Пьесы

лежать в темноте. 
Эльвира. Это и есть ваш корабль? 
Пелегрин. Да, "Виола". 
Эльвира. "Виола"? 
Пелегрин. Жалкая посудина, что и говорить! Мы захватили ее совсем недавно около Марокко. Вся их команда напилась мертвецки, нам это недорого стало - всего трех человек. Большего она и не стоит, но этого достаточно, чтобы выйти в море с Эльвирой, в море, где нет ничего, кроме воды и луны... 
Эльвира. Здесь ты назвал меня красивой. 
Пелeгрин. Ты красива, Эльвира. 
Эльвира. Ты сказал это по-другому... тогда. 
Пелeгрин. Эльвира, представь себе раковину, каких не бывает на самом деле, о каких можно только мечтать - так она красива. Можно объездить все морские побережья, вскрыть тысячи, сотни тысяч раковин, и ни одна из них не будет такой же красивой, как та, о которой можно только мечтать, ни одна не будет красива так, как ты, Эльвира! 
Эльвира. О Пелегрин! (Теряет равновесие.) 
Пелегрин (поддерживает ее, усаживает на бочку). Егу! 
Эльвира. Мне не холодно. Совсем нет! 
Пелегрин. Егу! 
Эльвира. Я не хочу, чтоб они приносили красный ковер. 
Пелегрин. Егу! Черт возьми, куда он запропастился? Егу! 
Эльвира. Я не хочу пить. Я больше никогда не буду пить ваше желтое вино, никогда! Слышишь, Пелегрин? Я не хочу... 
Входит молодой малаец. 
Пелегрин. Принеси нашей гостье ковер. Принеси фруктов, вина, яств - все самое лучшее, что у нас есть. 
Малаец уходит. 
Смех разбирает меня, как вспомню твоего отца! Такой строгий господин! Завтра, когда он, как обычно, встанет с постели, я наказал слуге, чтобы тот сказал: "Вон там вдали,- так скажет ему слуга, - видите кораблик с красным вымпелом?" Он ответит: "Я ничего не вижу". И слуга скажет: "О, теперь и я не вижу!.." 
Эльвира. Бедный отец, мне жаль его, он так страдает из-за меня. 
Пелегрин. Не всякому человеку можно сказать: моя дочь - жемчужина, а ты, бродяга, недостоин и взглянуть на нее! "А где она?" - спрашиваю. "Не твое дело, - рычит он, - она помолвлена..." 
Эльвира. Он был прав. 
Пелегрин. "Она помолвлена, - сказал он, и гордость, о, какая гордость скривила его губы, - с одним аристократом, с бароном!" 
Эльвира. В самом деле, Пелегрин... 
Пелегрин. В самом деле: уже тринадцать недель я мчусь к тебе. 
Раздаются неразборчивые крики. 
Эльвира. Что это? 
Пелегрин. Они распустили паруса. Четкая работа. Держу пари - как только исчезнет луна, появится ветер! А завтра, когда ты проснешься, будет утро, полное ликующего солнца, утро, полное лазури и ветра, утро без берегов, без границ... 
Эльвира. Я знаю, Пелегрин, каким оно будет, - ведь оно уже было. 
Малаец вносит корзину с фруктами, живописную, как на полотнах 
Тициана. 
Боже мой, боже мой! 
Пелегрин. Я считаю, нам не стоит скучать до наступления утра. Люблю фрукты! Они учат меня благочестию. Фрукты, по-моему, удались господу, как ничто... Спасибо, Егу! 
Малаец уходит. 
Люблю малого. Он ходит, словно не касаясь пола, взгляд у него печальный, как у зверя, голос - бархатный, особенно когда он смеется... (Поднимает бокал, чтобы чокнуться.) За наше здоровье! 
Эльвира. Я не буду пить. 
Пeлeгрин. Вино превосходное. Нужно отдать должное французам... 
Эльвира. Никогда больше, Пелегрин, никогда! 
Пелегрин. Почему же? (Поднимает бокал.) Чокнемся, пока оно не пролилось! 
Эльвира не шевелится. 
В такую ночь опаснее пренебрегать вином, чем его пить. 
Эльвира. Как это? 
Пелегрин. Мне может показаться, что девушка чего-то боится. Но чего, буду думать я, чего? Мужчину это может натолкнуть на отчаянные мысли, а потом, в конце концов, раз ты все не пьешь, мужчина подумает, что те же мысли и у тебя в голове. 
Эльвира берет бокал. 
За наше здоровье! (Пьет.) 
Эльвира (смотрит в бокал). Почему мне все это снится? И часто. Я точно знаю, потом ты меня бросишь, ты поведешь себя как подлец. Я знаю, потому что все это уже было. Много лет тому назад. И все это прошло, прошло навсегда, и все-таки никак не кончится. Потом я выйду замуж за барона. Даже смешно, как мне все это знакомо, до мелочей - я лежу в спальне нашего замка, а он, добрый, славный, поднимается по лестнице, входит, смотрит на мое лицо, объятое сном, - в эту самую минуту!.. 
Входит матрос, несущий вахту. 
Матрос. Господин капитан! 
Пелегрин. Что тебе нужно, собака? 
Матрос. Там корвет! 
Пелегрин. Где? 
Матрос. Сзади по борту. 
Пелегрин. Ну и что же? 
Матрос. Мы без флага, они приняли нас за пиратов... 
Пелегрин. Может быть. 
Матрос. Они обстреляют нас, едва рассветет. 
Эльвира. Обстреляют? 
Пелегрин (опорожнив бокал и выбросив его за борт). Разумеется, они нас обстреляют. Порядок прежде всего. Чего ж им еще делать на этой земле... Поднять всех по тревоге, расставить по местам! Я сам буду на мостике, если дойдет до дела! 
Матрос. Слушаюсь. (Уходит.) 
Пелегрин. Пойдем в каюту, Эльвира. Да поможет нам луна тем, что спрячется в тучах. Нам не впервой уходить от них! 
Эльвира. Я не пойду в каюту, Пелегрин. 
Пелегрин. Но почему? 
Эльвира. Никогда больше, Пелегрин, никогда! 
Пелегрин. Что это значит? Я не понимаю... 
Эльвира. Я не пойду в каюту! Ни за что на свете! 
Пелегрин. Там лучше всего, поверь мне, всего спокойнее. Там ты найдешь ложе, единственное на всем корабле, а когда все будет позади, я разбужу тебя! 
Эльвира. А потом? 
Пелегрин. Здесь может быть опасно. Тебе не место на палубе! Я ведь знаю этих идиотов, пристроившихся по нашему курсу, - они свирепо завидуют чужой жизни, потому что у них нет своей собственной... 
Эльвира стоит неподвижно. 
Почему ты так пристально смотришь на меня? 
Эльвира. Я снова верю тебе, как тогда. 
Пелегрин. Веришь чему? 
Эльвира. Потом, когда я вспоминала об этой ночи, мне всегда казалось, что то была хитрость с твоей стороны, коварный план - эта каюта и все самый что ни на есть подлый расчет. 
Пелегрин. Нам нужно уйти, Эльвира, заклинаю тебя! 
Эльвира. О Пелегрин... 
Пелегрин. В каюте ты будешь надежно укрыта. И одна. 
Эльвира. Я ведь знаю, Пелегрин, что было в каюте семнадцать лет назад, когда кончилась стрельба... (Вскрикивает.) Боже мой! Что это за человек лежит здесь в оковах? 
Педро. Это я. 
Пелегрин. Педро?