Память (из романа-эссе)
И еще. Кедроградцы прислали мне по случаю премии подарок - два больших мешка спелых кедровых шишек свежего урожая. Помню, я их поставил на сцену и пригласил гостей взять по сибирскому сувениру. Юрий, лукаво озираясь, набил шишками карманы и взялся расспрашивать меня, как прорастить орешки, чтобы по весне посадить в Звездном городке кедровую рощицу.
Что-то у него не получилось с проращиванием. А еще я вспоминаю, как мы плыли в Комсомольск-на-Амуре на праздник вручения городу в день его 35-летия ордена Ленина. Юрия на пароходе с нами не было. Мы слишком долго шлепали по Амуру, а для него дальневосточные летчики сэкономили время, подбросили вертолетом, и вот он нагнал нас недалеко от города.
Тяжелые, трагичные картины разворачивались тем знойным летом по обоим берегам Амура - горела тайга. Далекие смоляные кедрачи затянуло густыми дымами, в которых временами вспыхивали огромные огненные факелы. Пропадало народное добро, взращенное веками, - орехоносные кедровые леса. Юрий был молчалив, необычно неулыбчив. "Мы тут плывем, а они там горят", - только и сказал.
Кстати, не все, наверное, помнят, а молодые и вовсе не знают, что вскоре после своего знаменитого "Поехали!" первый человек Земли, вырвавшийся в космос, подал оттуда свои позывные: "Я - "Кедр"! Я - "Кедр"! "Заря", как слышите меня? Я - "Кедр"! Прием". Уже после его смерти мои земляки-лесники созвонились с Москвой, привезли в Звездный живой груз - шестьдесят десятилетних сибирских кедров, и мы с группой космонавтов посадили их в Звездном городке по берегу пруда, где любил гулять с дочками Юрий Гагарин. Подымается, набирает сейчас силу эта молодая рощица...
*
Прежде людей оторвалась от Земли и вышла в космос их мысль, отразившись и в великой русской литературе. Мечта о свободном полете над землей пришла из нашего языческого далека в виде сказок о ковре-самолете, у которого, в отличие от греческого Икара, не было крыльев, однако он мог мгновенно переноситься неведомой силой туда, куда пожелает прихотливая человеческая фантазия. На заре письменной нашей литературы и философии Кирилл Туровский, вглядываясь в темное звездное и бездонное полуденное небо, написал: "неизмерная небесная высота". Образная символика "Слова о полку Игореве" связывает солнце и месяц с земными судьбами героев, а летописцы постоянно обращали взоры на небо, пытаясь заметить в небесных явлениях исторические знамения...
Миновали времена раннего средневековья, в которые грамотные наши предки познакомились с "Космографией" Козьмы Индикоплова и "Шестодневом" Иоанна экзарха Болгарского, а в середине XVII века ученый муж Епифаний Славинецкий, работавший в московском Крутицком подворье, познакомил русского читателя с гелиоцентрической системой Николая Коперника. Коперниканцев он считал "изящнейшими математиками", которые "солнце аки душу мира и управителя вселенныя... полагают по среде мира". А начало нового времени соединило естественнонаучные и поэтические представления о небе в творческом гении Михаила Ломоносова. Вспомним его знаменитые строчки из "духовных од":
Открылась бездна, звезд полна;
Звездам числа нет, бездне дна.
В этой оде автор вопрошает:
Господи, кто обитает
В светлом доме выше звезд?
Кто с тобою населяет
Верьх священный горних мест?
И вот в знаменитом своем "Утреннем размышлении о Божием величестве" Михаил Ломоносов мысленно заглядывает туда, в "горние" места, - в стихию Вселенной:
Когда бы смертным толь высоко
Возможно было возлететь,
Чтоб к солнцу бренно наше око
Могло, приблизившись, воззреть,
Тогда б со всех открылся стран
Горящий вечно Океан.
Там огненны валы стремятся
И не находят берегов;
Там вихри пламенны крутятся,
Борющись множество веков;
Там камни, как вода, кипят,
Горящи там дожди шумят...
Пушкин считал "духовные оды" Ломоносова его лучшими произведениями, "которые останутся вечными памятниками русской словесности, по ним долго еще должны мы будем обучаться стихотворному языку нашему". Можно добавить, что "духовные оды" Ломоносова и тематически занимают особое место в истории русской словесности - они полнятся поэтическим чувством космоса, отличаются материалистическим видением его, это был мощный корень, на котором позже вырастет многоствольное литературное и научное древо с вершинами и листочками, что также потянутся в горние выси Вселенной... Обращаясь к пытливым русским юношам, М. В. Ломоносов советует:
Пройдите Землю, и пучину,
И степи, и глубокий лес,
И нутр Рифейский, и вершину,
И саму высоту небес.
Везде исследуйте всечасно,
Что есть велико и прекрасно...
В конце века Ломоносова, XVIII, явился миру один довольно нерядовой русский человек. Сержант Семеновского полка Василий Каразин, пренебрегая казарменным духом и муштрой, воцарившимися в армии при Павле I, запоем читал западных философских вольнодумцев, упорно изучал точные науки, языки. Заграница привиделась ему в обольстительных красках, и вот он, снедаемый жаждой общественной и научной деятельности, условий для коих не видел в России, надумал бежать с родины, однако был пойман на границе. Из тюрьмы откровенно и дерзко написал царю: "Я желал укрыться от Твоего правления, страшась твоей жестокости. Свободный образ мысли и страсть к науке были единственной моей виной"... Пораженный тоном и смыслом записки, Павел помиловал ее автора, определил на государственную службу.
А сразу же после воцарения Александра I Василий Каразин подает ему проект политического и экономического переустройства России, становится корреспондентом и советчиком либеральствующего императора, получает высокий чиновничий пост и, беспокоя всех и вся, погружается в общественную деятельность. По его предложению создается министерство просвещения и открывается Харьковский университет, перед фасадом которого сейчас стоит скульптурный памятник В. Н. Каразину. Он занимается народными школами, женским образованием, статистикой, государственными архивами, досаждает всем, в том числе и царю, своими записками и проектами, обличает казнокрадство и крепостничество, негодует, требует, доказывает, наживает врагов, и в связи с этим - ранняя отставка, деревня на Украине, но это только словно бы поощряет его беспокойный ум и деятельный характер. Он защищает в послании к царю возмутившихся солдат Семеновского полка, бичует самого Аракчеева, осуждает пасторальные мотивы в стихотворчестве самых известных поэтов того времени, требуя дела, то есть призывая их обратиться к подлинной жизни России и ее проблемам...