Киреевы

— До чего же хорошо здесь! — сказала Наташа.
— Когда я вижу вокруг такую красоту, мне особенно обидно вспоминать грустное лицо, тоскующие глаза человека, которому не дают радоваться, — откликнулся Виктор.
— Ты все о Тасе?
— Да, о Тасе, трудно ей живется с такой матерью.
— А как Дарья Васильевна тебя приняла? — осторожно спросила Наташа.
— Сначала — в штыки, — признался Виктор. — Оказывается, она, к сожалению, хорошо помнит меня, самого озорного и к тому же резкого на язык сверстника ее дочери. Однако я не растерялся и любезно заявил ей: «Поверьте, Дарья Васильевна, мне, лейтенанту, очень стыдно за свои школьные выходки. Не казните, а милуйте. Мал, глуп был…»
— И что же?
— Конечно, неприступная крепость сдалась, я причислен к «сонму женихов» и приглашен на вечерний чай.
Наташа весело смеялась:
— Поздравляю! Ты действительно неплохой актер. Недаром на школьных спектаклях тебе поручали главные роли.
— Предположим, ты права, — невесело сказал Виктор, — но в данном случае я предпочел бы не играть никаких ролей. Ты уж не обижайся. Я после прогулки-опять к Тасе пойду.
Вернувшись домой, Наташа нашла в столовой письмо с заграничным штемпелем.
— Я на видном месте оставила, чтобы не забыть сразу отдать вам, — сказала Наташе няня.
— Спасибо! — поблагодарила Наташа, поспешно вскрывая конверт. Каждый раз, читая письмо отца, Наташа снова переживала и щемящую грусть, и радость, и еще какое-то ей самой неясное чувство. Она много думала об отце, которого еще ни разу не видела, ждала встречи с ним, и ей было немного страшно. Что он ждет от нее, своей единственной дочери? Какой новой тончайшей и крепкой нитью свяжет их это, только что полученное письмо. Степан Дмитриевич писал: «Я надеюсь провести свой отпуск с тобой и Степой. Признаться, несмотря на свои седые волосы, жду встречи с вами, как нетерпеливый мальчишка. Я похож на человека, внезапно получившего огромное богатство: у меня не только дочь, но и внук. И я хочу скорее увидеть свои сокровища.
Подумать только, Наташа: я до сих пор даже не знаю точно, какие у тебя глаза, как ты улыбаешься. Разве твоя фотография может ответить мне на бесконечные вопросы?.. Я счастлив, что скоро буду с тобой…»
— Сережа! — бросилась Наташа навстречу к входившему в столовую мужу, — читай скорее.
— Я рад, Наташа, — сказал Глинский, возвращая ей письмо, — очень рад. Твой отец — самый желанный гость для меня.
— А не кажется тебе, Наташа, — осторожно добавил Сергей Александрович, — что лучше сейчас прервать твой отпуск и отложить его до приезда Степана Дмитриевича. Я советую пожертвовать ради отца поездкой в Москву.
Наташа растерянно посмотрела на Сергея Александровича.
— Но мне так надо повидаться с мамой именно сейчас, перед приездом отца. Может быть, мама согласится приехать к нам погостить, когда он будет здесь, и возьмет с собой Верочку и Юрика. Квартира у нас просторная, всем места хватит. Для мамы я освобожу ее прежнюю комнату. Чудесно будет! Правда, Сергей?!
Наташа так радовалась, что Глинский подумал: нельзя ей мешать. Придется примириться с ее отъездом.
Весь вечер Сергей Александрович шутил, смеялся. Наташа поняла, в чем дело, и была благодарна ему за те, что он старается не омрачать ее праздничное настроение.
На другой день было воскресенье, но няня по обыкновению разбудила Наташу рано утром.
— Марфа Игнатьевна, — попросила ее Наташа, — погуляйте со Степой в парке, я хочу побыть с братом.
Когда Глинский свежевыбритый, в светлом костюме заглянул в комнату Виктора, он застал брата и сестру за оживленной беседой.
— Надеюсь, вы и меня примете в компанию? — спросил он.
Наташа почувствовала в его тоне скрытую горечь.
— С удовольствием, Сережа, — ласково ответила она мужу.
— Уедемте подальше за город, остановимся на берегу реки, где есть лодки, и весь день будем кататься, купаться и принимать солнечные ванны, — предложила Наташа мужу и брату.
Оба охотно согласились.
— Только я должен на полчаса заглянуть на завод, — предупредил Глинский и вышел.
В открытые окна врывался праздничный гомон. Виктор попросил:
— Сыграй, сестренка!
Наташа села за пианино. Звуки наполнили комнату.
Глинский вошел так, что они не слышали его шагов. Обычно он никогда не прерывал Наташину игру. Но на этот раз положил руку на плечо Наташе.
Та резко обернулась:
— Что случилось, Сергей?
На лице Глинского застыло странное, растерянное выражение.
— Вы не включали радио? — ответил он тоже вопросом.
— Я предпочитаю Наташину игру любым «звездам» радиокомитета, — шутливо заявил Виктор.
Сергей Александрович не обратил внимания на его шутку.
— Не включали? Значит, ничего не знаете! Германия начала с нами войну.
— Что?! — Виктор даже подскочил от неожиданности.
— Молотов только что выступал по радио с сообщением: сегодня на рассвете фашисты бомбили Киев, Севастополь, другие города и без объявления войны перешли нашу границу. Они на нашей земле… двигаются вперед.
Растерянное выражение не сходило с лица Сергея Александровича. Он умолк. Молчали Наташа и Виктор. Каждый думал о том, что вот сейчас в жизнь вторглось нечто страшное, рушащее планы, надежды.
— Придется, Наташа, отложить поездку в Москву, — сказал Виктор.
— Наоборот! — Наташа знала, что сейчас нанесет удар человеку, который любит ее, отцу ее ребенка, но иначе поступить не могла.
Она твердо сказала:
— Степу оставлю у мамы. Сама поеду на фронт врачом…
— Хорошо, Наташа, — тихо, через силу, произнес Сергей Александрович. Он неловко глотнул воздух и продолжал: — Твоим стремлением жертвовать всем ради Родины я горжусь, но прошу тебя: не торопись! Завод, безусловно, эвакуируют, эшелоны пойдут через Москву. Ты оставишь Степу у матери и поедешь на фронт. А пока подумай, какую пользу ты сможешь принести здесь в сложный и ответственный момент эвакуации нашего завода. На заводе тебя все знают, доверяют тебе. А главное: нельзя же оставить без врача рабочих.
«Логика на его стороне», — подумала Наташа. Ответить она не успела. Раздался телефонный звонок: дежурный заводоуправления сообщил Глинскому, что директор созывает экстренное совещание всех ответственных работников завода. За теми, кто по случаю воскресного дня уехал за город, уже послали.
Сергей Александрович поспешил на завод. Следом за ним ушел Виктор, он торопился явиться в военкомат. Наташу вызывали в партком к шести часам вечера. Оставалось много свободного времени. Не сидеть же дома! Она вышла на главную улицу, немного поколебалась, куда идти, и без всякой цели медленно направилась к центру города.
День оставался таким же ясным, солнечным. Но тревожная тень уже легла на залитые асфальтом улицы, на празднично одетую толпу.
Народу на улице было много. Очевидно, и другие испытывали подобное тому, что испытывала Наташа. Двигаясь в толпе, она невольно прислушивалась к чужим разговорам. Другой темы не было: ВОЙНА.
— Завтра идем записываться добровольцами, — оживленно говорил невысокий смуглый юноша своему товарищу. — И обязательно будем проситься в артиллерию, у нас же «отлично» по математике.
Две старушки с заплаканными глазами деловито рассуждали о теплых носках, которые необходимо связать заранее — ведь зима на носу, а если, не дай бог, война продлится, у Алешеньки ноги зябнуть будут.
Несколько молодых девушек, на вид не старше восемнадцати лет, горячо обсуждали что-то. Самая юная, тоненькая, с лицом южанки, категорически заявила:
— Буду снайпером! Даром, что ли, значок «Ворошиловского стрелка» получила.
Наташе вдруг показалось, что она давно близко знает и этих юных девушек, и будущих артиллеристов, и заботливых бабушек.
…В парткоме Наташе сказали:
— Подождите с заявлением в военкомат, вы пока нужны на заводе.
Дома Сергей Александрович встретил ее ласковым упреком:
— Где ты пропадала? Я уже начал беспокоиться за тебя.