Пока мы будем летать (СИ)

Скидываю руки Фостера со своих плеч. Вытаскиваю ладони из ладоней девушки, которая некоторое время неверяще смотрит на меня, но затем произносит тихое «Ладно».
— Прости, что поняли тебя неправильно, — она неловко улыбается, и мне даже становится стыдно за свою ложь в ту же секунду.
Поэтому прежде чем сдать себя, я просто поднимаюсь с места.
— Спасибо за беспокойство. Если у меня будут проблемы, ваши уши будут первыми вянуть от моего нытья.
***
Мы идем дорогой, которую я удачно забыла, но теперь каждый поворот, каждое дерево, мимо которых мы проходим, знакомы мне. Лиззи идет впереди, а я плетусь сзади. Чувствую вину перед Мишель и даже перед Фостером. Хотя общение с другим другом не предательство ведь, правда?
Я спрятала руки в карманы, голову опустила вниз. Лиззи что-то рассказывает мне, но я не весьма охотно слушаю её. Живое щебетание девушки скорее вызывает во мне раздражение. Мне так сложно понять, как я могла быть такой же, как она. Как я могла так же легко обсуждать других людей, не зная их на самом деле? Как я могла насмехаться над чужими недостатками? Как единственным, что могло беспокоить меня, были вечеринки, устроенные старшеклассниками? Как я могла доверять человеку, который так легко предал меня и который так же легко сейчас делает вид, будто ничего не было?
— Почему мы перестали дружить? — я остановилась. Девушка замолкает и, обернувшись, наконец замечает меня.
То, что произошло в школе сегодня, заставило меня задуматься о некоторых вещах. Беспокоилась ли хотя бы когда-то обо мне Лиззи? Я считала её лучшей подругой и до сегодняшнего дня немало беспокоилась на счет того, почему она так поступила со мной.
Она часто оставляла меня пьяной на вечеринках, а сама уезжала домой. На следующий день мы вели себя так, словно этого неприятного инцидента не случалось. Часто Лиззи говорила, будто слышала обо мне гадости, которые говорят девчонки. Она говорила, что рассказывала мне это не со зла, а лишь чтобы я всегда была на чеку, ведь «у змей всегда яд на языке». Но мне так ни разу и не посчастливилось услышать ни одного плохого слова о себе от кого-то другого. Когда я рассказала ей о том, что мне нравится Зак, она сказала, что слышала, будто он говорил, что я недостаточно хороша для него. «Я же говорила, что твоя проблема в том, что ты слишком много ешь картошки фри и гамбургеров из «Розового поросёнка», — повторяла она.
Мне стоило спросить у Лиззи, почему мы вообще дружили с ней. Но, судя по её выражению лица, её озадачил и этот вопрос.
— Понимаешь… — девушка поворачивается ко мне лицом. Я слишком хорошо знаю Лиззи (хотя теперь уже и в этом сомневаюсь), поэтому мне не сложно было определить, что сейчас в её голове в хаотичном порядке летают различные мысли-варианты, которые она не готова озвучить вслух. Но вот Лиз закусывает нижнюю губу, глаза опускает вниз. Три, два, один… — Так случается между людьми. Дружба — это такой же вид отношений, как и отношения между влюбленными. Иногда это даже сильнее…
Я просто закатила глаза в ответ.
— Ничего более умного не могла придумать? — я выхожу вперед. Задев девушку плечом, продолжаю идти.
— Но ты же видишь, как отчаянно я хочу всё исправить, — она продолжает настойчиво мне врать.
— Ты встречаешься с моим парнем! — я снова резко останавливаюсь. Начинается дождь. Мелкие капли падают мне на куртку и расплываются, превращаясь в круги, похожие на дыры от пуль, которыми сейчас стреляет в меня Лиззи.
— Бывшим парнем! — возражает она, будто между этими понятиями есть разница (в действительности есть, но не в этой ситуации). — Вы расстались ещё в декабре! И это ты бросила его! — её сущность понемногу вылезает наружу. Я получаю лишь едва ощутимое удовольствие от того, что она злится.
— Но ты ведь знала, как сильно я его любила! Ты ведь с самого начала знала, что я чувствовала к Заку! — я даже не замечаю, как мы обе плавно переходим на крик. Людей на улице нет. Ни души. Сейчас почти все на работе, а тем, у кого нет работы, точно не до нас.
Лиззи всегда беспокоилась о своей репутации, поэтому это единственное объяснение, которое я находила до этого в том, что мы больше не дружим. Но чем больше я думала обо всем, тем больше сомневалась в том, были ли мы друзьями вовсе, любил ли меня Зак и имело ли всё это смысл. Ведь если нет, то почему для меня это до сих пор имеет значение?
— Но я его люблю сейчас! — ловлю в её голосе даже некие нотки упрямства. Словно мы сейчас спорим о том, кто любит Зака больше. Если он вообще заслуживает этой любви. — Но я беспокоюсь о тебе тоже. После того, как я заметила тебя с этой сифилисной шлюхой и «хорошим» мальчиком, я поняла, что тебя нужно спасать. И это потому, что я забочусь о тебе, Эйприл, — уже более спокойно произносит девушка.
Чувствую, словно она выпустила в меня очередную пулю, сделала контрольный удар. Мне неприятно слышать подобные вещи о Мишель и даже о Фостере, ведь Лиззи даже не знает их так близко, как я. Но я молчу, потому что сама не уверена, знаю ли я их теперь достаточно хорошо.
Заметив на моем лице замешательство, она понимает, что ей не стоило так резко отзываться о моих новых, пока ещё, друзьях.
— Пошли быстрее. Иначе попадем под дождь.
Я не стала язвить, что мы уже попали под дождь. Вместо этого я натягиваю на голову капюшон, прячу руки в карманы и ускоряю шаг. Теперь мы идем молча. Через пятнадцать минут мы уже возле дома Лиззи.
В её доме по-прежнему пахнет вкусными черничными пирогами, ароматичными свечами с запахом корицы и духами её матери от Givenchy. У меня возникает чувство дежавю. В этот раз оно кажется мне таким же тошнотворным, как и запах, что здесь витает.
Молочного цвета обои, на которых растут розовые цветы. Свет, что освещает каждый угол, каждый дюйм, заполненного мебелью пространства. Большие чистые окна, из которых бьет сейчас разве что серый тяжелый цвет. Я выключаю свет, который вероятно забыли выключить. Это, к счастью, не так давит на глаза.
Слышу за спиной шуршание. Лиззи подходит ко мне. Она прикасается к выключателю и включает свет. Боже, это ад.
— Лучше оставить. Ты же знаешь, — говорит девушка. Да, теперь я вспомнила. Мать Лиззи панически боится темноты. Не знаю, случилось ли с ней в детстве что-то, но свет горит буквально в каждой комнате. Я никогда этого не понимала. И моей целью никогда не было понимать это. Её мать пусть с причудами, но довольно приветливая. Хотя, мне кажется, после того, как я впервые отказалась от предложенного мне кусочка черничного пирога, она стала относиться ко мне иначе.
В комнате девушки тоже горит свет. Не знаю, включила ли она его только что или здесь его также ещё не выключали. Лиззи относится к прихоти матери с неким раздражением. Она считает это недостатком их маленькой семьи. Если бы я не была лучшей подругой девушки, то не узнала бы об этом никогда. Думаю, Лиззи порой стыдно за свою мать. За её заносчивость, наивность и простоту.
Порой я завидую ей. У неё хотя бы есть мать. Я бы отдала всё на свете, только бы узнать что-либо от неё. Узнать, где она, с кем, как живет. Я хочу знать, всё ли с ней в порядке. И я готова закрыть глаза на всё её недостатки, только бы она вернулась.
Мне не нравятся розовые стены в комнате Лиззи. Здесь также витает сладко-приторный запах, от которого меня тошнит.
— Будешь чай? — спрашивает девушка. Мне даже не нужно отвечать, как она оставляет меня одну в комнате и идет на кухню.
В это время по стеклянным окнам ещё сильнее стучит дождь. Его мелодия навеивает мне грусть.
Подхожу к широкому столу, что находится под стенкой в самой темной части комнаты. На нем стоят фотографии. Пусть я и видела их сотню раз, но сейчас рассматриваю, как впервые. Беру в руки фотографию в золотистой рамке, сделанной вручную. Размазанные нелепо блестки, приклеенные ракушки и какие-то ленточки. На фото Лиз от силы пять лет. Большие щеки, искренняя улыбка и взгляд, полный доброты и искренности. Раньше всё это я замечала и в старшей Лиззи, но сейчас всё это испарилось. Я вижу её такой, какая она есть. И это мне не так уж нравится.