Пересмешники (СИ)

Через пару дней ко мне пришла Эми.
– Я слышала, ты проголодалась, – сказала она, открывая дверь моей комнаты.
– Да, – я пропустила ее жестом. Она была в тонком сером свитере и узких джинсах, несла кастрюльку с ручками по бокам. Под ее рукой был пакет. Она кивнула на мой стол. – Туда можно поставить?
– Да, это лучшее место, – сказала я, отодвигая ноутбук, чтобы освободить место для еды. Я не ждала Эми этим вечером, но и не была удивлена. Она опустила сине–белую кастрюльку, сняла крышку, вытащила две тарелки, две вилки и большую ложку из пакета.
– Можно с тобой?
– Конечно, – сказала я.
– Я сделала макароны с сыром, – сказала она. Эми была редкостью – одной из немногих учеников Фемиды, использующих кухню в общих комнатах.
– Это я люблю.
– Их просто готовить, у мамы обалденный рецепт, – сказала она, стала раскладывать макароны с вязким сыром на пластиковые тарелки. – Она использует кусочек чеддера, кусочек Монтерей Джека и кусочек сливочного сыра.
– Тогда это похоже на то, что едят голливудские звезды, когда делают себе кубики на прессе? – пошутила я, указывая на свой живот.
– Да. И это вкусно и идеально для любого времени года, – Эми забрала стул от стола Майи.
Я взглянула на еду, сглотнула. Я ужасно хотела есть.
– Выглядит вкусно, – я преуменьшала. – Это круче бутербродов.
Я села за свой стол, где набрасывала сцену «Бури», пока не появилась Эми. Майя была в клубе дебатов, Т.С. что–то изучала в комнате Сандипа. Эми вручила мне тарелку и вилку, взяла другую себе и устроилась рядом. Я попробовала макароны с сыром, и они были прекрасными. Я хотела закатить глаза и застонать, но сдержалась.
– Т.С. позвонила на выходных и сказала, что ты готова двигаться дальше, – сказала Эми.
Я кивнула.
– Ага.
– Что заставило тебя решить? – спросила Эми.
Я замешкалась, подозревая, что это проверка, и мне нужно правильно ответить. Эми ощутила мое волнение и тепло добавила:
– Не переживай. Мне просто нравится спрашивать.
– Ты же это уже знала? – спросила я, прожевав. – Ты бы не принесла мне макароны своего приготовления, если бы не знала.
Эми улыбнулась, ее светло–голубые глаза успокаивали, словно она видела насквозь, понимала, что я чувствовала и знала, о чем я думала.
– Т.С. сказала, что я не хожу в кафетерий, да? – добавила я.
Эми покачала головой, ее короткие волосы почти не дрогнули.
– Нет. Но я тебя там не видела. И ты говорила, что его друзья отпускали комментарии за обедом, так что я сделала выводы.
Она все понимала.
– У меня возникает странное желание спрятаться, – сказала я. – Я пару раз столкнулась с ним, и он думает, что я хочу быть с ним, – сказала я, вена на лбу стала пульсировать от воспоминания. – Это гадко, и мне от этого гадко. Он может так сделать и думать, что я захочу быть с ним. И у меня порой болит голова, чего раньше не было. И Т.С. сказала, что среди последствий изнасилования есть головная боль. Думаю, потому что думать получается только об этом, и голова при этом будто взрывается.
– Люди ужасны, – согласилась Эми. – Потому у меня есть работа.
– И много дел бывает за семестр? – спросила я.
– Достаточно, – уклончиво сказала она, принялась за макароны с сыром. И все. Она дожевала и спросила. – Уверена?
– В том, что произошло? – я опешила. Опять доказывать? Опять повторять историю?
– Нет, в это я верю. Ты уверена, что хочешь через все это проходить?
– Говоришь, я не должна?
– Нет. Я верю в это, в то, что ты делаешь, и что мы можем сделать для тебя. Но это может поглотить тебя. Это не значит, что ты должна отказаться. Просто знай, что станет серьезнее.
Но уже так было. Это событие уже испортило весь учебный год. Оно окружило меня, постоянно было внутри меня. Это диктовало мои действия, привычки, музыку. С Пересмешниками я могла подавить это.
– Понимаю, – сказала я.
Ресивер сделал это. Новички смогли. И я смогу. Я смогу быть больше, защитить себя. Моя сестра для того и основала группу.
– Хорошо. Я рада. И мы тебя защитим. Это часть нашей миссии, – Эми опустила тарелку на пол и полезла в пакет. Она вытащила блокнот, пересмешник на обложке будто глядел на меня. Она вытащила оттуда листок и отдала мне. Она убрала потрепанный блокнот в пакет. – Не переживай, это не сковывающий контракт. Тебе нужно оставить подпись, чтобы была запись, что ты хочешь, чтобы мы продолжали, и что ты обвиняешь Картера.
– Ты хочешь, чтобы я что–то подписала? – я подавила смешок. Это было не смешно, просто Пересмешники так серьезно это воспринимали. Но это было серьезным, я напоминала себе, пока читала листок. Несколько строчек говорили, что я сама пришла к Пересмешникам, попросила их выслушать дело и давала им власть обвинить Картера Хатчинсона в сексуальном насилии вечером 10 января. И была еще одна строка: «Если обвинитель будет пойман на лжи, он или она согласны на стандартное наказание».
Я замерла, потрясенная тем, как все было учтено у Пересмешников. Они существовали, чтобы помогать и защищать, так что можно было считать, что их любимцами были те, кто просил помощи. Но оказывалось, что невинных защищали, а тех, кто подавал ложные обвинения, наказывали не хуже провинившихся. Все было продумано.
Я оставила подпись и отдала листок Эми.
– Это только для записи, – сказала она, убирая листок в блокнот с улыбкой. У Пересмешников были записи. Наверное, хранились где–то в сейфе, может, в подвале или даже в прачечной. Могла быть фальшивая сушилка, где можно было пролезть за стенку изнутри, повернуть ручку три раза в одну сторону, три – в другую, а потом открыть сейф. Внутри были стопки красных листовок, белой бумаги и книг с правилами, историями дел и указаниями, как выбирать Новую Девятку, управляющих, а еще списки плохих учеников.
– Где вы храните свои записи? – спросила я.
Эми рассмеялась, ее забавлял вопрос.
– В наших документах, – конечно, она не собиралась отвечать. Она подняла тарелку и продолжила есть. Я прожевала кусочек и спросила:
– Кто в совете?
– Состав меняется, но все там хорошие. Все девять. Ты такое ожидаешь.
Я не знала, кого ожидала.
– Как Мартин или Илана? – спросила я, надеясь на какой–нибудь ответ.
Глаза Эми расширились, она улыбнулась, словно я угадала.
– Да. Именно как Мартин и Илана.
– Но вы же говорили, что вы – управляющие, а совет отдельно?
– Они отдельно. Да. Мы разделили три ветви, они работают сами, – с нажимом сказала она, и под тремя ветвями она могла подразумевать гонцов, совет и управление. Эми продолжала. – Ты спрашивала, какие члены совета. Они как Мартин и Илана. Такие ученики. А тебе стоит подумать, кому быть твоим адвокатом. Кто представит твое дело совету? Но сначала нужно оформить все бумаги. За пару недель, – продолжила Эми. – Есть важные дела, которые нужно сделать первыми.
– Важные дела? – спросила я. – Еще ошибки с посещением?
Мартин сказал мне после физики на этой неделе, что они забрали достаточно очков у Картера, и он не мог какое–то время покинуть территорию академии ни для обеда, ни в пятницу.
– Есть парочка идей.
– Но мне ты не расскажешь, – сказала я.
– Мы собирались, но пока не решили. Алекс, не переживай, ладно?
– Как скажешь…
– Да! – бодро сказала Эми, опустила ладонь на мою ногу. Она склонила голову на бок и посмотрела на меня. – Алекс, мы позаботимся о тебе, обещаю. Я бы этого не делала, если бы не верила в Пересмешников и тебя.
– Почему ты так в них веришь? – с любопытством спросила я.
– Потому что знаю, как они работают, – сказала она.
– Зачем ты это делаешь? Почему ты вовлечена?
Она отвела на миг взгляд, а потом посмотрела на меня.
– Потому что кто–то должен нести факел.
– Как мне вам отплатить? Вы так много делаете для меня.
– Не переживай насчет этого, – сказала она, ее глаза снова источали то знакомое тепло. Она указала на макароны с сыром на моей тарелке. – Просто ешь!