Мадонна Семи Холмов
АЛЕКСАНДР VI
В течение последующего года Лукреция действительно заметно повзрослела, но, если бы в ее жизни не появилась Джулия и не просветила ее, она до сих пор оставалась бы ребенком.
Джулия была самой близкой подругой. Вместе они совершали вылазки во дворец кардинала, и Родриго забавлял и ласкал их обеих, благодарный Лукреции за то, что она привезла к нему Джулию, и Джулии – что та привезла с собой Лукрецию.
И с какой стати Лукреции было подвергать сомнению право кардинала на подобное поведение? Вот, например, недавно она, Джулия и Адриана были приглашены на свадьбу Франческетто Сибо, крупное событие, по случаю которого на всех семи холмах Рима были разожжены грандиозные костры. Все знали, что Франческетто – сын самого Иннокентия VIII, да Его Святейшество и не делал из этого тайны: он присутствовал на празднестве и по его приказу из всех фонтанов била не вода, а вино. К тому же невестой Франческетто была дочь великого Лоренцо де Медичи, так что не только римляне праздновали бракосочетание папского бастарда.
Вот почему Лукреция воспринимала условия, в которых она жила, как совершенно нормальные.
Теперь на холм Джордано перебрался и Гоффредо, и она была счастлива вновь встретиться с младшим братишкой. Он рыдал, расставаясь с матерью, но Ваноцца, хоть и грустила, все же была рада такому повороту событий: он означал, что Родриго действительно считал Гоффредо своим сыном.
В течение этого года Родриго пришел к мысли, что дон Черубино Хуан де Сентельес вряд ли составит его дочери подходящую партию – вероятно, на такое решение повлияла великолепная свадьба Франческетто Сибо. Да, Франческетто – сын самого Папы, но Иннокентий быстро сдавал, и кто знает, что произойдет в ближайшие месяцы? Нет! Он найдет для дочери более блестящего жениха.
Он бестрепетно аннулировал предыдущий контракт и заключил другой, более соответствовавший его планам, – с доном Гаспаро ди Прочида, графом Аверским. Дон Гаспаро был тесно связан с Арагонским домом, в то время правившим Неаполем.
Лукреция восприняла эти перемены совершенно спокойно: она не видела никого из претендентов в женихи, так что не испытывала по их поводу никаких чувств. Она унаследовала счастливую натуру Родриго и его уверенность в том, что все, что ни делается, – к лучшему.
И вот в августе 1492 года произошло событие, которое повлияло на всю ее дальнейшую жизнь. Лукреции тогда уже исполнилось двенадцать.
Иннокентий был при смерти, и Рим бурлил: всех волновал единственный вопрос – кто унаследует папский трон?
Один из претендентов твердо решил его получить. Родриго было уже шестьдесят, действовать следовало незамедлительно.
Куртуазный, очаровательный, мягкий на вид Родриго имел стальную сердцевину. Он был способен преодолеть любые препятствия. К сожалению, Папу выбирает конклав, и эти дни были для Родриго полны больших испытаний. Он не встречался ни со своей любовницей, ни с дочерью, но твердо знал, что мысли и надежды всех во дворце Орсини – с ним. Все они молились за то, чтобы следующим Папой стал он, Родриго.
Лукрецию трясло, как в лихорадке. Отец казался ей богоподобным: высокий, красивый, сильный, умный! Она не понимала, почему все так беспокоились. Неужели люди не понимают, что им следует сделать совершенно простую вещь: избрать своим Папой кардинала Родриго Борджа?
Она без конца говорила об этом с Джулией, которая пребывала в таком же волнении: одно дело быть возлюбленной самого богатого кардинала в Риме, и совсем другое – стать возлюбленной Папы Римского. Джулия разделяла и энтузиазм, и страхи Лукреции. Маленький Гоффредо хоть и не очень понимал, что происходит, но молился вместе с ними; Адриана с надеждой взирала в блистательное будущее: она сможет снять свой траурный наряд и перебраться вслед за невесткой в Ватикан, где займет приличествующее ей положение… Если Папой изберут Родриго.
В тот август в Риме стояла ужасная жара. На конклав каждый в своих носилках – прибыли все великие кардиналы. На прилегающих к Ватикану улицах собрались толпы людей, они горячо спорили о том, кто же станет избранником.
Поначалу шансы Родриго оценивались не очень высоко.
Соперников у него хватало, поскольку в те времена Италия была разделена на множество мелких государств и герцогств, постоянно враждовавших между собой. Иннокентий был слабым Папой, но он, к счастью, следовал советам своего великого союзника Лоренцо де Медичи, и, в основном, благодаря этому полуостров переживал относительно мирный период. Но Лоренцо умер, и начались неприятности.
Лудовико Сфорца, регент Милана, и Ферранте Арагонский, неаполитанский король, были непримиримыми врагами, и их вражда грозила ввергнуть Италию в войну. Поводом для этого был тот факт, что на самом деле наследником миланского трона являлся Джиан Галеаццо, племянник Лудовико, но Лудовико держал его в заточении, а себя назначил регентом. Мотивировал он тем, что молодой герцог вряд ли годится для управления страной: его душевное и физическое здоровье было изрядно подорвано пирушками и дебошами, инициатором которых был сам Лудовико. Однако Джиан все же успел жениться на энергичной неаполитанской принцессе Изабелле Арагонской, которая приходилась Ферранте внучкой. Таким образом между Неаполем и Миланом возникли серьезные трения.
Но и Неаполь, и Милан боялись вторжения на их территорию французов, потому что Франция объявила свои претензии на их территории – на Неаполь через Анжуйский дом, на Милан – через Орлеанский.
Поэтому и для Лудовико, и для Ферранте было важно иметь своего Папу, того, кто станет отстаивать их интересы.
Соперничество было жестоким. Милан надеялся на победу Асканио Сфорца, брата Лудовико. Ферранте поддерживал Джулиано делла Ровере.
Умный лис Родриго выжидал.
Он знал, что Асканио ему бояться нечего, поскольку тому было всего тридцать восемь лет, и его избрание означало крушение надежд для абсолютно всех кардиналов. Если изберут такого молодого человека, то вряд ли в ближайшие десятилетия состоится еще один конклав – если, конечно, Асканио не постигнет внезапная смерть. К тому же итальянцы считали миланского регента обыкновенным узурпатором.
Что же касается делла Ровере, то с ним Дело обстояло иначе. Его вполне могли избрать, но благодаря своему острому языку он нажил себе множество врагов. Впрочем, и сторонников у него также было немало.
Фаворитом считался восьмидесятилетний португальский кардинал Коста: в те времена предпочитали выбирать старика, который вряд ли заставил бы участников конклава долго ожидать своей очереди. Если изберут кардинала Косту, это будет меньшей проблемой, чем избрание делла Ровере или – сохрани Господь – Асканио Сфорца.
Но Родриго твердо решил, что на этот раз изберут именно его.
В числе кандидатов был также кардинал Оливеро Карафа, которого поддерживал Асканио – Асканио понимал, что молодость оставляет ему мало надежд, а Карафа был врагом Ферранте.
Еще один кандидат – Родриго Борджа – вряд ли имел большие шансы, но Родриго умел выжидать.
Он был самым богатым из кардиналов, и прекрасно понимал, что это значило. Маленькая взятка здесь, большая – там, обещания злата и серебра, намек на то, что столь обеспеченный человек в состоянии заплатить за голоса – и, кто знает, вполне возможно, что, пока остальные дерутся, он тихонько проберется на престол.
Кардиналы собрались в закрытом помещении, и конклав начался. Родриго очень волновался, но с успехом скрывал свои чувства. Во время утренней мессы и причастия он лихорадочно размышлял над тем, как заполучить необходимые голоса. Задача казалась ему невыполнимой, но по дороге в Сикстинскую капеллу, которая уже была подготовлена к событию – на алтаре и перед каждым из кардинальских тронов зажгли свечи, – он казался совершенно спокойным. Он окинул взглядом коллег в лиловых мантиях и белых крахмальных воротниках и понял, что ни в одном из них огонь амбиций не горит так яростно, как в нем. Он должен победить!