Пересмешники (СИ)

– Не все в Пересмешниках, но это наша помощь. Работа гонца – волонтерская, и Пересмешники предлагают тем, кто хочет стать настоящим Пересмешником, сначала побывать гонцом, – объясняла Кейси внутреннюю работу Пересмешников, словно еще была там.
– И что тогда происходит?
– Гонцы тихие, но сильные. Когда они забирают записки с посещаемостью, они могут отметить, что определенного ученика нет, если нам это нужно.
– Даже если они есть, – сказала я, понимая, почему Мартин кивал гонцу на физике на прошлой неделе, а потом еще пару раз. Мартин сам был гонцом, мог оттуда начать как Пересмешник. Гонцы были проверкой. – Но учитель знает, что они там, – отметила я.
– Не важно. Записки добавляют или отнимают очки. И когда ты получаешь очки каждую неделю, ты даже не знаешь, как их считали. Это небольшой урон, но мы продолжаем, и вскоре баллов уже не хватает для выхода с территории академии, – объяснила Кейси.
– Это довольно умно, – признала я. – Но в чем смысл?
– Чтобы ученики поняли, что мы серьезно.
– Но ученики знают, что это делают Пересмешники?
– Сначала – нет. Но когда близится слушание, все становится понятным, они складывают дважды два, как мы и хотим, так что они приходят, когда их вызывают.
– Но Пересмешники должны быть хорошими, – возразила я.
– Верно, – быстро сказала Кейси. – Мы никому не вредим. Просто показываем, что мы серьезны. Что с нами лучше не шутить.
– А если я решу не проводить суд? Разве честно было забирать его очки?
– Ему вернут очки, если ты откажешься от суда, даже добавят парочку, и никто не заметит, – объяснила Кейси.
– А если его признают не… – я поежилась от мысли, что Картера не признают виновным. Но я сказала. – А если обвиняемого считают невиновным?
– Тогда его приглашают работать в Пересмешниках, чтобы помогать разобраться с правами тех, кого обвинили, – сказала Кейси.
Я кивнула, впечатленная тем, что сестра все учла в группе.
– Такое было раз или два, и за меньшие преступления. Например, украденную папку пару лет назад, – отметила Т.С.
Я повернулась к своей лучшей подруге.
– Ты все знаешь. Ты тайно состоишь в Пересмешниках? Ты в совете, но не сказала мне?
– Нет, – сказала Т.С. – Просто мы с Кейси недавно обсуждали работу группы.
– Встречались на темных парковках или посылали сигналы азбукой Морзе?
– Ох, мы переписывались по электронке или встречались после тренировок, на которых я показывала Фемиде, как надо играть, – сказала Кейси.
– Мечтай, – парировала Т.С.
Я посмотрела на Т.С.
– Но зачем? Почему тебя стало интересовать все, что связано с Пересмешниками?
– Потому что ты – моя лучшая подруга, дурочка.
Я опустила вилку. Хоть я знала, куда меня направляли, я хотела сама решать.
– И вы уже решили, что я буду продолжать? Тогда какой смысл мне решать? Вы уже продумали все за разговорами.
– Я просто хочу, чтобы ты не переживала, Алекс, – сказала Т.С. – Судя по тому, как ты ешь, ты ощущаешь опасность неделями. Я знаю, что ты боишься. Ты стараешься избегать его, выбираешь обходные пути в класс, не ходишь в кафетерий. Будешь весь год пропускать еду, чтобы избегать его?
– Не знаю, – я прожевала кусочек курицы.
Т.С. встревожилась.
– Ты не хочешь, чтобы в Фемиде было безопасно? Боже, ты выступала в клубе факультатива, а теперь они хотят увидеть, как Картер играет в водное поло. Они не знаю. Они могут набрать лучших учителей мира, бросать нам вызов, посылать нас в колледжи Лиги Плюща, но они бессильны вне класса. Они могут лишь предложить горячий шоколад и планировать следующее выступление марионеток.
Т.С. перевела дыхание, а я посмотрела на сестру, ее каштановые волосы были как мои, и карие глаза были как мои. Внешне она была почти моей близняшкой, но мы были разными. Она была шумной, защищала права обиженных. Я едва могла помочь Джулии с одним из проектов волонтеров.
– Зачем ты основала Пересмешников? – спросила я.
Он выдерживала мой взгляд.
– Потому что должна была.
Я фыркнула.
– Что это значит? Должна была?
– Я не могла стоять и смотреть, как ученики вредят друг другу.
– Это я знаю, Кейси. Но почему ты? Что тебя вдохновило? Того, что старшие унижают остальных, хватило? И только? Ты сказала: «Эй, я должна это прекратить»?
Я еще не спрашивала такое. Я не узнавала ее причины. Они не были важными. А теперь были важны.
Она глубоко вдохнула.
– Слышала про девушку, которая совершила самоубийство перед тем, как ты поступила в Фемиду?
Я кивнула.
– Слышала. Потому у нас проводят день обучения тревожным знакам.
– Ее унижали.
– Она была из тех, кого унижали старшекурсники?
Кейси покачала головой.
– Нет, не в этом. Но она была старшекурсницей, одного года со мной. На том же этаже одного и того же общежития.
– Ты ее знала? – спросила я.
Кейси кивнула, на миг отвела взгляд и посмотрела на меня.
– Я слышала, что с ней происходило, – сказала Кейси. – Видела, к чему это привело. И что происходит, когда все выходит из–под контроля.
– Потому ты основала Пересмешников.
– Я не хотела, чтобы это повторилось. Я не знала, какое поведение могло довести до такого. Покончить с жизнью. И когда я увидела, как старшекурсники унижают тех, кто не был в Почетном обществе, я не смогла стоять и смотреть, как это повторяется. Я знала, что должна что–то сделать. Дать им выбор.
– Кейси, – тихо сказала я. – Я не буду убивать себя из–за того, что со мной сделал придурок.
– Знаю, Алекс. Ты сильнее этого, и у тебя есть варианты. Что ты будешь делать? – спросила она. – Продолжать дело?
Я словно оказалась в сериале про полицию. Мужчина в костюме и легкой щетиной привел меня в комнату с односторонним зеркалом, чтобы показать подозреваемых, и сказал не спешить. Он терпеливо ждал, пока я разглядывала подозреваемых.
«Этот, посередине», – сказала я.
«Он? – спросил коп. Я кивнула. – Уводи его», – сказал он помощнику.
Я взяла в рот еще кусочек курицы. Я почти доела, но все еще была голодной. Я потянулась к кусочку хлеба наан у Кейси.
– Это моя жизнь. Мой учебный год. Я не хочу, чтобы вся школа знала о моем деле. Больше, чем они уже знают, – сказала я.
– Слушание закрытое, – объяснила Кейси. – Только совет, истец, обвиняемый и свидетели.
Я посмотрела на нее.
– Можешь так это называть. Может, оно и закрытое. Но все узнают.
– Да, все узнают. Но некоторые уже знают, и они знают историю Картера. Какую историю им лучше знать? Ту, в которой ты «умоляла ради этого»? Потому что пока они могут узнать лишь это. Или та хочешь, чтобы люди знали правду, что он изнасиловал тебя? Потому что ты можешь так спасти от него других девушек, защитить их от таких, как он. Ты станешь первой, и парням станет сложнее в этом году и следующих получить такое. Это не только ты.
Я хотела, чтобы все вернулось к тому, чтобы я просто могла играть музыку, быть с пианино, нотами и своими композиторами и не бояться идти на урок, не прятаться в кафетерии, не выживать на батончиках из мюсли. Я была очень голодна. Так хотела, что взяла еще хлеба у Кейси, попробовала ее сыр со шпинатом, а потом – чечевицу с йогуртом из тарелки Т.С.
А я ненавидела быть такой голодной.
Я ненавидела, что не могу быть собой.
Я ненавидела, что не могу ничего сделать, не вспомнив о Картере и том дне, той ночи, что не давала мне покоя, куда бы я ни пошла.
И я хотела вернуться к тому, как было раньше, какой я была раньше.
«Лишиться того, что любишь больше всего», – так будет, если тебя признают виновным Пересмешники – тебя лишат того, что тебе нравится. Я уже лишилась. Бетховен уже не был моим. Но, может, если я сделаю это, я смогу вернуть себе музыку.
Я проглотила чечевицу. Было вкусно. Я посмотрела на сестру и лучшую подругу.
– Я готова, – сказала я.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Шоковая терапия