Игра по-крупному
Сел за стол и хлебнул остывшего чая. Нет, не порядок... Игорь принес из комнаты тетрадь с разлинованными листами и отметил в графе "Помидоры" недавнюю подкормку. Только затем не спеша закурил, снял с гвоздя над столом наколотый лист бумаги с перечнем дел на сегодняшний день и принялся читать его, вычеркивая выполненные пункты.
Эта операция -- вычеркивания -- определенно доставляла ему удовольствие. Еще в студенческие годы накануне сессии он вешал на стенку в глубине секретера список лабораторных и курсовых работ, зачетов, экзаменов и иных сопутствующих дел, обязательных к выполнению, и по вечерам, усаживаясь за полированную столешницу, брал в руки красный карандаш и с удовлетворением, словно освобождаясь от части взваленного на плечи груза, зачеркивал освоенные позиции. После сессии Игорь снимал покрасневший листок, пробегал глазами по всем пунктам и, торжественно порвав бумажку, нес ее в печку. Затем открывал вьюшки и щелкал зажигалкой. Бумага чернела и корчилась. Игорь приносил проволочную корзинку, забитую черновиками сданных контрольных и курсовых, гасил свет и устраивал в изразцовой печи маленький ритуальный костер.
Теперь Игорю было не до ритуалов. Два пункта из пяти хвостами тащились в завтрашний день: покрыть теплицу пленкой и окантовать грядки под капустную рассаду. Он перевернул лист на чистую сторону, чиркнул в углу "25.IV." и, поглядывая на сетевой график, который висел над столом, прихваченный к стене липкой лентой, составил себе задание на завтра. Помимо теплицы, деревянных коробов для капустных грядок, в которых под пленкой будет доращиваться капустная рассада, и прочих текущих дел, включая посадку новой партии огурцов из пяти ящиков, Игорь записал пункт архиважный, без которого все его коммерческие устремления могли пойти прахом, а цифра 3000, записанная карандашом в кружочке заключительного события сетевого графика, к коему сбегались стрелки от промежуточных событий, расположенных левее, могла потерять значащую тройку и превратиться в ничего не значащие три ноля. Пункт этот выглядел так: "Искать бабку. Поговорить с Вешкиным?"
Утром, едва коснувшись ногами пола, Фирсов глянул в окно на свою стройку и стал торопливо натягивать штаны. Снег в добрые два пальца толщиной лежал на стропилах и балках, облепил деревья -- Игорь отдернул занавеску, -- покрыл грядки, дорожки, забелил канаву с жухлой прошлогодней травой и опустился на каждую рейку забора мягкой пушистой шапочкой. Зима!.. Фирсов надел сапоги, тельняшку и вышел на веранду. На снежном фоне окон зелень рассады казалась неправдоподобной. Игорь наклонился к ящику с астрой. Жива! Капуста? Тоже жива. И даже в ящиках с огурцами за ночь завелась зелень! Мохнатые дужки вытянули из земли головы, распрямились и теперь тянули к свету два бледных листочка, склеенных желтоватой чешуйкой семечка. Ах да огурчата!.. Игорь не удержался и потянул одно треснувшее семечко. Листочки разлепились с едва слышным щелчком и стали плавно раскрываться... Игорь засмеялся. Живы, бродяги! А что им сделается -- на градуснике плюс двенадцать, кастрюля на кожухе электропечки дышит легким паром, от окон не дует...
Игорь сдвинул ногой уложенный у порога коврик, открыл дверь и, оставляя на снегу черные следы, пошел к зеленому домику.
К полудню Фирсов покрыл стены теплицы пленкой. Тоненькие планки, гибкие и узкие, как дранка, -- он набрал их на свалке ДСК -- плотно прижимали пленку к стойкам. Игорь зажимал меж зубов мелкие гвозди, вытягивал их по одному и быстро тюкал молоточком. Протравленные антисептиком планки отливали свекольным цветом. Несколько раз Игорь ходил греть над плитой руки и смотрел рассаду. Снег, выпавший на влажную землю, известное дело, долго не пролежит, растает. Но что впереди? А ну как завернет ночью под минус десять? Вешкину хорошо, у него угольный котел в подвале, трубы с горячей водой -- ананасы средь зимы вырастить можно, а что делать с трамвайными печками, если вырубят к вечеру электричество? Может быть, есть смысл держать рассаду в теплице только днем, а на ночь заносить в гарантированное тепло дома? Игорь смотрел на веселую зелень в ящиках и думал о том, что теперь этих ребят одних надолго не оставишь -- он их посадил, ему за ними и смотреть.
Покрыть крышу пленкой оказалось труднее: поднялся ветер и прозрачное полотнище никак не хотело ложиться на стропила. Только когда Игорь привязал к его углам по половинке кирпича, подпачканная землей пленка стала покоряться. Ветер, соблазнявший ее взлететь, поддувал то слева, то справа, кружил вокруг теплицы и даже неведомым образом забирался внутрь строения и оттуда выдувал прозрачные пузыри, но Игорь, словно десантник, укрощающий парашют, действовал быстро, точно, расчетливо. Он натянул трепещущую пленку с одной стороны теплицы, прихватил ее в нескольких местах мебельными гвоздиками, перебежал на другую сторону -- прихватил там и тут же принялся приколачивать с торцов планки, заранее проколотые гвоздями. Пленка всколыхнулась, сердито щелкнула сорвавшимся с гвоздя хвостом -- Игорь усмирил хвост двумя новыми гвоздями и застучал молотком -- коротко и дробно. Когда Игорь приколачивал последнюю планку, повалил снег -- густой и мокрый. Игорь занес в теплицу ведерко с гвоздями и молотком, смахнул с табуретки свои земляные следы, сел на нее, закурил и поднял голову к быстро теряющей прозрачность крыше.
* * *...В теплице Игорь провел семь дней. Каюсь! Ровно на семь дней я оставил своего героя.
А дело было так. Чуть раньше жданного и чуть позже гаданного в Москве вышла моя первая книжка (точнее сказать, книжица толщиною с мизинец), и в полном соответствии с тезисом "каждый труд должен быть оплачен" мне прислали причитающийся гонорар, некоторую часть которого я тут же постарался употребить на то, что еще недавно всемерно, но безуспешно порицалось. А именно: я назвал гостей и принялся выслушивать поздравления и комплименты под звон бокалов. Разделить со мною радость первой удачи охотно соглашались люди самые разные: друзья-литераторы -- им я рассказывал о своих творческих планах и, указывая на пишущую машинку с зажатой в каретке 86-й страницей, на которой томился в теплице бедный Фирсов, хвастался, что пишу обалденную повесть, они кивали и начинали рассказывать про свои не менее обалденные повести, эссе и романы; несколько шоферов из бывшего моего гаража -- они говорили, что уважали меня, уважают и будут уважать, как бы ни сложилась моя дальнейшая творческая судьба, а также интересовались, сколько я получил денег за книжку и изумительно быстро притаскивали откуда-то водку; приходили знакомцы с окрестных дач -- я отдавал им долги, наливал, кормил остывшими шашлыками и просил ни на что не обижаться. "Какие обиды, сосед! -- обнимали они меня. -- Если что надо, заходи! Всегда пожалуйста. А хочешь -- отзыв на твою книгу накатаем..."
Можно сказать, гость шел косяком.
Удивительные люди посетили нас с женой в сию приятную для нашей семьи неделю. Сын, к счастью, деревенствовал в последнее дошкольное лето у бабушки, и его знакомство с пестрой вереницей папиных визави не состоялось. Помнится, заходил даже какой-то фокусник, которого я обнаружил около колонки, отправившись поутру за водой. А может, и акробат. Жена на всякий случай перепрятала деньги, велев мне отвернуться. Служитель культуры тем временем сидел на улице за столом и в ожидании обещанной чарки ел из тюбетейки смородину. Захаживал люд разный и в основном приятный.
Приехал романист, писавший предисловие к моей книжице, я вытащил его из дачного поселка уважительным письмом, отправленным с нарочным, -- благо ехать всего две остановки. "Что-то ты, братец, разошелся, -- гудел романист, слушая сетования моей жены на чрезмерно затянувшееся празднование, и подмигивал мне. -- Пора завязывать. Пора, пора". Романист говорил, что теперь дела мои пойдут, главное начать, да, лиха беда начало, говорил он, если есть первая книга, то будет и вторая, это хорошо, что я бросил работу, -- работу всегда найдешь, -- зато теперь у меня есть время писать. "Ты сейчас что-нибудь пишешь?" -- спрашивал романист. "Угу, -- кивал я, -- пишу. Заканчиваю. -- И под строгим взглядом жены поправлялся: -- Не совсем заканчиваю, но середину перевалил". -- "Ну пиши, пиши, -- говорил он. -- У тебя получается. Собственно, уже получилось. Угу". И аппетитно закусывал грибочками.