Дитя любви
Ли поднял мою руку и поцеловал ее.
- Посмотрим, что простишь мне ты, моя очаровательная кузина, за мое непобедимое очарование!
Мы рассмеялись, и стало невозможным более обсуждать что-нибудь серьезно. Да и откуда нам было знать в тот момент, что политика страны сыграет в нашей жизни такую огромную роль?
Кристабель тем вечером блистала. В подаренном леди Летти платье она действительно была настоящей красавицей. Ей льстило сидеть с нами за одним столом, а я с интересом наблюдала, как под совместными усилиями Ли и Эдвина отступает внутренняя неуверенность - или что бы там ни было - и гаснет тлеющий уголек скрытой обиды. Ей хотелось показать, что она обладает большими познаниями в истории нашей страны, чем я, и поэтому она вновь вернула разговор к политике.
- Возможно, что король разведется со своей женой, женится снова, и у него родится сын? - предположила она.
- Никогда, - ответил Ли.
- Слишком ленив? - спросила Кристабель.
- Слишком добр, - возразил Эдвин. - Вы были представлены ему, мисс Конналт?
По ее губам быстро скользнула горькая усмешка.
- В моем положении, лорд Эверсли?
- Если бы вы когда-нибудь встретились с ним, - продолжал Эдвин, - то сразу бы заметили, какой он терпеливый человек. Сейчас мы свободно говорим о нем, а в правление других королей это могло оказаться очень опасным. Услышь он нас сейчас, он бы, несомненно, присоединился к обсуждению своего характера и даже сам бы обратил наше внимание на свои недостатки, и наше обсуждение лишь развлекло бы его, а не раздразнило. Он слишком умен, чтобы изображать из себя не то, что есть на самом деле. Не так ли?
- Полностью поддерживаю твои слова, - ответил Ли. - Когда-нибудь силу его ума оценят. Он ведет очень хитрую игру, кое-чему мы явились свидетелями во Франции. Король Франции уверен, что водит Карла за нос, а я бы сказал, что, скорее всего, все наоборот. Нет, пока Карл - наш король, мы будет преуспевать, и это касается всей нации. Вот почему мы сожалеем о том, что, имея столько сыновей, рожденных на стороне, чему не следовало бы случаться, и которые, кстати, только и делают, что облегчают казну, - при все этом он не смог произвести на свет ни одного сына, который стал бы наследником, и дать тем самым ответ на наболевший вопрос: "Кто будет следующим?".
- Давайте надеяться, что он будет жить еще очень долго, - сказала я, - и выпьем за здоровье короля!
- За здоровье Его Величества! - вскричал Ли, и мы подняли наши бокалы.
Карл постепенно начинал клевать носом, несмотря на отчаянные усилия продержаться. Мать возражала против того, чтобы ему позволяли пить столько вина, сколько он захочет, но отец сказал, что он должен научиться знать меру. Вот Карл и учился.
Кристабель, как и я, выпила совсем немножко, и причиной мягкого румянца ее щек и блеска в глазах явилось вовсе не вино. Я видела, что она с лихорадочным возбуждением наслаждается этим вечером, и мне стало очень ее жаль, ибо подобные вечера были не так уж необычны для нашей семьи. Мы всегда устраивали небольшой праздник, когда мои родители возвращались из дворца или когда я или Карл приезжали откуда-нибудь, где долго гостили. Какой же тоскливой была ее жизнь в мрачном доме священника! Кристабель была гораздо опытней меня в вопросах политики, но, казалось, беспокоилась, как бы мужчины не засомневались в этом.
- Это настоящий религиозный конфликт, - сказала она, - плюс, конечно, политика. Но здесь вопрос не столько в том, имеет ли Монмут право на трон или нет, сколько в том, позволим ли мы католику воцариться в нашей стране?
- Да, - сказал, улыбнувшись ей, Эдвин. - Яков - самый настоящий католик!
- Я слышал, - сказал Ли, нагнувшись вперед и понизив голос до шепота, будто Его Величество заигрывает с этой верой, но, помните, это не должно выйти за пределы этих стен!
Я взглянула на Карла: тот тихонько сопел над своей тарелкой, но Ли был очень безрассуден.
- Это только предположение, - быстро сказал Эдвин. - Король никогда не предаст своих подданных!
- Что он собирается делать? - спросила я. - Признает Монмута или все-таки позволит своему брату-католику занять трон?
- Надеюсь, что он выберет Монмута, - сказал Ли, - ибо случится восстание, если трон окажется в руках короля-католика. Народ не потерпит этого, костров Смитфилда еще не забыли!
- Но там были религиозные гонения с обеих сторон! - сказала Кристабель.
- Но кое-кто будет помнить Смитфилд, влияние Испании и угрозу инквизиции всегда, вот почему "старина Роули" просто обязан прожить еще лет двадцать! Ли поднял бокал. - Еще раз - за здравие Его Величества!
После чего мы перешли на Титуса Оутса, человека, который переполошил всю страну, раскрыв, как он его называл, Папистский заговор. Эдвин рассказал нам, что в свое время Оутс принял сан и получил небольшое содержание, пожертвованное ему герцогом Норфолком, потом у него возникли проблемы г законом, и Оутс вынужден был отойти от дел, после чего стал капелланом на флоте.
- Я уверен, он человек изворотливый, - продолжил Ли, - и раскрытие Папистского заговора сыграло ему на руку!
- Страна была готова к этому, - сказала Кристабель, - потому что народ всегда опасался того, что протестантизм может оказаться под угрозой. А герцог Йорк как наследник престола - и к тому же всякий знает, к чему лежит его сердце, - может послужить причиной народного гнева!
- Точно, - с восхищением улыбнувшись ей, подтвердил Эдвин, думаю, оценив ее ум и взгляды. - Заговор заключался в том, что между католиками якобы существует замысел с целью перебить всех протестантов, как это случилось во Франции в канун дня Святого Варфоломея, - убить короля и посадить его брата Якова на трон, и Оутс весьма в этом преуспел - гнев народный проснулся! Опасная ситуация!
- И клянусь, ни крупицы правды! - добавил Ли.
- Да, это все ерунда! - согласился Эдвин.
- Но ерунда опасная! - сказал Ли. - А теперь посмотрим, чего добился Оутс: пенсион в девять сотен фунтов в год и роскошные апартаменты в Уайтхолле, где он может проводить свое расследование!
- Но как ему это позволили? - воскликнула я.
- По желанию народа! - ответил Ли. - Вот так мудро он восстановил массы против католиков! Я слышал очень неприятные истории и пришел в ужас, когда узнал, что все это правда. Наш друг, сэр Джоселин Фринтон, глава семьи католиков, был арестован в собственном доме, обвинен и казнен!