Здравствуйте, мама !

Подошел старик сторож, что вчера отпер им сарай. Женщины замолчали. 
- Мне за вами глядеть приказано, как сторожу, - сказал он, мигая бесцветными, слезящимися глазами. - Но вы тикайте. За хутор у гай. Туда за сухим ставком, у Кобива хутора, добрый гай. Ось туда и ховайтесь... 
Толпой спустились в низинку. Старшие вели за руки малышей. Шли, поминутно оглядываясь, дрожа от страха, - дети поняли, какая им грозит опасность. Со всех сторон доносились взрывы, стрельба. Несколько раз Анне Константиновне чудилось, что сзади тарахтят мотоциклы. Замирало сердце, а она шла и шла, держа на руках плачущего Шурика Неизвестного и легонько подталкивая больную Милю, которая еле брела. 
Вот и лес. Слева - большое поле, покрытое сорняками, а справа за редким кустарником - березы и сосняк. 
Неожиданно со стороны поля послышался рокот мотора. Низко, казалось, прямо на них, летел немецкий самолет. Потом над головой раздался стрекот пулеметов, и что-то в лесу ударило по стволам, осыпая лист. Все упали на землю. Самолет развернулся и еще раз пролетел над ними, выпустив по кустарнику очередь. К счастью, никто не пострадал. Поднялись и побрели глубже в лес. 
Впереди стеной стоял невысокий густой ельник. Но силы у всех были на исходе. Кашель забивал больных детей. Линочка Прусакова между приступами кашля тихо стонала. Остановились. Валентина Тихоновна развела костер. Одна из старших девочек нашла пустую консервную банку. В ельнике стояло небольшое болотце. Валентина Тихоновна кипятила воду и поила ослабевших детей. Анна Константиновна за кустом уговаривала Славу Щербу. 
- Ну куда ты пойдешь? Везде стреляют. Нельзя, Слава! 
- Данилу Ивановичу Костенко найду в городе либо какую медсестру. А то влезу в аптеку и принесу пилюль. Анна Константиновна, разрешите! 
- Не смей, Слава! Убьют! 
- Не убьют! 
Он сорвался с места и убежал. 
Анна Константиновна взяла на руки Милечку Якубовскую-Милевскую. Девочка бредила и не раскрывала глаз. За лесом, в Пашкове, послышались частые выстрелы и потом совсем близко - рев моторов. Женщины тревожно переглянулись: неужели погоня? Новое бегство казалось невозможным. Дети испуганно вертели во все стороны головами, прислушивались. 
Анна Константиновна начала таскать ребят через болото в густой ельник. Сначала больных, потом малышей. Хлюпала под ногами холодная ржавая вода, сердце колотилось гулко и редко, иногда его словно пронизывало острой иглой. Больше всего Анна Константиновна боялась запнуться и упасть знала, что уже больше не встанет. Она таскала и таскала детей, удивляясь, откуда берутся силы. 
Наконец все были в ельнике. Сидели тихо, даже самые маленькие перестали хныкать, прислушивались к выстрелам, доносившимся с хутора Кобова, что был совсем рядом. 
Никто не знал, что происходило там, но здесь надвигалась беда. На Валентину Тихоновну невозможно было смотреть. Она сновала между детьми с Линочкой на руках, что-то бормотала бессвязное, и ничто на свете не заставило бы ее сейчас положить умирающую дочь. Иногда мать отрешенно вглядывалась в худенькое личико Сталины, потом снова порывисто прижимала ее к груди и пускалась в путь неверными, путаными кругами. 
"Чем ей помочь? Если б я могла хоть чем-то помочь! - Тяжело и неровно дыша, Анна Константиновна прикрыла глаза. - Что со Славой? Где Толик с ребятами?" 
Она решила выйти на дорогу, что вела к хутору Кобову. Может, по дороге проедут наши? Ушла к дороге, не зная, что неподалеку, глядя из-за кустов на страшный табор, в изумлении застыли два советских бойца... 
А Слава Щерба в это время, обогнув хутор Пашков, вышел на линию железной дороги. Отдышался немного и побежал по шпалам к городу. За поворотом увидел группу немецких солдат на дрезине. "Минируют путь, гады!" - подумал мальчик. Немцы что-то стали кричать ему, потом один из них выстрелил. Слава кубарем скатился с насыпи и знакомой дорогой побежал к селу Курень, чтобы пробраться в город со стороны МТС. Он с ходу влетел в село и остолбенел - на улицах полно солдат в погонах. На пилотках у них были красные звезды. Недоуменно спросил у спешащей куда-то женщины: 
- Кто это? 
- Дурень! - радостно закричала она. - То ж наши! От дурень!.. 
И побежала дальше. Славка подпрыгнул, обогнал ее, подскочил к первому офицеру, схватил его за рукав, забормотал со слезами на глазах: 
- Товарищ командир! Я Слава Щерба! Моего отца немцы убили. А там дети помирают, простудились. С ними Анна Константиновна и Валентина Тихоновна. Это недалеко, в лесу, у хутора Остров. Врача надо и пилюль... 
Но помощь уже пришла. Наши солдаты, освободившие хутор Остров, перенесли туда детей. Приехал какой-то военный в большом чине, пожал Анне Константиновне руку, приказал поставить детей на довольствие... 
В одной из хат был устроен лазарет - на кроватях, на столе, на большом сундуке разместили больных детей. Появился военный врач. 
"7 сентября 1943 года. 
Сегодняшний день будет памятен для меня. Сегодня наши войска освободили нас от ига немецких оккупантов. Ночью все время летали самолеты. 
Во многих местах было видно зарево. Рано утром пошкандыбал с хлопцами на плантацию за помидорами. Когда собирали помидоры, около хутора километрах в трех-четырех начали рваться снаряды и слышна стала пулеметная стрельба. Набравши помидоров, мы пошли назад. В детдоме все перепугались. Часам к одиннадцати стрельба утихла, и мы пошли с хлопцами в Пашкив хутор за посудой. Когда были на полдороге, услышали стрельбу около хутора. Мы быстро забрались на старую мельницу и увидели картину боя. Человек 200 немцев залегли около леска и стреляют по нашей цепи. Наших было меньше, и они залегли. Потом подымаются да как закричат "ура" - и вперед! Винтовки взяли, как палки, за дула и поперли на фрицев. Те выстрелили раз-два да убегать. Бегут и на ходу сапоги сбрасывают, чтоб скорее удрать. Наши, каких фрицев нагонят, то прикладом их по башке, тот и валится. Потом они скрылись за лесом около Кобива хутора. Мы слезли и пошли за своим делом. Сразу думали бежать назад, но подумали, что нас ждут с посудой и в детдоме варить не в чем. Пришли в Пашкив хутор в час дня. Три километра шли два часа. 
Часто приходилось прятаться от самолетов, да еще и моя нога задерживала. Посуду собрали быстро, и, когда двинулись назад, над головой у нас разыгрался крупный воздушный бой. С нашей стороны участвовали 17 бомбовозов и штук 10 истребителей, а с немецкой стороны нападало штук 30 "мессеров". Мы еле успели ускочить в лесок, когда начали падать пули. Мы попрятались под выкорчеванные пни и переждали, пока они пролетели дальше, а потом уж пошли домой. Дорогой часто приходилось прятаться, но все же назад дошли скорей. Нас встретила на дороге Анна Константиновна с радостным плачем и криком: "Наши в Кобивом хуторе!" 
Я, как стоял посреди дороги, так там и бросил дежу, которую нес, и быстро пошкандыбал с хлопцами туда. До Кобива всего один километр, и мы дошли быстро. На улицах хутора мы увидали много наших бойцов и между ними женщин. 
Женщины плакали от радости и целовали бойцов, несли им молоко, хлеб, сало. Наши так гонят немцев, что кухни не поспевают за ними. Мы жадно ловили каждое слово наших бойцов и командиров. Расспрашивали про жизнь на нашей Родине. Ведь мы 2 года не имели почти никаких сведений про жизнь на Большой земле. Спрашивали газету, но ни у кого не нашлось. В 4 часа наши двинулись на Бахмач-1, но налетели 4 самолета немецких и начали бомбить наши проходившие войска. Мы успели отбежать от дороги метров на 200, когда посыпались бомбы. Бомбили они кругом, и прятаться было трудно. Мы легли в канаву, но все равно нас обсыпало землей. Когда у них вышли все бомбы, они еще построчили из пулеметов и улетели. Мы скорей побежали в хутор. В Острове уже тоже были наши. 
Через полчаса немцы опять прилетели и начали бомбить Кобив хутор. Там загорелись дома и слышны были крики. Мы думали, что и наш хутор будут бомбить, и испугались. Сидели около канавы под плетнем и курили. С нами сидел боец и на бомбежку смотрел спокойно. Его спокойствие передалось нам, и мы под конец смотрели с интересом, как пикируют самолеты. В поле подожгли немцы с самолета две скирды хлеба. Стрельба уже слышна была около Бахмача-1. Часов в восемь вечера еще раз налетели фрицы, но бомбили ближе к Бахмачу.