Мозаика странной войны

Но ничего не изменилось.
После того, как туман развеялся, оказалось, что равнина покрыта густым лесом с ред­ки­ми прожилками рек.
– Интересно… – пробормотал в микрофон Бухгалтер.
Вскоре в сплошной шерсти леса появились проплешины, на горизонте показались и че­рез мгновение промелькнули под брюхом штурмовика невысокие холмы, затем лес сменился степью с редкими пятнами болот и солончаков, затем показалось море, и Пилот, выругавшись, толк­нул перчатку управления от себя-вверх, одновременно поднимая и разгоняя машину.
Из стратосферы Земля выглядела все так же мирно и идиллически, и ни один след че­ло­ве­ческого присутствия не осквернял ее зелено-голубого лика.
– Бывает, – утешительно пробурчал Бухгалтер, но слегка перестарался с иронией.
Пилот хотел выругаться еще раз – но прикусил язык. В конце концов, они были един­ствен­ными людьми на десятки тысяч километров вокруг… впрочем, с таким же успехом мож­но было заявить – на сотни световых лет. Если жизнь не возникла на этой Земле – то вряд ли она проявилась бы и на здешнем Марсе.
– Сядем? – полувопросительно-полуутвердительно сказал Бухгалтер.
Пилот пожал плечами – молча. Сядем так сядем.
Штурмовики мягко опустились на берег лесного озера, Пилот запустил пару зондов – “пус­то… пусто… пусто… пусто….”, сделал все необходимые анализы – “кислород… азот… угле­кислый газ… аммиака нет [7]… радиации нет…бактерий нет…” – и осторожно приоткрыл люк.
Избыток кислорода резанул легкие.
“Ну естественно, – подумал Пилот. – Дышать-то некому…”
В воздухе – только легкий растительный аромат – то ли хвоя, то ли лесные травы.
“…И вонять, соответственно, тоже некому…” – продолжил он мысль с легкой грустью.
При других обстоятельствах этот мир мог быть прекрасным и безопасным курор­том… если бы неизвестный Враг не уничтожал методично линию за линией тех, кто мог бы стать потенциальными посетителями этого курорта.
– Как здесь легко дышится! – Бухгалтер, осмелев, тоже снял шлем и с шумом втягивал в се­бя свежий лесной воздух. – Надо будет обязательно сюда вернуться.
– Ну-ну. - Пилот ухмыльнулся.
– А что?
– Да так, ничего.
– Ты по поводу “вернуться”?
– Да нет, – Пилот откровенно заулыбался. – Я по поводу “сюда”.
– А что?
– А то, что или сюда Враг доберется – и сделает из этого мира пожарище…
– А если не доберется?
– Тогда бактерии, которые мы с тобой сейчас выдохнули, сделают из него Лондон три­над­цатого века.
– А что такого примечательного было в… – Бухгалтер осекся и поспешно защелкнул све­тофильтр шлема. Он вспомнил.
Лондон тринадцатого века был одной большой сплошной и незаживающей язвой.
Чума.
Трупы и скелеты валялись прямо на улицах, поскольку местный аналог эпи­де­ми­оло­ги­чес­кой службы (люди в пропитанных дегтем костюмах, с длинными железными крючьями в руках, чьей обязанностью было не лечить – а хотя бы уволакивать трупы в ямы с известью) вы­дер­жи­вал очень недолго. Они не дезертировали – они просто падали рядом с трупами.
Хищные твари развитого человечества, прошедшие огонь, кипяченую воду и пени­цил­лин, пусть даже неразличимые глазом, очень быстро сделали бы из этого беззащитного мира по­мойную яму.
Впрочем, почему “сделали бы”? Достаточно было одного выдоха, а оба пилота на­хо­ди­лись здесь уже несколько минут.
Пилот небрежно сбросил на траву скафандр, разделся и с шумом прыгнул в темную во­ду озера, проплыл три десятка метров под водой, высунулся у противоположного берега и по­ма­хал застывшему Бухгалтеру рукой.
– Давай сюда! – выкрикнул он, отфыркиваясь. – Вода отличная!
– Варвар ты! – горестно бросил Бухгалтер. – Убить такой мир!
– Но ведь уже не поможешь, правда?
– Правда.
– Ну так и не мучайся сомнениями. А то еще о совести вспомнишь – был, говорят, когда-то у гомо габилис [8] такой орган – уже тогда рудиментарный…
– Тьфу!
Пилот снова нырнул, затем прошелся кролем пару кругов по периметру озера и, отря­хи­ваясь, как зверь, вышел на берег. Бухгалтер, вздохнув, тоже искупался, голым порыскал по ле­су, обсыхая – ни комар, ни мошка не заинтересовались потенциальной добычей, и с мрачным ви­дом натянув скафандр, так же мрачно залез в кабину.
“Простите меня…. лес… озеро… мир… – мысленно произнес он, подготавливая про­грам­му Перехода. – Простите своего убийцу”.
Он стартовал и через мгновение волна мути, боли и слепоты снова захлестнула его со­зна­ние.
Следующий миры они договорились исследовать раздельно – Бухгалтер мотивировал это тем, что он уже понял, как это делается, справится и сам, а эффективность рейда таким об­ра­зом повысится вдвое… но Пилот вполне обоснованно подозревал иное…
Эпизод 9.
Под копытами перестало чавкать, лошади довольно зафыркали и сразу прибавили ходу. Прав­да, вместо грязи появилась пыль, но ветер относил ее в сторону и оба всадника за­улы­ба­лись.
Ветер был свежим, болото вместе с неистребимым гнилостным запахом осталось по­за­ди, и поездка из необходимой стала просто приятной.
На горизонте привычно вздымался замок, несколько золотистых пшеничных полей ле­жа­ли чуть в стороне, старательно прикрытые лесополосами, и где-то в прозрачной синеве неба зве­нел жаворонок.
Жеребец всадника – крупный, красивый, сверкающий чернотой зверь – заржал, и тре­бо­ва­тельно завертел хвостом, выразительно поглядывая на замок. Человек засмеялся.
– Что, не терпится?
Второй всадник – вернее, всадница, – на стройной длинноногой кобылке, тоже улыб­ну­лась.
– Ну что, мой господин? – голос женщины напоминал перезвоны серебряного ксило­фо­на и звучал, казалось, и после того, как она замолкла. – Не устроить ли снова соревнования? Я смут­но припоминаю, в прошлый раз приз оказался заманчивым?
– Да уж! - Всадник ухмыльнулся.
– Так как?
– Ты не устала?
Женщина фыркнула – совсем, как ее кобылица, и снова улыбнулась.
– Тогда – вперед! Йоооохоооо!
Жеребец его сорвался с места, словно выпущенный из пращи, и с ходу перейдя в галоп, ото­рвался сразу метров на пятьдесят от кобылицы.
– Негодяй! – голос женщины зазвенел от притворного возмущения, оскорбленно за­ржа­ла кобылица и необычайно длинным прыжком преодолела чуть ли не половину разделяющий их дистанции. Со стороны казалось, что лошадь взлетела в воздух.
Передний всадник оглянулся, пригнулся еще сильнее и слегка коснулся боков коня шпо­ра­ми – тот протестующе всхрапнул, мотнул головой, и помчался с таким грохотом, что с ближ­них кустов посыпались листья.
Кобылица скакала изящнее, длинными прыжками, расстояние между ними мало-помалу со­кращалось, всадник оглянулся, оскалил зубы и слегка повернул влево. Увлеченная погоней жен­щина этот маневр прозевала… и была сильно удивлена, когда хвост жеребца черной мол­ни­ей сверкнул в воздухе и вместе с его обладателем оказался на другом берегу ручья.
Кобыла с размаху влетела в холодную воду, с диким ржанием завертелась волчком, и та­ким же длинным прыжком выскочила на противоположный берег – потеряв на этом все те же пять­десят метров.
Всадник поджидал их у ворот замка, распаленный жеребец похрапывал и старательно ими­тировал желание укусить кого-нибудь, но когда обиженная на всех кобылка вцепилась ему в шею, только фыркнул – почти засмеялся.
Зато уж всадник смеялся в открытую. Действительно, промокшая и пропыленная хозяйка зам­ка, со сбитой на затылок шляпой, с водорослями, запутавшимися в волосах – представляла со­бой зрелище одновременно смешное – но и… Именно такой она ему больше всего и нра­ви­лась – разъяренной, горячей, мокрой! – и прекрасной.
Впрочем, прекрасной она была всегда. 
Рыцари из окрестных замков когда-то устраивали жуткие побоища за право поднять оброненный ею платочек, крестьяне устраивали праздник каждый раз, когда юная леди пока­зы­ва­лась в деревне, розы вяли от зависти, и местный единорог как-то вышел из глухой чащи, где он обыч­но отлеживался, и осторожно прикоснулся носом к ее протянутой руке…