Странник поневоле

По форзацу все тетради были аккуратно подписаны именем Петера Хельмута Витта, доктора зоологии из университета в Йене.
Первая запись датировалась 12 февраля 1935 года. Эта тетрадь начиналась какими-то научными заметками, из которых следовало, что писавший работал в Африке в горах в верховьях реки Элила. Богдан присвистнул: он никогда не слышал о такой африканской реке, но получалось, что профессор Витт попал сюда почти на пятьдесят лет раньше него!
Записи научных наблюдений занимали около половины тетради, а потом обрывались. Здесь карандашом, которым писал профессор, посреди страницы была проведена жирная черта, словно подводившая итог всей предыдущей жизни. Да, в общем-то, так оно и было.
С этого места, помеченного 23 марта того же года, начиналось повествование о приключениях профессора Витта в этом мире, и именно отсюда Богдан начал жадно читать, не пропуская ни одного слова. Описания немца отличались достаточной художественностью, так что юноша очень живо мог представить всё происходившее.
Профессору Витту в момент, когда он случайно попал на точку перехода, затерянную в горах Митумба в районе Великих Африканских Разломов, было сорок два года. В составе научной экспедиции он занимался сбором материала о фауне этой части континента и отловом возможных экспонатов для пополнения коллекции немецких зоопарков.
Как-то раз, отойдя в одиночку от лагеря, он перебрался через каменистый увал, поднялся по ещё одному крутому склону и вышел на террасу, поросшую редким лесом. Участники экспедиции, разбившие лагерь внизу, сюда пока не поднимались. Терраса тянулась примерно пару километров до подножия более высокой гряды, и, поскольку до заката солнца оставалось ещё очень много времени, герр Витт решил обследовать местность.
Добравшись до гор, профессор повернул направо и двинулся вдоль скал через кусты. В одном месте на участке мягкой почвы он заметил чёткие следы бородавочника и, считая, что, возможно, где-то рядом находится логово животного, в котором могут быть детёныши – наилучший материал для зоопарка, – пошёл по следам.
Через пару сотен метров земля стала более каменистой, и отпечатки копытцев свиньи перестали просматриваться. Тем не менее, Витт продолжал двигаться дальше, поскольку тут имелось только две возможности – идти вдоль скал или вернуться. Профессор отошёл довольно далеко от места, где выбрался на плато, когда его настойчивость была, в конце концов, вознаграждена, и впереди он заметил самого бородавочника, выскочившего из зарослей. Животное, заметив чужака, тотчас же скрылось за камнями.
Витт поспешил вперёд, держа наготове карабин: бородавочники – травоядные, но вдруг тут встретятся и хищники?
За поворотом скал открылся пустой ровный участок местности, и профессор остановился в недоумении: куда же делся бородавочник? Действительно, вряд ли свинья могла успеть добежать до кустов, топорщившихся слишком далеко.
На всякий случай Витт отошёл подальше от скал и тут же заметил неширокую расщелину. Вероятно, что зверь скрылся именно там. Осторожно ступая, профессор заглянул в проход между скалами.
Расщелина оказалась не длинной, только вход в неё был достаточно узок для человека, а далее она расширялась. Однако расщелина полностью просматривалась, а бородавочник исчез! Возможно, Витт махнул бы рукой на африканскую дикую свинью, повернулся и пошёл бы дальше, но его внимание привлёк необычный камень с совершенно плоской круглой верхушкой, лежавший метрах в двух от входа. Сам камень был поразительно чист, хотя дождевые воды намыли высокий глинистый валик у его края, и на этой глине отчётливо виднелись свежие следы копыт.
Витт с трудом протиснулся в расщелину, обошёл камень, не столько думая, что бородавочник скрылся за ним, сколько просто для очистки совести. Совершенно непроизвольно, чтобы не обходить камень снова, Витт постарался перешагнуть его, наступив на круглый участок в центре – и оказался в зале музея Дворца в одной из ниш в стене.
То есть профессор, конечно, не мог знать, что это был музей именно во Дворце, но по описанию и, самое главное, по дальнейшему развитию событий, Богдан понял, что немец, возможно, почти повторил путь, которым и сам он попал на этот остров.
Витт двинулся по залам, экспонаты которых у него как у зоолога, естественно, вызывали дикий восторг, гадая, где же очутился. Но это так и осталось загадкой, мучившей профессора всю оставшуюся жизнь. Обследовать дворец в той степени, в какой с этим уникальным сооружением познакомился Богдан, Витт не успел, хотя, судя по записям, стремление попасть туда снова стало целью его жизни.
Вскоре профессор вышел к пустому постаменту и совершил ту же ошибку, какую много позже допустил молодой русский: взошёл на «пьедестал». Результатом явилось попадание на тот самый остров, где уже побывал и Богдан.
Богдан отметил очень подробные рассуждения немца относительно режима срабатывания точки перехода. Витт в своём повествовании употреблял словосочетание «die Eingangsraumtuџr», что Богдан перевёл как «дверь через пространство».
Он примерно так же, как и Богдан, сразу по прибытии на остров пытался вновь вставать на точку перехода, но «дверь» не открывалась. Обойдя местность по берегу и убедившись, что находится именно на острове, профессор решил обследовать его центральную часть, но перед тем как расположиться на отдых, снова вступил на точку перехода.
Богдан грустно покачал головой: люди редко бывают оригинальны и очень часто совершают одинаковые ошибки. Вполне очевидно, тот, кто устроил эту систему последовательного переноса, хорошо просчитал среднестатистические действия попадающих в подобную ситуацию. Человек тут же снова встанет на точку перехода, и она не включится – ни сейчас, ни несколькими минутами позже. Тогда новый Робинзон отправится обследовать местность, поймёт, что попал на остров и, скорее всего, вернётся к началу пути. Тут сто против одного, что он ещё раз произвольно или непроизвольно встанет на постамент – а точка уже готова к переносу.
Под продолжающийся шум ливня, Богдан задумался. Довольно извращённые шуточки получаются. Вполне возможно, что было рассчитано именно на то, что незадачливый путешественник встанет повторно на точку перехода, оставив в стороне какие-то из своих вещей. Ведь оставил же Богдан дубину, на вырезание которой потратил некоторую долю драгоценной энергии аккумулятора полевого ножа. То, что он не потерял чего-то большего, а профессор Витт встал на камень вместе со своим рюкзаком, было просто счастливыми случайностями.
Хотя, поразмыслив, Богдан пришёл к выводу, что, вполне возможно, это своего рода «тест на дурака»: не проверяй работу точки перехода, оставив снаряжение, без которого не выживешь. И вот если посмотреть на произошедшее именно под таким углом, то можно считать, что и он, и профессор с испытанием первого этапа справились успешно. Богдан не слишком весело усмехнулся и продолжил чтение.
И то, что он узнал далее, его крайне огорчило. Профессор Витт, потратив более трёх лет, облазил вдоль и поперёк весь остров, имевший вытянутую форму и размеры примерно двадцать два на одиннадцать километров, но не обнаружил ничего похожего на другую точку перехода.
Более того, профессор провёл массу времени на проверку возможного ритма работы точки, располагавшейся напротив пещеры, но и тут его (и Богдана, читавшего эти строки!) ждало разочарование. Судя по всему, данная «дверь через пространство» вела только в одну сторону, а именно на этот остров, но с него уже никуда не открывалась.
Очень много времени профессор уделял описанию странного вида горизонта. Витт не получил той информации о форме планеты, которая имелась у Богдана, а посему мог только гадать, что же случилось с перспективой. Он приводил множество рассуждений относительно того, как такое происходит, и пришёл к выводу, что планета, на которой он оказался, либо имеет колоссальные по сравнению с Землёй размеры, либо она плоская. В настолько огромный размер планеты профессор поверить не мог: как образованный человек своего времени он понимал, что в подобном случае сила тяжести была бы совсем иной, чем на Земле. Не мог Витт поверить и в плоскую планету – и мучился сомнениями, которые унёс с собой в могилу.