Мадонна Семи Холмов

– Я должна знать, – сказала Лукреция. – Твой любовник – кардинал, да?
– Ты что, разбудила меня, чтобы сообщить то, что и так все знают?
– Значит, это правда! Джулия засмеялась.
– Только подумать! – Она села на постели и обхватила руками колени. – Ему пятьдесят восемь, а мне еще нет пятнадцати, и все-таки мы – любовники! Разве это не чудо? Кто бы мог предположить, что такой старик заставит меня в него влюбиться?
– Он такой, – торжественно объявила Лукреция, – он все может!
Это заявление заставило Джулию издать один из тех особых смешков, которые стали характерны для нее в последнее время.
– Это правда. И я счастлива.
Лукреция молча разглядывала Джулию, словно видела ее впервые, и силилась припомнить, какой же была ее подружка прежде, до того, как с ней приключилась эта невероятная история. А потом медленно произнесла:
– Если об этом узнает мадонна, она будет очень сердиться.
Джулия хихикнула снова, что показалось Лукреции крайней степенью безрассудства.
– Ты должна держать все это в секрете, – настаивала она. – Нам мадонна Адриана не очень нравится, но она порядочная женщина и не позволит такому твориться под крышей ее дома.
Джулия перестала смеяться и внимательно взглянула на Лукрецию.
– Ты простудишься, лезь ко мне в постель… Ты уже не ребенок, Лукреция, скоро тебе исполнится десять. И скоро у тебя появятся свои возлюбленные. Ну-ка, двигайся сюда, вот так-то лучше, правда? А теперь позволь мне сказать тебе следующее. Кардинал действительно мой возлюбленный. Он сказал, что я самая прекрасная женщина на свете. Женщина – понимаешь ли ты это слово, Лукреция? Но скоро мне придется выйти замуж за Орсино. Впрочем, кого Орсино волнует? Меня – нет. И кардинала тоже.
– Но о нем беспокоится мадонна Адриана!
– Да, естественно. Вот почему она так озабочена тем, чтобы кардинал был мною доволен. И моя семья также к этому стремится.
– Стремится?! Но почему, ведь ты же должна выйти замуж за Орсино?
– Верно, верно. И он – хорошая партия. Фарнезе и Орсини тогда объединятся, а это выгодно всем. За кардинала выйти замуж нельзя… Вот так-то.
– Если бы кардиналы могли жениться, отец женился бы на моей матери.
Джулия кивнула и, помолчав, добавила:
– Но не стоит жалеть Орсино. Его мать согласилась на то, чтобы я стала любовницей кардинала.
– Но она – хорошая женщина. И очень благочестивая… Лукреция, пришло время тебе оставить детские представления. Адриана до смерти рада, что кардинал в меня влюбился. Она помогает мне одеваться к его визитам, помогает мне наводить красоту. И знаешь, что она при этом говорит? Она все время твердит: «Не забудь, что ты скоро станешь супругой Орсино. Пусть кардинал поможет Орсино продвинуться, ведь он пользуется большим влиянием в Ватикане. Постарайся извлечь из этого максимальную пользу… для себя и для Орсино».
– Значит, ей нравится, что вы с моим отцом любовники?
– Да она вне себя от радости! И делает все, чтобы мы чувствовали себя как можно уютнее.
– И все равно ты скоро выйдешь за ее сына! Джулия вновь расхохоталась:
– Ах, ты еще так мало знаешь свет. Конечно, если бы я завязала интрижку с мальчиком-грумом… Да, тогда этому сразу же бы положили конец. Я впала бы в немилость, а он, бедняжечка, либо наткнулся темной ночью на меч, либо его бросили бы в Тибр с камнем на шее. Но мой возлюбленный – великий кардинал, а когда такой человек, как он, любит такую, как я, вокруг собираются все те, кто хочет получить от этой любви выгоды. Такова жизнь.
– Значит, Адриана при всей свой строгости и бесконечных молитвах – вовсе не такая уж порядочная женщина!
– Добро и зло, что это такое? Ты когда-нибудь думала над этим, а, Лукреция? Кардинал счастлив моей любовью, я счастлива быть его любовницей, семья Орсино и моя семья счастливы, ибо предвкушают выгоды от нашей любви. А Орсино? Он не в счет, но можно даже сказать, что счастлив и он: теперь он не обязан будет заниматься со мною любовью, поскольку – вот уж странное создание – он, по-моему, вовсе к этому и не стремится.
Лукреция молча обдумывала сказанное, и больше всего ее мысли занимала Адриана. Адриана, стоящая на коленях перед Мадонной с лампадой; Адриана, цедящая сквозь зубы: «Как бы ни было неприятно и трудно, следует исполнять свой долг»; Адриана, которая заставляла поверить, будто святые следят за каждым шагом и только ждут случая, чтобы подловить тебя на какой-то ошибке и непременно предъявить ее в Судный день… Добропорядочная женщина, которая ни за что не должна бы одобрять преступную любовь между пятидесятивосьмилетним кардиналом и юной девушкой, введенной в ее дом в качестве невесты сына, – и, тем не менее, поощрявшая эту любовь, потому что она могла принести почести и ей, и ее отпрыску!
Почести! Лукреция вдруг поняла, что некоторые слова и понятия означают совсем не то, что должны были бы значить.
Да, она действительно еще ребенок, слишком многое ей еще предстоит узнать. И ей захотелось как можно скорее уйти из детства, из того состояния, когда невинность была синонимом беспечной и даже греховной глупости.
Джулия вышла замуж за Орсино, свадьбу сыграли во дворце Борджа, и первым свидетелем, подписавшим брачный документ, был кардинал Родриго Борджа.
Новобрачные вернулись на холм Джордано, и жизнь пошла своим чередом. Кардинал частенько навещал дворец Орсини, и ни для кого не было секретом, что целью визитов были, в основном, встречи с любовницей.
Он также с радостью виделся с дочерью, он вообще с огромным удовольствием проводил время в компании обеих юных девушек.
Влияние Джулии на Лукрецию росло, она все больше и больше становилась похожей на старшую подружку. Джулия рассказывала ей о любви между нею и кардиналом и о многих других вещах. И Лукреция начала мечтать о тех временах, когда и у нее появится любовник.
Когда она узнала, что ее старший брат Педро Луис умер и теперь Джованни станет герцогом Гандийским и женится на девушке, выбранной в невесты Педро Луису, она мало опечалилась этим известием – единственное, что ее волновало: как воспримет новость Чезаре? Ведь наверняка он сам хотел бы стать герцогом Гандиа и жениться на невесте Педро Луиса.
Когда ей исполнилось одиннадцать, кардинал, прибывший по этому случаю во дворец, крепко обнял ее и сообщил, что нашел для нее подходящего жениха.
Он считал, что Лукреции надлежит выйти за испанца: кардинал верил в Испанию – Испания набирала все большую мощь и превращалась в первую державу мира, и предложить его дочери она могла гораздо больше, чем старушка Италия.
В женихи ей был избран дон Черубино Хуан де Сентельес, владелец Валь д'Айоры, что в Валенсии. Это была великолепная партия.
Поначалу Лукреция испугалась, но отец постарался успокоить ее заявлением, что, хотя брачный контракт уже составлен и вскорости будет подписан, он все устроит так, чтобы она еще год пожила в Риме.
Это ее успокоило – год казался юной Лукреции целой вечностью.
Теперь она могла с важностью обсуждать с Джулией свой предстоящий брак, и делала это с удовольствием, потому что будущее казалось ей таким далеким.
Она начала понимать жизнь, спокойно принимать особые отношения между отцом и Джулией, мириться с набожностью и грубой практичностью, уживавшимися в душе Адрианы.
Ибо такова была жизнь в том обществе, к которому по рождению принадлежала Лукреция.
Она познала многое, и детство кончилось.