Леди не движется
Конечно, он пришел не один. Я знала его спутницу только понаслышке да по фото. Эмбер Мелроуз, полная противоположность мне. Высокая блондинка с прекрасными манерами, воплощенная женственность. Макс встречался с ней уже два года. И два года каждый месяц мне звонила его сестра Татьяна и закатывала истерику по федеральному каналу связи. Татьяна люто ненавидела «эту Эмбер». У Татьяны начиналась мигрень от одной мысли, что Эмбер станет княгиней Сонно. Татьяна считала ее лицемерной, насквозь деланой лживой сучкой, которая ищет мужа с деньгами и титулом, а Макс, осел, ведется на ее ужимки. С особым удовольствием Татьяна смаковала внешность девушки, уверяя – вылитая мартышка, вылитая. Самая настоящая кучерявая мартышка, нос размером с булавочную головку, глаза круглые, хоть циркулем проверяй, и мозгов столько же. Татьяна даже не обращала внимания, что ее характеристика весьма противоречива: либо лживая сучка, либо глупая мартышка.
На мой взгляд, Татьяна была излишне пристрастной. Личико Эмбер оказалось далеко от идеалов классической красоты, но все-таки она была прехорошенькой курносой куклой. Ничего лживого или лицемерного лично я в ней не находила: обычная наивная барышня из хорошей семьи. Ее ума хватило, чтобы закончить Гуманитарный университет по специальности «английская литература викторианской эпохи», а что до жизненной мудрости, то откуда ей взяться в двадцать четыре года? Положим, я ненамного старше, но у меня и опыта побольше. Армия иллюзий не оставляет. А Эмбер росла как оранжерейный цветочек, над ней мамочка по сей день трясется, мамочке заняться больше нечем, и ведь не бунтует девушка, принимает заботу как должное.
Единственное, чего я не понимала, так это что в ней нашел Макс. Но чужая душа потемки. Может, Эмбер была умней меня в одном-единственном отношении – она смотрела на Макса снизу вверх и находила такое положение естественным.
Макс наконец заметил меня. Хищно прищурился и решительно направился на перехват. Вместе со спутницей.
– Делла, – сказал Макс светским тоном, – это Эмбер Мелроуз. Эмбер, это Делла Берг…
– О, очень приятно! – Девушка протянула мне руку и расцвела в совершенно искренней улыбке. Она готова была любить всех, кому симпатизировал Макс, и неважно, женщина это или мужчина.
– …моя жена, – добавил Макс.
Эмбер потеряла дар речи. Она растерялась, не зная, что делать дальше и что из возможного будет прилично. Я пожалела ее. А на самом деле – себя.
– Бывшая, Макс. – Я ослепительно улыбнулась. – Вот поэтому я и подала на развод – потому что твои шутки стали злыми. Эмбер, не беспокойтесь, я не выйду за него замуж второй раз. Ну если только мне предварительно сделают лоботомию. Мы совершенно несовместимы.
Сценку учуял Август, бесшумно подкрался сзади и вырос за моим плечом, огромный, как блуждающий донжон. Августа, однако, интересовали не перипетии моего брака, а Эмбер.
– Эмбер, это Август-Александер Пол Николас…
Тут я, к ужасу своему, сообразила, что не помню, какое имя у него пятое: Валентиниан или Константин?
– И еще двенадцать имен, – невозмутимо продолжил Август. – Маккинби.
– Эмбер Мелроуз, – я представила даму боссу, подождала, пока они обменяются рукопожатием. Эмбер ответила уверенно, значит, привыкла, что мужчины часто проявляют к ней деловой, а не личный интерес. – Август, а с Максимиллианом вы…
– Мы знакомы, – ледяным тоном перебил Макс, сверля глазами Августа.
Ох, как его задело, что я поставила Августа выше его! Я, конечно, понимаю, что это мелкая шпилька, но как по мне – Макс заслужил шлепок по самолюбию.
– Позвольте угостить вашу даму шампанским? – как ни в чем не бывало, спросил Август и тут же, не дожидаясь ответа, увел обомлевшую Эмбер. Мы с Максом остались вдвоем посреди зала, как два полосатых столба в чистом поле.
– Что вы не поделили?
– Тебе совершенно незачем это знать, – процедил Макс с ненавистью, глядя в широкую спину Августа.
Очень интересно. Я ведь помнила другое. Еще будучи студентом, Маккинби очень серьезно выручил Берга, о чем тот узнал уже постфактум. А затем Макс в трудную минуту помог Августу, тоже на расстоянии и не афишируя свой поступок. Какая кошка между ними пробежала? Наверняка поссорились из-за полной ерунды. На что способны эти два красавца, я примерно догадывалась.
– А-а, – ухмыльнулась я понимающе, – поединок. И ты огреб по морде.
– С чего ты взяла?
– С того, что если бы ты победил, то лучился бы великодушием по отношению к бывшему противнику.
Макс резко перевел взгляд на меня:
– Отлично выглядишь. Но чего-то не хватает.
– Не надо только говорить, что того самого бриллиантового гарнитура.
– Совершенно верно. Тебе идет носить платья.
– А ты и не знал, – я хохотнула. – Кстати, Август считает, что без платья я выглядела бы еще лучше.
Макс помолчал:
– И у кого тут шутки злые…
– Ты про Августа? Окстись, милый. У Августа нет чувства юмора, и он никогда не шутит.
– Ах вот оно в чем дело. И часто он видит тебя без платья?
– Каждое утро, в тренажерном зале.
– Ха, – фыркнул Макс.
– Совсем без ничего тоже видел. Как и я его.
– О как. И что скажешь?
– Сложен он, конечно, роскошно. Древние греки обрыдались бы от зависти. Пропорции изумительные.
У Макса заиграли желваки под высокими скулами.
– Дело было в полицейской душевой, – интригующе уточнила я. – Нам пришлось мыться в одной кабинке.
Макс изобразил улыбку. Улыбка была похожа на оскал.
– Какая романтика, черт подери.
– Милый, если тебя окунуть в канализационный коллектор – тебе будет ну абсолютно наплевать на всю романтику. Ты будешь мечтать только об одном: смыть с себя эту дрянь. И условия помывки тебя заинтересуют в последнюю очередь. Да хоть посреди казармы. А если вода горячая – хоть посреди улицы.
– Это где такое было?
– На Люктоне, год назад. Что меня убило – в полиции мне с гордостью сказали, мол, у нас тут цивилизация, все как на Большом Йорке, и нормы воды те же – пятнадцать литров в сутки на голову.
– Кошмар, – согласился Макс. – На корабле двадцать пять. А если пятнадцать, да отмывать химию – это только вдвоем. Иначе никак. Тридцать литров – еще куда ни шло.
На полсекунды повисла неприятная пауза. Чтобы заполнить ее, я вежливо спросила:
– Надолго в наши края? Или уедешь вместе с Эмбер?
Макс задумался:
– Насчет Эмбер точно не скажу. Она обмолвилась, что у ее матери немного барахлят почки, врачи советовали попить воды из какого-то местного источника. Так что мамаша Мелроуз ругалась-ругалась, но поехала сюда, в это невыносимо скучное место. А я просто хочу отдохнуть. Хотя бы месяц. Последний год был сплошным кошмаром. Я под конец уже ловил себя на мысли – скорей бы дед помер.
– Ты ж любишь его.
Макс покачал головой:
– Дел, я любил его. Пока он год назад не допился до инсульта. Потом начался дурдом. Они из-за какой-то ерунды поругались с матерью, дед ушел к себе, заперся, выжрал бутылку водки – в дополнение к той, которую уговорил за ужином, и неизвестно, сколько было днем, а сколько еще было каждый день в течение пары лет до этого… Его хватил удар, он упал и пролежал так шестнадцать часов. Когда он не вышел к завтраку, никто и не почесался. Но когда его не было на обеде, мать послала слугу разбудить деда. Еще через час решили сломать дверь. Нашли его. Вызвали меня. С Земли, ага. Причину не назвали, я и не торопился. Прилетел через три дня. Он даже в себя не приходил. Врачи сказали – только импланты. Вместо половины мозга компьютер… Мать в шоке, как же так, благородный человек станет каким-то киборгом. Я сказал – оперируйте. И лучше бы я послушал мать. Иногда она дельные вещи говорит. Деда прооперировали, отпустили домой. Держался живчиком. Врачи запретили алкоголь настрого. А дед прекрасно себя чувствует – нет повода не выпить. Тайком добыл бутылку – и оторвался так, что у него в голове половина цепей просто сгорела. Вторую операцию можно было сделать не раньше чем через год. И весь этот год я был надсмотрщиком в дурдоме. Потому что мать сочла, что забота о ее отце – мой священный долг. А мне деваться некуда. Если бы я не контролировал буквально каждый шаг всей родни и всех слуг – деда упустили бы. Я хотел довести его до второй операции. Но все чаще думал, что благородный человек обязан умирать сразу. Упал – умер. Или надо законом разрешить добивание аристократов, превратившихся в овощи. Это оскорбление человеческого достоинства, а не жизнь. И ты представь себе, каков подлец? Год я с ним мучился. До операции оставалась неделя. А он взял и помер. Тихо и спокойно. Просто не проснулся утром. Я прямо с похорон сюда улетел. Сказал, мне нужен курорт, кто дернет – убью к чертовой матери.