Век любви и шоколада (ЛП)

— Тем не менее, я это делаю. Согласно нью-йоркскому законодательству я твой опекун, а значит, могу запрещать тебе все что угодно. И если ты нарушишь запрет, я переговорю с родителями Пирса, а если он попытается сделать с тобой хоть что-нибудь, выдвину против него обвинения. Ты же знаешь, что изнасилование карается законом?
— Ты этого не сделаешь!
— Сделаю, Нетти. Не пытайся это проверить. — Говоря это, я чувствовала себя нелепо.
Нетти заплакала.
— Почему ты стала такой злобной?
— Я не хочу такой быть. Мне нужно тебя защитить.
— Защитить от чего? От друзей? От жизни? А ты знаешь, что в школе у меня их нет? Я, типа, урод. Пирс мой единственный друг.
Я посмотрела на свою сестру и поняла, что не имею представления, что с ней происходит.
— Нетти, послушай. Нам нужно подготовиться к сегодняшнему вечеру. Поговорим об этом позже. Жаль, что я не смогла прийти пораньше. Мне правда хочется знать, что происходит в твоей жизни.
Нетти кивнула. Она ушла в свою комнату, а я в свою. Времени принять душ уже не было.
На открытие стилисты подобрали мне девственно-белое платье, плотно прилегающее к коже, сотканное из шелка и шерсти. Оно было с глубоким вырезом на спине в форме буквы V, стороны которой соединяли ремешки. Одежда не оставляла простора воображению. Мне сказали, что цвет символизирует невинность, а платье сообщит всем, что «Темная комната» самое захватывающее место в Нью-Йорке. Лично мне платье говорило только одно: я голая.
Я пригладила волосы, накрасила губы алой помадой и подвела темным карандашом глаза, натянула туфли с ремешками — выбор Скарлет, и направилась в комнату Нетти.
Нетти лежала в постели укрывшись с головой.
— Анни, я плохо себя чувствую.
— Готовься. Машина подъедет через две минуты, а ты моя предполагаемая напарница.
Она высунула голову.
— Ох, ты выглядишь замечательно.
— Спасибо, конечно, но правда, Нетти, тебе надо поторопиться. Я не могу опоздать.
Нетти не шевелилась.
— Если ты так делаешь из-за обиды на меня, то уж очень по-детски.
— Я и есть ребенок. Не ты ли так сказала? — Я начала стягивать с нее одеяло, но она вцепилась в него, усложняя мне задачу.
— Пожалуйста, Нетти. Пойдем.
— Не хочу.
— А я хочу видеть тебя там.
— Ты не хочешь, чтобы я здесь оставалась. Что, не так? Теперь я должна быть на виду? Твоя покорная маленькая сестренка? С твоим клубом у меня ничего общего, так пускай так все и останется.
На уговоры у меня времени не было.
— Отлично. Не ходи. — Я ушла.
***
Крыльцо клуба уже было забито людьми. Фотографы и журналисты выстроились вдоль красной ковровой дорожки в ожидании ВИП-гостей. СМИ спланировали внезапную атаку. Сейчас мы могли оценить реальное количество посетителей. Один из журналистов окликнул меня.
— Аня Баланчина! У вас найдется минутка для интервью Нью-Йорк Дэйли?
После разговора с Нетти я была в отвратительном настроении, и ни о каких интервью и речи быть не могло. Но раз я взрослая, значит, должна заниматься тем, чем не хочу. Я стряхнула плохое настроение, улыбнулась и направилась к репортеру.
— Это фантастика! — репортер пылал энтузиазмом. — Оглушительный успех! Каково это быть девушкой, в одиночку вернувшей в Нью-Йорк шоколад?
— Я вас поправлю: не шоколад как таковой. Какао. Какао это...
Репортер прервал меня.
— За два коротких года вы выросли из известнейшего подростка города во владелицу клуба с самой дерзкой фишкой за последние десять лет. Как вам это удалось?
— Давайте вернемся к предыдущему вопросы. Я не могу не упомянуть, что в бизнес я пришла с кое-кем, благодаря чьей помощи мы собрались здесь. Тео Маркес и Чарльз Делакруа оба этому поспособствовали. — Тео находился внутри, но Чарльз Делакруа стоял у подножия крыльца. Он беседовал с другой группой репортеров. Что ж, в этом он опытнее меня.
Хоть этот альянс стоил мне отношений с Вином, мистер Делакруа оказался подходящей кандидатурой на роль моего партнера. Он знал в городе каждую собаку и знал, как работает правительство. Мои надежды на то, что люди поверят в его слова о законности нашего предприятия, оправдались.
— Любопытно, — заметил репортер. — Делакруа был вашим верным врагом, а теперь, кажется, станет еще более верным союзником.
Я воспользовалась советом мистера Делакруа направить разговор в нужное мне русло.
— Как-нибудь вы попробуете напиток от Тео Маркеса и поймете, что самый мой верный союзник — какао, — выкрутилась я. Я ответила еще на несколько вопросов и поблагодарила журналиста за уделенное им время.
Зайдя внутрь, я вихрем промчалась к сидящим на своих местах врачам. Люстры светили. Большая толпа разгорячилась. Потолочные вентиляторы охлаждали помещение и распространяли нежный меланхоличный аромат шоколада — точнее какао — из зала в зал. Впервые в моей жизни все гармонировало с миром.
Я зашла в свой кабинет. Последние двадцать четыре часа я не спала, и уже намеревалась было вздремнуть, как ко мне заглянул мистер Делакруа.
Миг он рассматривал меня.
— Очень сонная. Встряхнись же, Аня Баланчина. Наши двери распахнуты целых десять минут. Нам предстоит еще многое сделать и многое рассмотреть.
— Что, например?
Он протянул мне руку, помогая встать с кресла. Я прошествовала за ним до окна, из которого открывался вид на восточное крыльцо клуба.
Он раздернул бархатные занавески.
Каждую ступень крыльца заполонили тела. Цепочка желающих попасть внутрь растянулась до тротуара. Конца и края ей не было видно.
— Они ведь даже не попробовали, — прошептала я.
— Это не проблема.
Мистер Делакруа улыбнулся, что само по себе было редким явлением. От улыбки он стал похож на своего сына и я не могла не пожелать, чтобы Вин тоже был здесь.
Он отошел от окна.
— Ты дашь им то, чего они были лишены. Они
хотят этого. Таким вот скромным образом ты объединяешь людей. Давным-давно я тоже хотел добиться того же самого. — Он помолчал. — Вероятно, не мне об этом говорить, но я уверен, что твои родители гордились бы тобой.
— Как вы можете быть в этом уверены? На основании чего сделали такой вывод?
Он посмеялся надо мной.
— О, так у тебя никогда не бывало таких славных моментов? В каждой бочке затычка. Ты будешь терзаться.
— Прошу. Мне приятно знать. Вы говорите исключительно под своим углом зрения, а где же разъяснения по поводу теоретической родительской гордости? Или это всего лишь лапша на уши? Такая же, которой напутствуют мелкие чиновники на церемонии перерезания ленты? — От недосыпа я стала раздражительной, и мой ответ прозвучал жестче, чем должен был.
— Тут я должен оскорбиться, — он приподнял бровь. — Так-с, доказательство гордости погибших родителей. Надо подумать. Твоя мать была же полицейской, верно?
Я кивнула.
— Она бы гордилась тем, что ты придумала, как сделать бизнес твоего отца законным. Не слишком притянуто за уши?
— Не факт, что ей понравилось бы мое преклонение перед буквой закона.
Он продолжил.
— А твой отец? На исходе жизни он пытался направить «Шоколад Баланчина» в новую эру, так? И из-за это русские убили его. Ты же только вышла из средней школы и уже совершила то, чего не мог отец. И без кровопролития.
— Это пока что без кровопролития.
— У тебя приподнятое настроение. В любом случае, я считаю, что представил достаточно доказательств того, что твои родители порадовались бы вместе с тобой, коллега. — Он протянул мне руку и я пожала ее.
***
Стаканы разбиты. Напитки разлиты. Нечаянный взмах руки. В туалете рыдают девушки. Мужчины и женщины уходят с другими парами. Мы помчались за какао — нужно-таки увеличить поставки — и это при условии того, что внутрь попала только половина желающих. Здесь было грязно и шумно. Я полюбила это местечко больше, чем смела надеяться.
Маленькое чудо: я, которая всегда была беспокойной, беспокоиться перестала. Это свершилось ближе к рассвету. Люси потянула меня на танцпол, где уже отплясывала стайка работающих здесь девушек. Мне они нравились, хоть и были мои сотрудницами, а не подружками. (А своей закадычной подруги я не видела — она ушла рано, поцеловав меня в щеку и бормоча извинения по поводу няни Феликса.)