Странник поневоле
Ценным предупреждением явилось упоминание, что на острове обитают хищники – пантеры и львы. В море профессор наблюдал крупных животных, напоминавших морских змеев и больших акул. В любом случае Витт решил строить нечто вроде плота, чтобы перебраться на другие острова, которые располагались в пределах видимости, и искать возможные «двери» там. Помешало этому трагическое событие – нападение льва. Несмотря на это, умирающий немец сумел сделать запись для того, кто, возможно, последует за ним: на последней заполненной странице, на дате «6/XII-1939» среди бурых пятен прыгали неровные строчки.
«Скорее всего, я не выживу, – писал Петер Хельмут Витт. – У меня порваны крупные сосуды и сухожилия на левой руке, повреждена правая, имеются большие раны на груди и спине. Я застрелил льва из револьвера, но сам еле добрался до своего убежища. Хочу сразу предупредить тех, кто может попасть в ту же ловушку, что и я: выбраться с этого острова возможно только по воде. Ни на что иное времени не тратьте!
Постараюсь немного отдохнуть. Увы, не могу сделать повязку на спине».
Ещё ниже стояла последняя, уже без даты запись, сделанная совсем слабой рукой: «Воля Господа – не повезло…»
Богдан закрыл тетрадь и долго сидел, водя пальцами по шелушащейся клеёнке обложки, слушая постепенно замирающий шум дождя, потрескивание сучьев в очаге и иногда посматривая на останки профессора Витта.
Что он узнал нового? Что этот остров тоже достаточно большой, что на нём нет других точек перехода и есть хищники, которые могут тебя задрать. Кроме того, профессор нашёл дедае, которые, естественно, описывал с совершеннейшим восторгом.
«Значит, как бы то ни было, довольно разнообразной пищей я обеспечен, – подумал Богдан, – если, конечно, не дам сделать пищей себя».
В тетрадях пунктуального немца оказалась точная карта острова, где профессор нашёл своё последнее пристанище. Остров был довольно большой, и Богдан стал пытаться идентифицировать его по карте. Соотнося «географию» торца с формой двух островов, о которых у него уже имелась достаточно точная информация, Богдан прикинул, что рядом, похоже, должен располагаться остров, где была точка перехода на грань Европы. Если он сумеет туда добраться, то попадёт в местность, отстоящую всего километров на двести от точки перехода, ведущей с грани Европы во дворец. Так что если остров Витта – это именно тот остров, на который он думает, всего-то следует доплыть до одного из соседних островов.
Конечно, масштаб карты, выданной Компьютером для торца планеты, таков, что судить о расположении точки перехода можно было только приблизительно – точку ещё нужно поискать. Но знать бы, что искать и где – уже половина дела!
Только бы это оказался именно тот остров. На карте такого масштаба, в принципе, можно и ошибиться – там имелась пара других похожих островов, далеко отстоящих от возможного острова Витта. Надо внимательнее последить за восходами солнца и, возможно, удастся сориентироваться точнее.
– Что же, – пробормотал Богдан, – если доберёмся до рыцарей, то там уже будет легче…
О том, что до нужной точки перехода на грани дорога может оказаться очень трудной, а общение с людьми, являвшимися потомками крестоносцев, может быть, мягко говоря, непростым, он пока старался не думать.
Свет, проникавший через щели в убежище профессора, стал ярче – тучи уходили, и небо светлело. Богдан подошёл и выглянул наружу. Действительно, в разрывах ещё тёмных облаков уже проглядывало желтоватое небо.
Прежде всего, Богдан решил похоронить останки немца – не только из дани традициям и из уважения к покойнику, но и потому, что делить пещеру со скелетом было не слишком приятно.
Опыта подобных действий у Богдана не было, но и иного выхода – тоже. Осмотрев карманы френча и не найдя там ничего, что могло бы пригодиться, парень осторожно завернув кости Петера Витта в шкуру, на которой тот отошёл в совсем уж иной мир, и вынес прах наружу.
Отойдя метров пятьдесят вбок от пещеры, Богдан лопаткой профессора выкопал глубокую яму в песке и опустил туда прах. Сверху могилы он сложил грубую пирамидку из камней, собранных у скал, и установил импровизированный крест из двух жердей, скреплённых полосой, отрезанной от шкуры, покрывавшей ложе немца.
Поскольку пляж простирался и вправо, и влево, с одной стороны было море, а с другой – крутой берег, с высоты которого вряд ли сиганул бы даже лев, опасность могла появиться только с хорошо просматриваемых направлений. Тем не менее, всё время, пока он работал, Богдан опасливо оглядывался: ему тоже не улыбалось стать объектом нападения хищников. Но берег оставался пустынен, и только редкие местные чайки и ещё какие-то птицы уже кружились в воздухе после грозы.
Закончив работу и посмотрев на солнце, которое сильно склонилось к горизонту, Богдан решил позаботиться о пропитании. У него ещё остались несколько плодов дедае с первого острова, но всё же он решил сходить на охоту, чтобы обеспечить себе не слишком скудный запас пищи на завтра, пока найдёт дедае и здесь.
Взяв лучемёт и копьё, Богдан подпёр дверь снаружи жердями и отправился в сторону, где берег понижался. Здесь под обрывом увидел то, что начал строить профессор Витт.
Это был длинный, но довольно узкий плот, лежавший на катках. Петер Витт, видимо, собирался поставить и мачту, о чём говорили приготовления в виде подпорок и растяжек. Кроме того, плот имел ещё два длинных весла с плетёными лопастями, которыми мог грести один человек, стоящий посредине судна. Кожаные верёвки, которыми лопасть была привязана к жерди, истлели от времени и легко порвались, когда Богдан подёргал за них.
Богдан с сомнением посмотрел на кораблестроительные потуги покойного профессора, но отдал долж-ное упорству немецкого учёного. Насколько он понимал, конструкция слабо выдерживала критику, но мужество человека, собиравшегося отправиться в море на такой ненадёжной конструкции, заслуживало уважения.
«Я попробую усовершенствовать это плавсредство», – подумал Богдан и отправился дальше по более насущному в данный момент для него вопросу.
Вскоре ему попалось стадо диких свиней, и он швырнул копьё в ближайшую из них. Однако применение копья с кремниевым наконечником требовало куда больших навыков, да и бросал Богдан издалека, опасаясь слишком рано вспугнуть дичь. Остриё лишь царапнуло по шкуре, и свинья, завизжав, бросилась в кусты, увлекая за собой остальных. Не желая расставаться с хорошим мясом, Богдан, не мудрствуя лукаво, свалил животное импульсом из лучемёта.
В свинье оказалось килограммов тридцать, и Богдан с некоторым трудом доволок тушу до пещеры. В стороне от входа у самой воды, чтобы смывать кровь и не так привлекать хищников, он наскоро разделал добычу, внутренности и кости закопал ещё дальше по берегу, а куски мяса приготовил к жарке, разложив на листьях, как на тарелках.
Пока он возился на берегу, то обнаружил несколько странных полузасыпанных ям в песке. Внутренняя поверхность ям была отделана обожжённой глиной. После легкого недоумения Богдан сообразил, что, вероятно, его предшественник использовал такие своеобразные чаны в песке для дубления шкур.
Собрав в достатке веток и сучьев, которые следовало просушить после дождя, он приготовился разжечь погасший огонь в очаге. К счастью, в пещере имелся изрядный запас сухого горючего материала и прямых крепких веток, которые ещё прежний хозяин мог использовать как вертела и шампуры для нанизывания кусков мяса и тушек птиц.
Когда уже совсем смеркалось, Богдан заперся в пещере и до отвала наелся нежного свиного шашлыка, щедро посыпая его солью. Кроме того, он зажарил часть оставшегося мяса впрок, а большой кусок тушки подвесил в прохладном углу пещеры у родника.
Снаружи было тихо, сытый Богдан вскипятил в котелке воду, сыпанув туда какой-то травы из чашки с полки в качестве заварки. За многие годы трава совершенно высохла и потеряла, казалось, всякий вкус и аромат, однако, будучи настоянной в кипятке, давала какое-то подобие чая. В качестве десерта Богдан съел плод дедае фруктово-сладкой спелости.