Киреевы

— Ничего страшного, сестренка. Немного поцарапали фашисты, — успокаивающе сказал Виктор.
— Идем скорее, я сделаю перевязку, — голос Наташи дрожал.
В залитой солнцем столовой еще сильнее выступили разительные перемены во внешности Виктора. Казалось, молодость навсегда ушла с этого еще так недавно мальчишески свежего, задорного лица.
С нарастающей тревогой Наташа смотрела на брата. Виктор молча оглядывал комнату, будто впервые попал сюда, хотя все здесь пока оставалось без перемен.
После короткой паузы он негромко сказал:
— Потерял товарищей, танк потерял, а в бою и не побывал.
Пришел Сергей Александрович. Виктор, успевший вымыться и переодеться в его белье и костюм, сидел за столом.
Глинский даже не удивился, увидев шурина. Поздоровался с ним, как будто они расстались вчера, и тяжело опустился на стул.
— Что случилось, Сергей? — спросила Наташа. Глинский странно вздохнул, словно всхлипнул:
— Придется расставаться с тобой и Степой. Я остаюсь здесь до тех пор, пока не отправлю все оборудование на восток. Уеду с последним эшелоном. Таков приказ.
— Сергей… — Наташа растерялась от неожиданности.
— Наташа, дорогая, — с вспыхнувшей надеждой заговорил Глинский. — Отпустить тебя одну в такой опасный и трудный путь свыше моих сил. Вдруг ты или Степа простудитесь, заболеете. Кто будет ухаживать? Помогать? Чужие люди? У них своих горестей и забот хватит. Ни одной минуты не буду спокоен. Ты же знаешь, что без тебя я не могу жить. Прошу, не уезжай завтра. Через несколько дней уедем вместе, я сам буду оберегать вас. Подумай: всего несколько дней задержки, зато не придется расставаться.
— Погоди, Сергей! — голос Наташи дрогнул. — Нельзя же так… сразу. Что сказали тебе об этом Владимир Федорович и Доронин?
— Я еще с ними не говорил. Ведь я не знаю, что решишь ты, Наташа. Все зависит только от тебя!
Наташа отрицательно покачала головой:
— Совсем не от меня зависит.
Виктор по-своему расшифровал поведение Глинского.
«Бессовестный эгоист! Ему не хочется оставаться без Наташи». Но вслух ничего не сказал: Наташа умница — сама разберется.
— Я выясню, Сережа, — мягко сказала мужу Наташа, — только сначала зайду с Виктором в госпиталь, ему там сделают перевязку. Хорошо?
— Все, что ты делаешь, всегда хорошо, — ответил Сергей Александрович.
По знакомым улицам и переулкам Наташа и Виктор шли в госпиталь. Каждый думал свою думу. Первым нарушил молчание Виктор:
— Неужели ты останешься, Наташа?
— Не знаю, Витенька, что мне скажут на заводе. Ведь я назначена врачом эшелона, который отправляется завтра. Врач последнего эшелона, Краснопевцев, может быть, и не захочет меняться со мной.
Наташа взяла брата под руку и прижалась к нему:
— Признаться, Витенька, мне жаль Сергея…
— Брось, сестренка, вредный альтруизм! У Сергея Александровича есть свои обязанности, его долг выполнять их. Ты ему только помехой будешь. Что, если гитлеровцы придут раньше, чем успеет уйти последний эшелон? Сергей Александрович ведь и пешком может добраться до своих. А ты как? С маленьким ребенком на руках? Мое тебе последнее слово: уезжай завтра!
Наташа тихонько вздохнула:
— Я тоже так думаю, Витя, но мне нелегко… Не будем пока говорить на эту тему.
Виктор посмотрел на нее с явным неодобрением, но ничего больше не сказал.
Во дворе госпиталя главный врач Иван Васильевич Талызин следил за размещением больных и раненых по машинам. Тяжело раненных вместе с носилками увозили в специальных санитарных автомобилях. Последние дни были особенно беспокойными: привезли большую партию из полевого госпиталя, а тут еще срочная эвакуация. Иван Васильевич от усталости еле стоял на ногах. По небритому, утомленному лицу ему можно было дать не сорок пять лет, а все шестьдесят.
Наташе стыдно было отнимать время у человека, для которого дорога каждая минута, но тревога за Виктора взяла верх.
— Иван Васильевич, — попросила она, — если можно, посмотрите у моего брата руку. Я перевязала рану, но насколько она серьезна — не могу определить.
— Сейчас проверю, — охотно согласился Иван Васильевич.
В опустевшей операционной Наташа быстро и ловко разбинтовала руку Виктора.
После осмотра Иван Васильевич сказал:
— Рана — не опасная для жизни, но достаточно серьезная. Стационарное лечение необходимо, иначе возможно осложнение.
Виктор запротестовал, но доктор, не слушая его, что-то писал на бланке.
— Вот… Передайте начальнику санитарного поезда.
Виктор поблагодарил доктора и положил записку в карман.
— Поездка в тыл не входит в мои планы, — выходя из госпиталя, сказал Виктор. — Я должен вернуться к своим.
Он достал записку и разорвал на мелкие кусочки.
Наташа и не пыталась уговорить брата. Она знала, что это было бы бесполезно. Да и она на его месте поступила бы точно так же.
Они тут же расстались: Виктор направился к коменданту, Наташа пошла на завод.
На заводском дворе было непривычно тихо, уже не гудела земля от ударов гигантских паровых молотов. Не слышно было и скрежета металла, сопротивлявшегося резцу. Только из окон цехов доносился стук молотков плотников, торопливо сколачивавших нары для товарных вагонов.
— Здравствуйте, Наталья Николаевна! — идущий навстречу невысокий юноша почтительно снял кепку. Солнце золотило его густые, чуть спутанные светлые волосы.
— Здравствуйте, товарищ Мохов, — дружелюбно ответила Наташа. — Вы едете с заводом?
— Нет, не еду. Провожу последний эшелон — и в армию. После войны вернусь доучиваться. Я ведь на третий курс техникума перешел. Спасибо Андрею Павловичу, хорошо он меня подготовил. Если бы не война, из техникума в институт попал бы. Обязательно! — Упрямые огоньки загорелись в карих, глубоко сидящих глазах.
— Я не сомневаюсь, Леня, институт вы окончите, — Наташа пожала руку юноши и поспешила в поликлинику. Там уже ожидали больные. Первой подошла к Наташе молодая женщина с трехлетней девочкой на руках. Щеки ребенка ярко пылали. Полузакрытые глаза с мутными зрачками безразлично смотрели ка окружающих.
— Беда, Наталья Николаевна, приключилась. Разболелась моя Любушка. Что теперь делать? Завтра ехать надо, дорога дальняя… как ее, больную, повезу? А оставаться — страшно, вдруг фашисты окаянные и впрямь придут.
— Не беспокойтесь, к каждому эшелону прикреплен врач. Возможно, я тоже поеду завтра.
— Значит, с нами едете?! Вот хорошо-то! — обрадовалась женщина. — Слышишь, Петровна, — крикнула она стоявшей в очереди старушке. — Наталья Николаевна, может, с нами поедет.
После приема больных Наташа переговорила с Дорониным и вернулась домой.
Сергей Александрович уже ждал ее. Он сидел в столовой и курил одну папиросу за другой, — пепельница была полна окурков. Он молча вопросительно посмотрел на вошедшую Наташу.
— Мне категорически запретили задерживаться. Я должна уехать со Степой завтра.
Сергей Александрович продолжал сидеть неподвижно. Лицо его сразу как-то посерело и казалось безжизненным.
Одновременно с жалостью у Наташи вспыхнула обида: зачем муж так мучает ее? Неужели не может взять себя в руки? Ведь и ей тяжело, но она не распускается.
Вошел Виктор.
— Выяснил, как найти своих? — спросила сестра.
— Все в порядке, — ответил Виктор и поспешно добавил: — Утром я еще буду свободен, обязательно провожу тебя и Тасю.
— Откуда ты знаешь, что я еду завтра? — удивилась Наташа.
— Я случайно встретил Доронина, — он мне сказал. Да иначе и быть не могло.
Рано утром началась погрузка в эшелон. Марфа Игнатьевна в этот день уезжала в деревню к дочери. Прощаясь со своим питомцем и Наташей, она горько заплакала.
В теплушке вместе с Наташей ехали Соня Маврикиева, Ася и другие девушки.
На проводы обещала прийти и Тася. Санитарный поезд, с которым она должна была ехать, уходил позже.
Виктор нетерпеливо бродил около эшелона, ожидая, когда, наконец, увидит большие чистые глаза любимой девушки.