Братва. Пощады не будет
И какой выход? Нет его – тупик. В эту систему нормальные люди никогда работать не пойдут. Ниже их человеческого достоинства. Надо перестать лицемерить, считаю, и назвать исправительно-трудовые колонии настоящим именем – фабрики преступников. Честнее будет.
Ко мне сокамерники не вязались. Дело тут в уголовной статье, по которой я проходил – семьдесят седьмая – вооруженный бандитизм – внушала братве если не опаску, то почтение. Хотя и срок-то был у меня «детский» – четыре года, так как на момент преступления я еще относился к малолеткам, несовершеннолетним.
Даже месячные продуктовые передачи мои не половинили, как у других мужиков. Правда, здесь, возможно, сыграли роль моя спортивно-натренированная фигура и мрачноватый взгляд исподлобья, ясно говорившие, что со мной так просто не совладать.
Ехали в зону мы в переполненном автозаке. Что любопытно – перестройка еще не началась, а бензина уже на все машины не хватало, впрочем, как и всего остального... Думаю, за счет всех этих наглых хищений госимущества и выросли грибы-мухоморы – «новые русские», миллиардеры. Негде им было просто-напросто взять денег, кроме как из дырявого кармана государства. Конечно, мысль эта явно не нова и всем гражданам очевидна.
Иногда даже приходит в голову: для разболтанно-расхристанной, проворовавшейся России свой Пиночет необходим на годик-другой. Ясно, при непременном условии, что он добровольно, по чилийскому примеру отдаст власть обратно парламенту. Но маловероятно – власть, как известно, затягивает посильнее, чем алкоголь, некоторых наших нынешних лидеров. Между прочим, генерал Лебедь принципиально в рот не берет спиртного, что является уже огромным плюсом для российского политика.
Впрочем, я, как всегда, отвлекся на второстепенные темы.
Лагерь, куда нас доставили, считался образцово-показательным – то бишь верховодили здесь администрация учреждения, опираясь на «козлов» – зеков, продавшихся ей за мелкие привилегии, вроде добавочных продуктовых передач и свиданий с родственниками. В основном это физически развитые кретины, не сознающие единственной извилиной, что на долгожданной воле их ожидает перо в живот или пуля в затылок. Существуют, конечно, и более изощренно-жестокие способы возмездия. «Колумбийский галстук», например, почему-то нечистоплотными журналистами прозванный в России «чеченским». Это когда надрезают горло и высовывают язык наружу. В натуре, похоже на галстук.
Первое в своей жизни убийство я совершил в этой зоне. Так уж вышло – вины за собой не чувствую ни на децал. Просто другого выхода не видел. Да и не было его. Поэтому и приговорил падлу. Даже личного вафельного полотенца не пожалел для этого дела.
Следственный изолятор Екатеринбурга удобно располагается впритык к исправительно-трудовой колонии. Так что ощущали мы себя сельдями в бочке всего каких-то пять минут. Хотя оформление бюрократических бумажек на нашу передачу в учреждение заняло в несколько раз больше времени.
Но наконец железные двери автозака распахнулись, и весь этап оказался в «предбаннике» – в каменном мешке под бдительной охраной десятка прапорщиков с овчарками на коротких поводках. Псы, к слову, вели себя смирно – разинув клыкастые пасти, не лаяли и не рвались из жестких ошейников, глядя на нас умными человечьими глазами. Правда, из каждой собачьей пасти текла почему-то обильная слюна. Но мысль, что они собираются нами пообедать, я сразу отбросил как неосуществимую – скорее мы порвем глотки псам. Человечья стая поопаснее волчьей. Псы, наверно, это чувствовали.
Пройдя дотошную регистрацию, мы, построившись в маленькую колонну по двое, посетили вещевую каптерку, где нас переодели в одинаковые рабочие робы и кирзовые сапоги, выдали матрасы, постельное белье и полотенца. Затем, также под конвоем, отвели в «карантин» – двухкомнатное помещение на первом этаже штаба – главного административного здания зоны. Дешево и сердито, как говорится, – штаб был всегда полон ментами, которые при возникновении возможных эксцессов в карантине легко могли их локализовать и ликвидировать.
Всех этапников рассадили в ряд на стулья перед длинным столом и положили перед каждым лист бумаги.
– Чтоб через пять минут были написаны заявления на вступление в секцию профилактики правонарушений! – заявил мордоворот-завхоз из зеков. – Иначе буду беседовать с каждым в отдельности. – Для убедительности он продемонстрировал свой кувалдообразный кулак. – Усекли, чайки?
Почти все послушно начали заполнять листочки, когда я встал и заявил:
– Это беспредел! По закону вступление в общественность – дело сугубо добровольное!
– Ого! – искренне удивился завхоз. – Законник нашелся! Запомни – все законы остались по ту сторону забора. А тут действительны только законы хозяина – начальника колонии. Он и есть для всех нас закон! Не вкурил? Тогда айда ко мне в каптерку. Популярно объясню!
Вторая, меньшая комната карантина и была каптеркой завхоза. Неплохо он устроился. Здесь стояли телевизор, холодильник и диван. На стенах висели цветные плакаты голых девиц в вызывающих позах.
Не успел я оглядеться, как получил мощный удар в солнечное сплетение, сразу потеряв возможность к сопротивлению
– Мы люди грамотные! – криво улыбнулся хозяин каптерки. – Щас от тебя живого места не останется, а синяков не будет!
Он подошел к умывальнику и, намотав на руку полотенце, подставил под струю холодной воды умывальника. – Учись, салага!
К этому времени я уже успел немного оклематься – просто везение, что получил удар при выдохе, а то б не меньше десяти минут приходил в норму. Завхоз явно о тонкостях карате не имел понятия. Ну что ж – ему же, козлу, хуже!
Когда завхоз без малейшей опаски приблизился ко мне, я с силой пнул его в голень, а когда он растянулся на полу, тараща на меня изумленные глаза, добавил носком кирзового сапога в печень и уже без всякой надобности, а лишь для собственного удовольствия – по почкам. Мордоворот от болевого шока потерял сознание.
Стараясь держаться спокойно, я вышел из каптерки и, не обращая внимания на испуганно-удивленную реакцию собратьев по этапу, порвал свой чистый листок и стал ждать дальнейшего хода событий.
Прошло не меньше четверти часа, прежде чем из каптерки, держась за стены, выбрался завхоз карантина и, кося на меня трусовато-злобным взглядом, исчез за дверью, ведущей в коридор.
Через несколько минут майор, дежурный помощник начальника колонии, закоцав для надежности в стальные браслеты, уже вел меня под охраной двух контролеров в штрафной изолятор – миниатюрную тюрьму при лагере.
– Устрой-ка этого дикого «баклана» в восьмую камеру! – распорядился майор прапорщику ШИЗО, злорадно ухмыляясь. – Пусть переспит с опущенными. Полагаю, к утру «голубые» его живо в свой цвет перекрасят! Дырявые черную воровскую масть на дух не переносят!..
Наручники с меня все же сняли, посчитав, что сокамерники не дадут разгуляться, имея в виду их значительный численный перевес.
Лязгнула замками открываемая дверь, и я буквально был катапультирован в камеру хромовым сапогом ДПНК, заржавшего мне вслед.
«Это он не по злобе, – понял я. – Просто таким нехитрым манером ясно показал камерникам, что церемониться с новеньким не следует...»
Квадратное помещение было рассчитано на четыре шконки. Трое «голубых» стучали костяшками домино на привинченном к полу столе, а двое, явно не по-братски обнявшись, лежали на крайней шконке и занимались делом, которое выглядит нормальным лишь в случае, если партнеры разнополы.
Доминошники, азартно увлеченные игрой, не обращали на безобразно-мерзкую сцену совокупления ни малейшего внимания. Да и понятно – они ведь тоже были из «голубой» армии опущенных.
Парочка, кое-как прикрывшись, поманила меня к себе.
– Отрицаловка, что ли? – поинтересовался жирный бугай, только что с явным удовольствием исполнявший роль пассивного гомика.
– В каком смысле? – не понял я.
– Дурочку из себя не строй! Против администрации буром попер, верно? Ну и бычара! Станешь нынче из кобелька сучкой! Се ля ви! Молоденький – большим спросом в зоне будешь пользоваться. Меньше чем полкило чая с клиента не бери. Договорились? Не сбивай, сосунок, цену! Усек? Кстати, познакомимся – я Миша, а этот мой милый дружок – Гришуня. Доминошников в расчет можно не брать – банальные терпилы от тюремного беспредела. В зоне отказываются трахаться, хоть и были весьма выгодные предложения. Дешевое быдло, которому наивысший интимный кайф не понять! Колхозники, одним словом!