Счастье и тайна

— Как поживаете? — произнес он.
— Спасибо, хорошо.
— Я, наверное, должен поздравить вас.
— Ах, пожалуйста, не надо, если вам этого не хочется.
Он немного удивился, а я не удержалась:
— Мы уже встречались, кажется.
— Я уверен, что мы видимся впервые.
— Может быть, вы сами не знали об этом?
— Если бы мы встречались, я наверняка запомнил бы.
Я постаралась улыбнуться в ответ. Он был озадачен:
— Скорее всего, вас просто сбило с толку фамильное сходство с Рокуэллами. В этих краях часто встречаются похожие люди.
Мне показалось, что этим он намекал на любвеобильность своих предков, и, посчитав это неприличным, я отвернулась.
К счастью, в этот момент приехал доктор Смит с дочерью, и я смогла избежать дальнейшей беседы.
Доктора уже можно было считать другом. Он подошел ко мне и тепло поздоровался. Я была рада ему, но тут и я, и, как мне показалось, все в комнате невольно обратили внимание на девушку, сопровождавшую его.
Дамарис Смит — мне не приходилось видеть более прекрасного существа. Она была среднего роста, темноволосая — волосы у нее были гладкие и шелковистые, черные до синевы — как вороново крыло. Глаза — черные, удлиненные и томные, кожа оливкового оттенка; лицо было совершенно правильной овальной формы; губы — изящно очерченные, но чувственные; белоснежные зубы, нос слегка с горбинкой, что придавало ей достоинства и было очень к лицу. Но не только ее лицо приковывало внимание, но и ее стройная гибкая фигура. Все ее движения были исполнены грации. От нее нельзя было оторвать глаз. Она, как и я, была в белом. На ее осиной талии был золотой поясок, в ушах — золотые креольские серьги.
Когда она вошла — все замолчали. Это была дань ее красоте.
Я спрашивала себя: «Почему же Габриел женился на мне, когда совсем рядом обитала такая богиня»?
Эффект, произведенный ее появлением, был очевиден. Отец, по всему было видно, обожал ее — он не спускал с нее глаз. Люк был не таким безразличным, как всегда; Саймон Редверз о чем-то размышлял, глядя на нее. Я его определенно терпеть не могла: он принадлежал к тому типу мужчин, которых я не выносила. Такой человек обычно презирает чувствительность, он до крайности практичен, лишен воображения и думает, что все так же расчетливо относятся к жизни; в нем было много мужского. Это была сильная личность, и так же, как красота Дамарис была по-женски обольстительна, так и его мужское начало производило на всех сильное впечатление.
Сэр Мэтью был явно очарован Дамарис, хотя, казалось, ему нравились все женщины. Во время обеда он поочередно уделял внимание то мне, то ей.
Я никогда не могла разобраться, какая она — Дамарис; она была очень спокойна, мило всем улыбалась и не прилагала никаких усилий, чтобы привлечь к себе внимание. Да в этом и не было необходимости. Она производила впечатление невинной девочки. Но что-то подсказывало мне, что это спокойное ровное безразличие было только маской.
Так как обед был в нашу честь, то выпили за наше с Габриелом здоровье. Кроме членов семьи, здесь еще были Смиты, Саймон Редверз, викарий с женой и двое местных, скорее соседей, нежели друзей.
Меня спросили, как мне понравился дом и окрестности, а Саймон Редверз поинтересовался, чем отличаются эти места от тех, из которых приехала я. Я ответила, что за исключением лет, проведенных в школе, я жила так же близко к торфяникам, как и здесь, так что разница была небольшая. Когда я к нему обращалась, в моем голосе сквозила резкость; заметив это, он удивился.
За обедом он сидел рядом со мной. Один раз он наклонился ко мне и сказал:
— Вам надо будет заказать ваш портрет, чтобы повесить его в галерее.
— Разве это так уж необходимо?
— Ну конечно. Вы же видели галерею? Все хозяева Керкленд Ревелз уже запечатлены, и их портреты висят рядом с портретами их жен.
— Времени впереди еще достаточно.
— Вы будете хорошей натурой.
— Благодарю вас.
— Гордая, сильная, решительная…
— Вы умеете угадывать характер?
— Когда он виден — да.
— А я и не подозревала, что у меня все написано на лице.
Он засмеялся.
— Это даже странно. Вы ведь так молоды. Согласитесь, что с возрастом судьба или жизненный опыт… назовите это как хотите… подобно коварному художнику, накладывает на лицо штрихи, выдающие суть человека. — Его взгляд заскользил вдоль стола. Я не стала следить за его взглядом, а уставилась в свою тарелку. Он вел себя слишком откровенно, и мне хотелось дать ему это понять… — Вы, кажется, сомневаетесь в моих словах? — настаивал он.
— Да нет, я думаю, что все так и есть, но не слишком ли это назойливо и в некоторых случаях неуместно — проверять свои теории на присутствующих?
— Вы скоро поймете, что я просто йоркширец, а йоркширцы, как известно, не отличаются тактом.
— Зачем говорить о будущем? Кое-что я уже поняла и теперь.
Опять его губы тронула улыбка. Она показалась мне отвратительной. Ему нравилось препираться со мной, потому что я была достойным противником. Он мог считать меня охотницей за состоянием, но не глупышкой. Эта мысль приносила мне удовлетворение. Я пришла к выводу, что помимо его воли я ему чем-то нравлюсь. Может быть, тем, что, как он считал, я поставила себе задачу: поймать Габриела в свои сети и достигла цели. В нем была беспощадность, для которой удачливость всегда привлекательна.
Слова вылетели у меня сами собой:
— Вы ведь кузен Габриела, или двоюродный кузен, не так ли? Как же вы на него не похожи! Вы просто его противоположность!
Он опять посмотрел на меня холодно и оценивающе. Я всячески показывала ему, что он мне не нравится, а он давал понять, что его-то уж не так легко поймать на крючок, как Габриела. Будто мне это было нужно. Или будто в нашей женитьбе действительно была какая-то корысть!..
— Кстати о лицах, — продолжал он. — Вы ведь уже осмотрели галерею. Какое обширное поле для удивительных открытий тех, кто знает толк в физиогномике! Посмотрите там на старого сэра Джона. Он воевал за своего короля, вызывая ярость Кромвеля. Из-за него мы потеряли на какое-то время Ревелз. У него просто на лице написано, что он упрямый идеалист. Потом еще сэр Люк — игрок, почти проигравший наше наследство. И еще один Люк и Джон… самоубийцы. Если всмотреться в их лица, то увидите — на них написана их судьба. Вот хотя бы Люк. У него слабохарактерный рот. Так и представляешь себе, как, устав от ударов судьбы и стоя на балконе западного крыла, он вдруг… туда…
В этот момент я вдруг поняла, что все за столом замолчали и прислушиваются к нашему разговору.
Сэр Мэтью наклонился вперед и похлопал меня по руке.
— Не слушайте моего кузена, — сказал он. — Он рассказывает вам только о наших бесславных предках. Саймон злится: он ведь тоже Рокуэлл по женской линии родства, но ему не видать Ревелз как своих ушей.
Я заметила, как глаза у Саймона загадочно блеснули, и сказала:
— Осмелюсь сказать, у вас ведь свое прекрасное поместье.
— Келли Гранж! — сэр Мэтью произнес это почти с презрением. — Семейство Редверз всегда завидовали нашему Ревелз. — Он указал на Саймона. — Его дед женился на одной из моих сестер, но она никак не хотела жить вдали от Ревелз. Она все время наезжала сюда — сначала со своим первым сыном, потом с внуком. Кстати, что-то мы последнее время не так часто тебя здесь видим, Саймон?
— Постараюсь исправиться, — заметил Саймон и насмешливо улыбнулся, глядя на меня.
Послышалось басовитое похохатывание сэра Мэтью, при этом викарий с женой, казалось, были шокированы.
Итак, наш разговор продолжался, и несмотря на свою неприязнь к соседу по столу, мне было немного жаль, когда обед закончился. Я наслаждалась борьбой, мне нравилось воевать с ним — хотя бы на словах. Я пришла к выводу, что мне особенно неприятны люди, которые критически судят обо всем, не зная истинного положения дел. Именно к такому типу людей я с уверенностью отнесла и Саймона Редверза.
После обеда женщины удалились в гостиную, а я попыталась поближе познакомиться с Дамарис. Но это оказалось делом нелегким. Казалось, приятная в общении, она была очень замкнута и даже не пыталась поддерживать разговор, так что я решила, что за этим прекрасным лицом скрывается душевная пустота, и была рада, когда мужчины присоединились к нам. Саймон Редверз ни на шаг не отставал от Дамарис, к неимоверной досаде Люка. А я с радостью переключилась на разговор с викарием, который рассказал мне о том, как в поместье Ревелз устраивались ежегодные церковные приемы гостей в саду и о том, как они с женой хотели бы организовать постановку средневековой мистерии или историческую инсценировку в развалинах монастыря накануне праздника летнего солнцестояния. Он надеялся, что я поддержу его усилия, и я пообещала с радостью сделать все, что смогу.