За горизонт (СИ)

Хотя нет, плавает — известно что, известно где. А наш крейсер пойдет.
Под протестующее Мухино рычание, увожу молодёжь в номер. Надо им слегка перья почистить, перед визитом за документами. А мне лишних десять минут, над вопросом идентификации себя любимого поразмыслить.
— Готовы? С богом, — под отзвуки шагов в пустой громаде цеха, топаем к офису.
В офисе моё семейство пропускают через кабинку, в которой с нас делают фото.
— Имена, фамилии, какие вписывать будем? Ник придумал?
— Имена старые. Мою фамилию всем троим. Ники одинаковые с кем–то возможны?
— Нет. Если хочешь, прикинь на компе, что свободно по никам, — Руслан кивает на комп у входа.
Хм, как интересно, не более двух слов, написание исключительно латинским шрифтом. Если ник уже занят, поле него следует номер.
Поозоруем немного. Стучу по клаве — «Pidorok». Ахренеть, свободны номера от третьего и дальше.
— Хорош прикалываться. Смена кончается через полчаса, — с нотками явного недовольства в голосе Руслан пресекает мои эксперименты.
А вот так попробуем — «ingeniero». Во, ништяк — эсперанто тут не в моде. Всего два слова на эсперанто знаю, а пригодилось.
Буду — Den ingeniero.
— Руслан, готово, — откидываюсь на спинку стула. Вроде ни о чём вопрос, а как будто три километра пробежал, причем все три в гору.
— Это на португальском? — стуча по клавишам, интересуется Руслан.
— Нет. Это эсперанто — язык интеллектуальных меньшинств.
— Держи, интеллектуал, — Руслан дует на зажатые в руках куски пластика. Получаю на руки три горячие, пластиковые карточки. С одной стороны наши фотокарточки, имена, сегодняшнее число и восьмизначный номер, с обратной знак «Архитектора вселенной» и цветной штрих код по граням пирамиды.
— Ваши документы — «Ай–Ди», если по–простому. Фото временные. ТАМ новые сделаете, когда лица в норму придут. Карточки не тонут, выдерживают температуру 230 градусов, подделать их практически невозможно. Кроме того, Ай–Ди, одновременно являются вашим платёжным средством — аналог банковской карты, на них зачисляют средства и с них же производится оплата.
— Скоро твоё время, собирайся, — прерывает коллегу явно уставшая за смену Татьяна.
Нам собраться, только подпоясаться, укладываюсь в полчаса, даже успеваем разогреть в микроволновке и доесть на четверых вчерашний плов.
На месте парковки машин геологов, ползает уборочная машинка, из крайнего номера выносят кипу постельного белья. Порядок тут, однако. Молчаливые уборщики уже ждут, когда мы освободим помещение.
— Экипаж, в машину, — подсаживаю мелочь в кабину.
Хм, что с собаками делает животворящий кусок сырой баранины, сожранный на ужин — Муха запрыгивает в кабину, едва я открываю правую дверь. Чувствуется мощь в собаке.
Холодный мотор чихает солидным облаком дыма, секунд через десять под крышей заводят свою прощальную песню вытяжные вентиляторы. Ворота с печальным скрежетом откатываются в сторону, намекая — пора ехать. Закладываю дугу в проём ворот.
— Направо по диагонали, — незнакомый голос, из громкоговорителей, напутствует в дальнюю дорогу. Не Татьянин голос, и не Руслана, видимо другая смена заступила.
Подруливаю к указанным воротам. Над воротами, красный свет сменяется зелёным, створки ворот уже гостеприимно раскрыты.
— Посмотрите на солнышко, — детям передалась меланхолия моего настроения.
Все вместе щуримся на диск холодного, осеннего солнца, периодически ныряющего в тяжелые облака. Мир вокруг блекнет и теряет краски: серый бетон дорожного покрытия, темно–коричневые стены старых фабричных корпусов, свинцовое питерское небо и полумгла за открытыми воротами. Где–то совсем рядом басовито гудит тепловоз, и стучат на стыках рельсов вагоны, наводя на мысли о том, что снабжение за «ленточкой» осуществляется не только автотранспортом.
Перед смертью не надышишься, последний шаг делать все равно придется. Закрываясь, створки ворот тушат последние, пусть и минорные, но такие родные краски этого мира. Вот и все, что–то сейчас будет. Меня слегка колбасит, страхи и сомнения накатываются неприятной волной. Вдох–выдох — поздняк метаться, загоняю эмоции в дальний угол сознания и осматриваюсь по сторонам.
Крашеные серой краской, кирпичные стены и потолок, бетонный пол, впереди металлическая платформа. Металл платформы матово–блестящий, как бывает на свежих, не успевших окислится срезах. За платформой металлическая арка с кучей развешанных по ней непонятных приборов. Судя по толщине подведённых кабелей, энергопотребление у арки, как у башенного крана. Шланги гидравлики, по сечению не уступают силовым кабелям. Воздух в рамке слабо мерцает — как над асфальтом в жару, возможно там действительно жарко, скоро узнаем, насколько.
Из двери в боковой стене появляется взлохмаченный парень в синем комбинезоне, опускаю стекло.
— Здорова, я Харон, — запрыгнув на подножку, представляется лохматый.
— Сам придумал или подсказал кто?
— Что у тебя там? Айдишники давай, — парень игнорирует мое замечание и просовывает башку в кабину.
М–да. Друг, ты бы хоть иногда голову мыл. Да и юмор у тебя не к месту.
— Собака, дети, — протягиваю Ай–Ди.
— Значит, так. Слушай сюда. Сидите спокойно, не шевелитесь, это не больно. Глаза лучше закрыть. Массу с аккумулятора можешь скинуть по–быстрому? Собаке скомандуй, чтобы тихо сидела, или могу снотворного выдать.
— Справлюсь. Массу отрублю, не вопрос, — нажимаю на кнопку отключения массы, свет в машине гаснет, стрелки приборов ложатся на ноль. Дизель, как ни в чём небывало продолжает тарахтеть на холостом ходу, ему отсутствие электричества не помеха.
— Раз понял, заезжай на платформу, как коснёшься отбойников глуши мотор. На той стороне сразу заводи и съезжай, — лохматый исчезает в двери.
Сдаю вперед до касания бампером отбойников. Глушу мотор.
В платформе под машиной лязгает что–то металлическое, помещение заливает противный свист.
— Держи Ай–Ди, — вернувшийся парень протягивает наши документы. — Минута до перехода, — лохматый нахлобучивает наушники и снова скрывается за дверью. Свист нарастает.
— Глаза закрыли. Расслабились. Не боимся ничего, папа с вами, — во что же я всё–таки влип? Муха! Лежать! Место! — пытаюсь переорать свист. Муха нервничает, однако, команду выполняет — хорошо тебя выдрессировали.
Потоки воздуха в рамке превращаются в колышущееся зеркало, в котором отражается лупоглазая морда «Робура», я и дети за лобовым стеклом. Свист уходит в ультразвуковой диапазон. Глажу нервничающую Муху по морде.
Рамка с мерцающим, зеркалом начинает наползать на платформу. Снимаю руку с собачьей морды. Неуловимый миг и зеркало проникает в кабину, потом я исчезаю в нем.
Пытаться передать ощущения от перехода — бесполезное занятие. Понять, что есть переход можно — только испытав лично.
  
Точка отсчета.
 
База Ордена. 38 число, 8 месяц, 16 год.
 
— Ну, блин, приехали, — выпустив воздух из лёгких, открываю глаза. Закрыл таки в последний момент. И заодно забыл, как дышать.
— Рррруууу, — подает голос Муха.
— И не говори. Сам обалдел, — соглашаюсь с собакой.
Не обманули. Адреналинчик шалит в организме, кисти до белизны стиснули руль. Расслабляю мышцы — так и до судорог недалеко.
Вот, блин, еще и губу прикусил, сплевываю сгусток крови на бетон пола. Хм, боковое стекло я так и не поднял. В открытое окно тянет пыльным, горячим, но в то же время, неестественно свежим воздухом.
Ну, это как раз понятно — озон выделяется, либо в процессе перехода, либо при работе аппаратуры портала.
Пока в голове хаотичными табунами скачут мысли, осматриваюсь на предмет — куда же меня вывела тропа войны.
Впереди все залито насыщенным красным светом и в этом мареве ни черта не видно. Виден кусок пола из бетонных плит и сводчатый, отливающий цинком потолок. В зеркалах заднего вида, истекая красными бликами, тает зеркало портала.