Эйзенхауэр. Солдат и Президент

В Форт-Сэме они поселились в трехкомнатной квартире Айка, в доме для холостяков. Он занялся работой, а она — им. У Айка были твердые представления о том, что жизнь жены концентрируется вокруг мужа. Это устраивало Мейми. Она была на шесть лет младше его; ее учили ухаживать за будущим мужем в денверской школе; перед ее глазами был пример матери, которая посвятила жизнь своему мужу.
Мейми была идеальной офицерской женой. Ей нравилось развлекать гостей, ему тоже; в обществе, где люди знали все друг про друга, притворяться нужды не было. Фасоль, рис и пиво вполне удовлетворяли младших офицеров и их жен, которые приходили к ним в гости. Они орали во всю глотку популярные песни под аккомпанемент Мейми на взятом напрокат пианино. Любимой песней Эйзенхауэра была "Абдул, эмир Бульбула", он знал наизусть около пятидесяти ее куплетов. Их квартира со временем получила название "Клуб Эйзенхауэра". Мейми научила мужа кое-какому политесу. "Именно ей грубоватый канзасец обязан своими манерами,— говорил в одном из интервью их сын,— которые в будущем привели его в хорошее общество"*30.
Она не разделяла его страсти к природе, спорту и физическим упражнениям. Но они оба любили беседу вдвоем и с другими, карты, музыку и развлечения. Она никогда не жаловалась, хотя жаловаться было на что. В первые тридцать пять лет их совместной жизни они переезжали тридцать пять раз. До 1953 года у них не было собственного дома. До второй мировой войны, если не считать 1918 года, он никогда не был на командных должностях, поэтому ей всегда приходилось подчиняться жене какого-то другого человека. После первой мировой войны Эйзенхауэр очень медленно поднимался по служебной лестнице. Ей приходилось быть чрезвычайно экономной и наблюдать, как ее муж отвергает одно предложение за другим от гражданских властей с существенно более выгодными условиями. Но она никогда не предлагала ему уйти из армии, никогда не требовала, чтобы он наконец-то подумал о себе.
В апреле 1917 года США вступили в первую мировую войну. Эйзенхауэр в это время находился в Сан-Антонио, занимаясь боевой подготовкой 57-й пехотной бригады. У него это получалось, он использовал навыки футбольного тренера и заслужил высокие оценки в досье 201, официальном реестре карьеры офицера. Ему присвоили звание капитана. Но Эйзенхауэр мечтал отправиться во Францию. Обучение войск чем-то напоминало тренировку футболистов без возможности играть по субботам. Эйзенхауэр более среднего американца был пропитан мистикой боя; его обучали сражаться, причем потратили на это немалые деньги; и его место было на фронте, а не в тылу. Поэтому его очень огорчил приказ Военного министерства, пришедший в середине сентября, который отсылал его в Форт-Оглеторп, штат Джорджия, обучать претендентов на офицерское звание.
В Джорджии он помог построить боевые военные укрепления с траншеями и блиндажами, в которых он жил вместе со своими подопечными, обучая их преодолевать в атаке ничейную землю. Оглеторп не имел никаких преимуществ действующей армии, но зато обладал многими ее недостатками, главный из которых заключался в том, что Мейми не могла быть с ним и оставалась в Сан-Антонио, где 24 сентября 1917 года родился их первый сын. Она дала ему имя Дауд Дуайт и называла его "Айки".
Как офицер-воспитатель Эйзенхауэр заслужил добрую славу и у начальников, и у подчиненных. Один из них писал: "Наш новый капитан, его фамилия Эйзенхауэр, по-моему, один из самых знающих и умелых офицеров в армии США... Он прекрасно обучает нас штыковым атакам. Он так возбуждает воображение парней, что те с криками бросаются в атаку, готовые снести все на своем пути"*31.
В феврале 1918 года он получил приказ отправляться в Кэмп-Мид, штат Мэриленд, в распоряжение 65-й инженерной бригады, куда входил и 301-й танковый батальон, которому весной предстояло отправиться на фронт. Окрыленный Эйзенхауэр с жаром взялся за работу. Поскольку бригада формировалась из добровольцев, моральный дух и решимость поднимать не приходилось. Хотя никто из них танка своими глазами не видел, все были убеждены, что с помощью нового оружия они прорвут немецкий фронт и дойдут до Берлина.
Насколько это можно было сделать по газетным репортажам, Эйзенхауэр изучал битву при Камбре (ноябрь 1917 года), где англичане впервые в истории применили танки для прорыва. Они не смогли собрать достаточного количества танков, чтобы развить успех, но сумели показать, что можно с их помощью сделать. В середине марта Эйзенхауэру сообщили, что 301-й батальон вскоре отправится из Нью-Йорка во Францию и что он назначается его командиром. Радостный Эйзенхауэр тут же отправился в Нью-Йорк, чтобы проверить, готовы ли портовые власти к отправке 301-го. "Слишком много зависит от того, как мы погрузимся, — писал он,— чтобы я мог допустить хоть одну ошибку"*32.
По возвращении в Мид подъем духа уступил место отчаянию. Военное министерство изменило приказ. Начальство так усердно хвалило "организаторские способности" Эйзенхауэра, что в министерстве решили послать его в Кэмп-Колт, Геттисберг, штат Пенсильвания. Это был старый заброшенный лагерь, разбитый на месте одной из битв Гражданской войны. Военное ведомство решило реорганизовать свои бронетанковые части, забрать их у 65-й инженерной бригады и образовать танковый корпус. Танкистам надлежало проходить обучение в Кэмп-Колте под командованием Эйзенхауэра.
Если разобраться, то назначение было исключительным. В двадцать семь лет Эйзенхауэр становился командиром тысяч добровольцев. Ему предстояло работать с оружием будущего (хотя он не получил ни танков, ни руководств по ведению танкового боя, ни офицеров с подобным опытом). Он мог ожидать повышения звания. Теперь он снял дом в городе, так что жена и сын стали жить с ним. Тем не менее, как он признавался позднее, "на душе у меня было паршиво"*33. Он закончил приготовления к отправке 301-го батальона, а затем с тяжелым сердцем смотрел, как он отплывает.
Эйзенхауэр был убежден, что Военное ведомство совершило ошибку, а на самом-то деле оно не могло выбрать лучшего командира для Кэмп-Колта. Пользуясь подручными средствами, Эйзенхауэр превратил открытое пшеничное поле, историческое место атаки Пикетта, в первоклассный армейский лагерь. Он раздобыл для своих людей палатки, провиант и горючее. Он обучил их строевому делу, поддерживал их физические кондиции и высокий моральный дух, организовав телеграфную и автомобильную школы. К середине июля он имел под своим началом десять тысяч солдат и шестьсот офицеров, но по-прежнему ни одного танка.
Эйзенхауэр отправился в Вашингтон и выпросил в Военном министерстве несколько старых морских орудий, а потом обучил своих людей метко стрелять из них. Потом раздобыл несколько пулеметов; вскоре его подчиненные умели разбирать и собирать их с завязанными глазами. Он установил пулеметы на открытые платформы и обучил своих людей стрелять из пулеметов с движущегося поезда. Он использовал Большую Круглую вершину в качестве заслона, и вскоре огонь здесь стал более плотный, чем в памятную битву за пятьдесят пять лет до этого.
Он постоянно стремился улучшить подготовку и поднять дух солдат. С этой целью он просил у своих подчиненных предложений и советов, а не похвал. Один из молодых лейтенантов, желая польстить ему, хвалил все, сделанное Эйзенхауэром. "Ради Бога, — оборвал его однажды Эйзенхауэр, — идите и найдите недостатки в лагере! Не может он быть таким хорошим, как вы утверждаете. Либо вы неискренни, либо глупы, как и я"*34.
Люди шли за ним. "Эйзенхауэр был очень строгий командир, — вспоминал старший сержант Клод Дж. Харрис, — прирожденный солдат, но гуманный и внимательный, и все его решения, касавшиеся рядовых и офицеров, были тщательно продуманы... Это приводило к тому, что среди своих подчиненных он пользовался любовью и уважением, как мало кто еще из командиров в армии"*35.
14 октября 1918 года, в день его двадцативосьмилетия, Эйзенхауэру было присвоено звание подполковника (временно). Но еще более обрадовал его приказ 18 ноября отплыть во Францию во главе бронетанкового корпуса. Мейми и Айки он отправил в Денвер, а сам уехал в Нью-Йорк, чтобы подготовить портовые власти к погрузке части на пароходы. А 11 ноября немцы подписали перемирие.