Учебные часы (СИ)

— Он был одет в желтую рубашку! — мне с трудом удается сдержать пренебрежение в голосе.
Она безучастно смотрит.
— И что?
— И что? А то! Ты не можешь доверять никому, кто носит желтую рубашку.
Она поднимает брови и указывает на мою желтую рубашку.
— Ты носишь желтую рубашку.
— Спасибо! Я только что доказал свою точку зрения, — я смахнул воображаемую пылинку с толстовки. — К тому же, у Эрика были маленькие руки, — никакой реакции? Хорошо. Я подскажу ей. — Маленькие руки? Маленький…
— Член.
— Видишь? Ты поняла.
— Нет — ты член.
Боже, она восхитительна, когда спорит, в приступе гнева. Голубые глаза ярко сверкают, с живым интересом, Джеймс прижимает одежду для сна одной рукой, уперев кулак в бедро другой.
— Мы идем вниз в бар или нет?
— Нет. Только когда ты успокоишься. Ты ведешь себя очень иррационально для кого-то, кто не планирует встречаться с кем-либо, — я осматриваю ее сверху донизу. — А что, черт возьми, ты делаешь в этом топике?
Она закатывает голубые глаза.
— Если мы остаемся здесь, тогда я готовлюсь ко сну.
Я указываю на топ.
— Не в этом дерьме. Нет. Джим, мы установили это в первый день; что это — заставляет меня хотеть вставить тебе. Жестко.
Несвойственное фырканье вырывается из ее носа.
— Напомни мне снова, каким образом это является моей проблемой, потому что сейчас я на самом деле не в настроении, чтобы выполнять твои приказы.
— Если ты его носишь, то нарушаешь правило номер три: не бегать без бюстгальтера.
— Попробуй остановить меня, неандерталец, — Джеймсон в хвастливой позе опирается на комод, глядя на открытую дверь ванной. Ее босые ноги на дюйм продвигаются в ту сторону.
Она собирается добежать туда.
Я удивительно спокоен для кого-то кто вот-вот атакует. Я подступаюсь к ней.
Мышь, познакомься с кошкой. Мяу.
— Даже не думай об этом, Кларк.
Она бы закатила глаза, если бы они не были прикованы к двери в ванную.
— Пфф. Думать о чем?
— Этот невинный акт не сработает на мне, но можешь, бл*, попробовать, — тик, тик. — Ты никуда не пойдешь в этом топике, Джимбо, — я протягиваю руку, ладонью вверх, и шевелю пальцами. — Отдай его.
Джеймсон фыркает, скрестив руки на груди, голубые глаза сверкают.
— Ты не можешь говорить мне, что делать.
— Нет, но я могу придавить тебя к земле и забрать это, — мысль заставляет меня возбудиться и мою кровь забурлить. — Как насчет того что я дам две секунды. Один…
Я даже не закончил отсчет, потому что Джеймсон сделала выпад в сторону ванной, легкой поступью и быстрее, чем спринтер в легкой атлетике. Я бросаюсь за ней, но она меняет траекторию, быстро поворачивает направо, уклоняясь от моей протянутой руки, и ныряет в постель.
Падая в нескольких сантиметрах от края, она карабкается наверх, а затем поднимается, чтобы стоя в центре, размахивать изношенным топом над головой, как флагом победы.
— Да! Получи! — она бьет кулаком воздух и прыгает вверх и вниз на дешевом, дрянном матрасе. Протянув руки, я вздрагиваю при виде ее замечательных грудей, прыгающих вместе с ней.
— Выкуси, Осборн.
— Оуу, ну разве ты не милашка, — я скрещиваю свои мускулистые, татуированные руки на груди. — Не будь такой чертовски быстрой, чтобы праздновать, Кларк. Ты там сейчас застряла.
Это стирает дерзкую ухмылку с ее лица.
— Проклятье, — звучит с придыханием ее ругань. Она прикусывает нижнюю губу, прежде чем убрать сбившиеся волосы изо рта. — Прямо сейчас я тебя ненавижу.
Нет, она так не думает.
— Ты вроде как в дерьме, — я кошачьей подходкой, продвигаюсь по ковру, словно хищник, преследующий свою жертву. — Что очень плохо, потому что я действительно наслаждаюсь этим.
Мяу.
— Что ты собираешься со мной делать? — шепчет она. Ее тонкий белый топ прижат к груди, что обеспечивает нулевую защиту.
— Что бы ты хотела, чтобы я сделал? — потому что я могу придумать миллион разных идей, все они с участием ног, груди, и зада. И нагота. Много и много наготы.
— Гм... — ее глаза стреляют от меня к ванной, к комоду. Меня. Ванной. Комоду. Меня.
Бедняжка планирует стратегию отхода, но ясно, что она терпит неудачу, потому что все еще стоит в середине кровати; я ставлю ей «пятерку» за усилия, но большую жирную «единицу» за исполнение.
— Ты могла бы добежать до туда, — бескорыстно расставляю руки. — Или…
— Или что?
— Или я сейчас подойду туда и — вау! Что, черт возьми, ты делаешь?
Я смотрю, как она бросает белый топ на кровать и тянется к поясу черных шерстяных леггинсов. Балансируя на мягком матрасе, она спихивает их вниз по бедрам, коленям и лодыжкам, выходит из них, и бросает безжизненно на пол.
Мои глаза наталкиваются на откровенное нежно-голубое нижнее белье, закрывающее участок между ее гладкими, сексуальными бедрами.
Кружева. Моя слабость.
— Ты немедленно надеваешь эти чертовы штаны обратно, — я угрожающе делаю шаг вперед.
— Ты говоришь, как чей-то отец, — смеется Джеймсон, протягивая руку к краю своего толстого, шерстяного свитера для сноубординга. — И я не буду называть тебя папочкой в ближайшее время.
Она тянет свитер выше, обнажая бледное пространство хорошо натренированного живота.
— Прекрати. Что, черт возьми, ты делаешь?
— Что, по-твоему, я делаю, гений? — ее приглушенный смех надо мной издевается. — Расплата та еще сука.
Она визжит, затем задыхается, когда мои руки обхватывают ее вокруг голой талии, и я пихаю ее на матрас, переворачиваю на спину в спортивном стиле.
— Оз! — умирает она со смеха. — Отстань от меня!
— Скажи волшебное слово, — я дразню, зависая над ней. Как металл к магниту, мои пальцы нашли голую кожу ее бедра и приземлились там как гравитационное притяжение. Скользя легко, они не останавливаются, пока не найдут шерстяной низ ее свитера.
Дергаю. Дергаю это дерьмо вниз, так чтобы прикрыть ее тугой живот, потому что не дай Бог, я должен буду смотреть на эту хренотень прямо сейчас, и держать руки при себе.
Легче сказать, чем сделать.
Я наклоняюсь к ней, пока слегка не подтолкнул ее нежные плечи на плоский матрас, ловя лодыжки руками, и смотрю на нее сверху вниз.
— Скажи волшебное слово, — повторяю я, мой голос более хриплый, чем предполагалось, и гораздо более серьезный.
— Волшебное слово, — маленькая хитрая задница.
Моя голова низко опускается, шепча в углубление ее шее.
— Нет, не так. Попробуй еще раз.
Горя огнем, моя рука двигается к задней стороне ее колена. Это неспешный путь вверх по ее гладкому, бритому бедру, запечатлеваясь жгучей горячей потребностью на ее коже. Разжав широкую ладонь, большой палец поглаживает это опьяняющее углубление ее линии бикини.
Она позволяет мне.
Они гладкие и совершенно безволосые, и теперь я чертовски умираю от любопытства:
— Ты делаешь эпиляцию воском киски, Джеймсон?
Маленький стон и шепот:
— Нет, я брею, — мне больно от желания увидеть это. Потрогать это. Попробовать это.
Под простыми кардиганами, чопорным жемчужным ожерельем, изысканными черными лакированными туфлями, у Джеймсон Кларк — превосходной спортсменки высшего класса — безволосая киска в штанах.
И я хочу поиграть с ней.
— Чёрт, это сексуально, — она вся сексуальна. Вся, до последнего консервативного дюйма.
Мой большой палец касается шва ее трусиков, и она задыхается, как хорошая девочка. Я наклоняюсь к ней, желая надавить ртом на ее оголенную кожу.
Джеймсон облизывает губы.
— Оз, пожалуйста.
— Пожалуйста? Пожалуйста, что? — пожалуйста, умоляй меня трахнуть тебя.
— Пусти меня?
Она звучит не уверенно, в том, что она хочет, не в малейшей степени. Со всем этим тяжелым дыханием. Не с ее грудью, поднимающейся и опускающейся с каждым затрудненным вдохом.
Она издает звук, как если бы она наслаждалась давлением моего мускулистого тела, контактом наших бедер, когда я осторожно придавил ее к матрасу в классическом борцовском движении.