальной неопытности, все больше его раздражала. Жаль, что только сейчас начала это понимать, после того, как все так резко обрушилось на меня. И если бы Алексей не похитил сына, не сделал его заложником своих притязаний ко мне, скорей всего, я спокойно отдала бы ему все то, что он хотел, то есть гораздо больше, чем ему бы причиталось при разводе. Может, не сразу, а после раздумий, прикидок, но выделила бы из своей доли просто потому, что никогда не придавала значения большим деньгам, зная, что всегда смогу обеспечить себе и своему сыну комфортное существование. Но Алексей, прожив со мной рядом целых пять лет, даже не постарался узнать с кем он живет, с какой женщиной, что у нее за жизненная позиция и нравственные ценности. Совершил ту же ошибку, что и я, — не узнал человека. Только я ошибалась, потому что любила выдуманного мной прекрасного принца, а он судил обо мне со слов меркантильной Марго и своих собственных представлений о том, какой я могу быть. Поэтому и случилось все, что должно было произойти: Алексей похитил Егорку, оторвал от меня, увезя в неизвестном направлении, заставив меня мучиться от боли и неизвестности о судьбе сына.
Наверное, я бы обратилась за помощью в детективное агентство, заплатив им сколько потребуется, но в моей жизни неожиданно появился Воскресенский Олег Вячеславович. Со своим обещанием вернуть мне сына за деньги концерна, и нелепым контрактом, сроком на три месяца в моей должности любовницы этого странного несносного типа. Который буквально за две недели сделал из меня сексуально озабоченную женщину, нет, примитивную самку, желания которой только в одном — постоянно ждать и быть готовой для своего мужчины.
Как же я жила, не зная его?! Как не понимала этого, когда смотрела, как он по-хозяйски владеет моим телом, сама не желая отворачиваться от того, что видела в темноте этих черных жадных глаз. Ту огромную нежность и любовь, которую придумывала для себя в наши минуты близости — самообман, для оправдания своего развратного бессовестного поведения. Чтобы легче было принять себя вот такой новой, незнакомой и бесстыдной. Какой бы очарованной его мужской силой я не была, прекрасно представляла, что никаких подобных чувств у него быть не могло, к его очередной «кукле», живому теплому телу, вместо резинового пластика. Так почему мое тело тянулось к его, в очередную встречу, когда он стремительно врывался в мою квартиру в любое время дня и ночи? Крепко прижималась сама к его туловищу и начинала жадно тереться бедрами о его пах, чувствуя, что мои движения вызывают знакомую ответную реакцию. Когда дико нравится, что в ответ на мои действия он грозно рычит низким голосом, и сильные руки тотчас отправляются с талии к моим ягодицам, в бесполезной попытке прекратить самовольное безобразие, вызывая тем самым довольную улыбку на моих губах. Он всегда запускает в теле очередную цепную реакцию, которая вскоре заканчивается горячим взрывным оргазмом и продолжается яркими фейерверками в моем, затуманенном чистым вожделением, мозгу. И остывая от только что подаренного им удовольствия, я постепенно начинаю приходить в себя, осознавая, что тело счастливо, расслаблено и умиротворено. А вот душа внутри рыдает, стонет и плачет, содрогаясь в очередной истерике от безысходности ситуации, от невозможности ее понять и принять. Когда здесь, на этих белых простынях, я, страстно и развратно извиваюсь под чужим, в принципе, мужиком, имеющим меня, как кобель в подворотне попавшуюся на пути течную су*ку, подвывающей в голос от такой выпавшей удачи. А в это время мой маленький сын страдает от материнского отсутствия и возможных всяческих неудобств. Когда мужские напористые руки дарят мне ласку, вызывая трепет и вожделение себе на забаву, где-то там мой сыночек плачет во сне, призывая потерянную маму, в непонимании, почему же она так долго не приходит на его зов…
Глупая ты, Полина! Прекрасно знала, что верить никому нельзя. Вспомни, что всегда говорил тебе отец: «В нашей жизни, особенно в финансовой сфере, которой занимаешься, так называемые «коллеги» только и ждут, словно ядовитые пауки в паутине, когда же им, наконец, кто-нибудь поверит. Вот такие разнежившиеся дурочки, как ты. А хитрые паучки, дождавшись своего часа, медленно, ласково, очень старательно и цепко обнимут за нежную, ничем не защищенную от нападения, шейку очередной жертвы. Мохнатой теплой тоненькой ручкой-лапкой, с наглой усмешкой заглянут в глаза, и — раз! — вцепятся в артерию, успокаивая встрепенувшуюся неудачницу. Но поздно! Они насосутся чужой крови и отвалятся, чтобы ползти на поиски новой романтичной жертвы их обаяния, потому что от тебя они получили все, что хотели, обобрав до нитки морально и физически, лишив всех иллюзий, и опустошив твое сердце. А ты, не интересная, остаешься далеко позади, не в силах найти желание продолжать борьбу за существование.
Сколько таких пострадавших ты видела, после того, как с ними сотворили похожее люди, которым они доверяли совсем недавно?»
И, наверное, подобное попытался проделать со мной мой муж, по вине которого я сходила с ума, не представляя, как можно помочь своему ребенку? Внутри меня душило отчаяние, эмоции горели, оставляя пустоту черного пепла и сажи от этих эмоциональных качелей, того явного диссонанса, в которое неумолимо входили мое собственное тело и душа. И я не знала, как выбраться из этого состояния.
Конечно, я спрашивала Олега и не раз, что он предпринимает для спасения моего сына. Не могла не спрашивать. Но неизменно получала один и тот же ответ, что все, что необходимо для розыска малыша делается. Все под контролем, и уже точно известно, что мой муж с Марго все же вывезли Егорку из страны, но не на Бали, а совсем в другом направлении. Поиски затрудняло то, что пока они не остановились где-то определенно, проездом меняли третью страну, что несколько осложняло их задержание, тем более пока не было запроса на поиски через консульства и представительство нашей страны. Слишком мощна бюрократическая машина, чтобы вот так с разбегу за такое короткое время ее преодолеть. Это для меня, как матери, разлука с сыном тянулась нескончаемо медленно, а все остальные сотрудники и люди, от которых так зависели мы с Егоркой, жили по своему жизненному расписанию, включающее время на обед, сон, и выходные в своей профессиональной деятельности. Я прекрасно это понимала, но с каждым новым днем предчувствие того, что я не смогу остановить Алексея в его игре, ложилось тяжелым грузом на мою психику.
При Олеге я старалась держаться, на его постоянное хамство отвечала, как могла, не показывая, как тяжело мне не впасть в депрессию. Самое страшное начиналось потом, после его ухода: меня давила наступающая в квартире тишина, я начинала от нее убегать, пытаясь занять себя делами, включая телевизор или айфон с любимыми мелодиями… Вот когда я пожалела, что согласилась на требование Олега не работать на время действия контракта.
Я стала плохо спать ночами, просыпаясь от кошмаров, в которых проживала вновь и вновь те первые моменты, когда узнала, что Алексей забрал ребенка. И боялась заснуть снова, чтобы не проснуться от громкого крика сына «Мама!», зовущего в темноте из соседней комнаты. Я в панике бежала на зов, понимая по дороге, что звать некому и меня встретит пустая комната, а крик — это просто глюки депрессивного разума. Я забывала принимала ли пищу сегодня, ела только, когда Олег просил меня что-то приготовить и посидеть вместе с ним. Вот тогда я, нехотя съедала несколько ложек, не обращая особого внимания на то, что лежит в моей тарелке. Несколько раз ловила на себе внимательный взгляд Воскресенского, однажды он даже поинтересовался, с чего я решила сесть на диету, но ответа не дождался. Я ловила себя на том, что меня стало тянуть на улицу, где несколько раз с криком «Егорка!» подбегала к мамам с детьми, а после извинялась, слыша за спиной ворчание от недовольных мамаш, которых я потревожила: «Сумасшедшая какая-то!»