Киреевы

Откуда-то взялись силы: Виктор одной рукой вытащил из танка тяжело раненного Егорова и отполз с ним в сторону.
«Теперь надо спасать остальных». — Виктор направился было обратно, но в этот момент в танке разорвались снаряды.
«Погибли товарищи, погибла машина! — Острая ненависть к врагу вспыхнула с новой силой. — Сейчас бы снова в бой! Раненая рука — пустяки! А Егоров? Его надо спасти во что бы то ни стало».
Не особенно умело, с большим трудом Виктор перевязал сержанту рану.
Лес долго был наполнен грохотом танковых и артиллерийских орудий. Постепенно бой начал затихать и, переместившись влево, затих совсем. Стало слышно, как шелестят верхушки деревьев. Обостренный слух Виктора уловил хруст сухих веток. Он залег в траве рядом с Егоровым и затаил дыхание.
— Экипаж сгорел вместе с танком, господин ефрейтор! — донеслась из темноты фраза на немецком языке.
От потери крови у Виктора кружилась голова, звенело в ушах. Раненая рука распухла. Ему трудно было двигаться. Но здесь, около проселочной дороги, на них легко могли наткнуться фашисты. Надо уходить как можно скорее, пока не рассвело. Но как быть с тяжело раненным товарищем?! Тот и не приходил в сознание. Дотащить его до находящегося невдалеке оврага Виктор был не в силах.
Занималась заря. Мозг Виктора возбужденно работал: что делать? Если не удастся уйти подальше от дороги — они погибли. Он распустил пояс Егорова, передвинул его ближе к плечам и, собрав последние силы, как тяжелый мешок, потащил раненого по траве.
Егоров застонал.
— Потерпи немного, Саша, — наклонившись, шепнул Виктор.
— Пить, — попросил Егоров.
— Сейчас у нас будет вода. Ты только постарайся лечь мне на спину и держись руками за мою шею, а я дотащу тебя до оврага.
Виктор лег на траву рядом с товарищем, и тот, с трудом удерживая стоны, перевалился к нему на спину.
Поддерживая Егорова здоровой рукой, Виктор добрался до склона оврага и сразу почувствовал такое радостное облегчение, что на мгновение даже забыл про разгорающуюся боль в раненой руке. Укрыв товарища в кустарнике, Виктор спустился к ручью, жадно напился и набрал полную фляжку воды для Егорова. Затем он устроил ему постель из веток и травы.
Весь день раненые танкисты лежали в овраге. Егоров находился в полубессознательном состоянии. Виктору не с кем было посоветоваться: что предпринять, как найти своих. К вечеру у него все же созрел план… Места были знакомые. Здесь он не раз бродил с ружьем вместе с отцом и его постоянным спутником на охоте мастером экспериментального цеха Кузьмичом.
Николай Николаевич относился к мастеру с большим уважением. И Виктор привык уважать Кузьмича. С удовольствием слушал он на привалах его многочисленные охотничьи истории. Два — три раза они втроем ночевали у родственников Кузьмича, местных колхозников. Виктор вспомнил гостеприимных хозяев и решил выяснить, нельзя ли воспользоваться их помощью.
Как только стемнело, Виктор собрался в путь. Предварительно он тщательно замаскировал ветвями и травой Егорова и поставил у его изголовья фляжку со свежей водой.
Сначала Виктор осторожно полз по направлению к деревне. Каждую минуту он мог наткнуться на врага.
После душного дня лесной воздух дышал прохладой. Вокруг стояла тишина. Только с востока доносились глухие орудийные выстрелы. Виктор встал на ноги и быстро зашагал вперед. Деревня показалась ему вымершей: ни одного огонька в окнах, ни одного человека на улице. Около знакомого одноэтажного дома Виктор остановился. Он сразу узнал этот дом по большому, густо заросшему палисаднику. Здесь два года назад он пил чай со свежим медом. Виктор подошел сбоку и заглянул в крайнее окно. Но ничего не увидел — в доме было темно. Тогда он тихонько постучал. Никто не откликнулся на его стук. Виктор начал стучать сильнее. Окно распахнулось:
— Что надо? — услышал он знакомый чуть хрипловатый голос.
— Как хорошо, что вы здесь, Кузьмич! Я — Виктор Киреев!
— Виктор Николаевич? — удивленно переспросил Кузьмич. — Какими судьбами? Нынче по ночам в лесу неспокойно, наткнешься на лихого человека. Заходите в избу, — чужих никого нет. Фашисты стороной прошли.
Обратный путь показался Виктору много короче. Кузьмич вел его напрямик глухими тропками, он знал в лесу каждое дерево. Высокий, худой, с большими и длинными руками и ногами, Кузьмич двигался удивительно легко. В такт его шагам качались за плечами дробовик и сумка с бутылкой молока и хлебом. Рядом с Кузьмичом шел брат его жены, тоже охотник. Добрались до места без приключений. Подходя к оврагу, Виктор сказал негромко:
— Это я, Саша!
Он забеспокоился: вдруг Егоров очнется и, услышав шум шагов, может подумать — фашисты.
Предосторожность была излишней: Егоров метался в бреду, звал отца, рвался куда-то ехать…
Быстро соорудив носилки, охотники понесли Егорова в село.
В эту же ночь перед рассветом Кузьмич повел Виктора в город.
У Виктора было тяжело на душе. Он шел молча. Кузьмич понял его состояние.
— Не беспокойтесь, Виктор Николаевич. Здесь доктор такой, что обязательно выходит вашего товарища. — Если немцы придут, — сумеем концы в воду спрятать. В этом селе народ надежный.
Они шли густым сосновым бором. Кузьмич, стараясь отвлечь своего спутника от невеселых мыслей, спросил:
— Узнаете? Дубровский холм. Лет тридцать назад здесь пройти было невозможно.
Высоко над лесом прошли фашистские самолеты.
— Город бомбят! — Голос Кузьмича от волнения звучал глухо. И словно в подтверждение сказанного, донеслись взрывы.
Через четверть часа они вышли из леса и увидели над городом зарево.
«Успела ли уехать Наташа с малышом?» — тревожно подумал Виктор.
— Сейчас свернем вправо, пойдем крутым логом до молочной фермы, так будет ближе. — Кузьмич торопился.
Солнце еще не взошло, когда они подошли к ферме. Она оказалась разрушенной бомбежкой. Кое-где торчали разбитые трубы. Воздух пропитался дымом и гарью. От развалин шел пар, на фоне серого рассвета сверкали раскаленные угли. Ветер разносил по земле искры.
Вблизи от сгоревших зданий, в пригородной роще, лежал вверх колесами синий легковой автомобиль.
Кузьмич бросился к автомобилю, но в нем никого не оказалось, и он облегченно вздохнул:
— Людей нет. Машину, вероятно, опрокинуло взрывной волной.
Но через несколько шагов они наткнулись на два трупа: мужчины и женщины. Кузьмич остановился и медленно снял шапку. На его темном от загара лице появилось и застыло растерянное выражение.
Виктор узнал в убитой женщине второго секретаря обкома партии — Елену Цветаеву. Рядом с ней лежал шофер.
— Виктор Николаевич, никому не говорите, что Цветаева убита, даже сестре родной, — глухо сказал Кузьмич. И сурово добавил: — Верю вам, вы человек военный — не подведете. А теперь давайте похороним их около этих сосен.
Песчаную землю копать было легко. Скоро невдалеке от дороги, между четырьмя соснами, вырос небольшой холмик.
Кузьмич и Виктор молча, опустив головы, стояли перед свежей могилой…
Взошло солнце. От высоких деревьев на земле легли длинные утренние тени.
— Пошли в город, Виктор Николаевич, — тихо позвал Кузьмич.
 ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ 
  
Наташа только что вернулась домой с ночного дежурства в госпитале. Вдруг раздался громкий стук в наружную дверь.
Звонок испортился еще несколько дней тому назад, а Сергей Александрович, всегда такой аккуратный, любящий порядок, на этот раз все не мог собраться его починить.
«Кто бы это мог прийти так рано?» — подумала Наташа и пошла открывать. В подъезде стоял Виктор, грязный, измученный. На небритом похудевшем лице огромными казались лихорадочно блестевшие глаза.
— Витя! — бросилась к брату Наташа.
— Наташа, ты еще здесь?!
— Завтра уходит заводской эшелон. Как хорошо, что ты появился сегодня, мог бы не застать нас.
Она хотела взять брата под руку и не сдержала крика: рукав гимнастерки был в крови.