Киреевы
Глинский сидел бледный и с трудом удерживал дрожь во всем теле.
Шулейко застал их молча изучающими ресторанную публику.
— Идемте скорее, — сказал он Виктору, — господин Роттермель ждет нас.
Железнодорожная станция была забита составами с хлебом, скотом, продуктами и всевозможными посылками. Все это награбленное имущество направлялось на запад, особо важные грузы сопровождались вооруженной охраной. Навстречу шли бесконечные воинские поезда — Гитлер бросал на Восточный фронт все новые и новые дивизии.
По распоряжению коменданта города ближайшие пригородные станции и железнодорожные пути охранялись особенно тщательно: партизаны из отряда Елены Цветаевой уже дважды спустили под откос вагоны с гитлеровскими солдатами.
…Фашистский воинский эшелон с орудиями и боеприпасами подходил к городу. Его пропускали без остановок. Впереди эшелона шла моторная дрезина. На станции дрезина на полном ходу миновала входную стрелку и помчалась дальше по главному пути. Но перед паровозом стрелку неожиданно кто-то перевел на запасной путь, забитый составами. Эшелон врезался в хвост поезда, раздался треск вагонов, две цистерны опрокинулись, и горючее разлилось по путям. Откуда-то полетели гранаты… Вспыхнул пожар, огонь перекинулся на вагоны с боеприпасами. Начали рваться снаряды и авиационные бомбы, усиливая возникшую на станции панику.
Взрывы уже затихали, когда на станцию прибыл с отрядом сам полковник фон Роттермель. Его сопровождали обер-лейтенант фон Бринкен и лейтенант Киреев. Роттермель, бледный от страха и злости, смотрел на догоравшие вагоны, на покореженные рельсы.
— Черт знает, что это за страна, где часа нельзя прожить спокойно! Кто виновен? — грозно крикнул он вытянувшемуся в струнку начальнику станции..
Тот, стуча зубами, произнес что-то невразумительное.
— Разрешите доложить, господин полковник, — вмешался лейтенант Киреев.
— Что вы хотите сказать?
— По всем признакам — это работа отряда Елены Цветаевой.
— Почему Цветаева до сих пор не поймана? — раздраженно набросился комендант на обер-лейтенанта фон Бринкена. — В вашем распоряжении даже танки. Неужели вы не можете справиться с бабой? Черт бы ее побрал!
— Разрешите, господин полковник, — вторично вмешался Виктор, — один из арестованных сказал при допросе, что Елена Цветаева часто бывает в городе. Прикажите разыскать ее фотографии и раздать офицерам и солдатам. Тогда ее, безусловно, поймают.
— Завтра же доставить в комендатуру двести снимков Цветаевой, — закричал фон Роттермель. — Немедленно арестовать всех ее родственников!
— Она жила здесь одна, господин полковник. Ее родственники в Москве.
— Арестовать, когда возьмем Москву! Запишите себе в блокнот, лейтенант!
Виктор вынул записную книжечку и сделал в ней пометку.
Роттермель распорядился очистить пути, усилить охрану станции и уехал.
Фон Бринкен и Виктор потратили около двух часов, прежде чем мобилизовали нужное количество людей для выполнения приказа коменданта.
Вернувшись в город, они взяли нескольких солдат и отправились на бывшую квартиру Цветаевой.
Самый тщательный обыск не дал результатов: портрета партизанского командира не удалось найти.
— Она, вероятно, снималась у фотографа по улице Геббельса, — сказал Виктор, — поедем туда и проверим архивы.
— У вас масса энергии, господин Киреев, — одобрил фон Бринкен.
Владелец фотографии Иван Константинович Логинов, невысокий пожилой человек, снимал немецкого ефрейтора. Тот стоял, вытянувшись, как на параде, лицо его было сосредоточенно, важно.
Увидев офицеров, фотограф низко поклонился и спросил:
— Чем могу служить вам, господа?
Ефрейтор, потеряв всю свою важность, поспешно удалился. Виктор коротко объяснил, что им нужно.
Логинов знал Виктора еще мальчиком. Тот не раз снимался у него вместе с матерью и Наташей. Но фотограф держался так, как будто видел его впервые. Молча выполнял все его требования. Фотографии Цветаевой не нашлось.
— Посмотрите номер заказа в журнале, — распорядился Виктор.
— К сожалению, все журналы сгорели у меня на квартире, господин офицер.
— Немедленно разыщите негативы, иначе вы ответите головой, — резко заявил Виктор.
Логинов сжался, по лицу его пошли красные пятна. Он молча, боком подошел к ящику и начал в нем рыться.
Фон Бринкен уселся в единственное кресло и протянул ноги. Он наблюдал, как Виктор вместе с фотографом просматривал негативы. Не находя того, что нужно, Виктор сердито бросал проверенный негатив в угол. Тонкий и печальный звук разбитого стекла доставлял ему, по-видимому, какое-то удовольствие.
Знакомые лица мелькали перед его глазами, прежде чем превратиться в осколки. Вот он сам… Наташа… Катерина с Верочкой и Юриком. Лицо матери кто-то поцарапал ногтем.
Наконец Цветаева была найдена.
— Приготовьте к утру двести пятьдесят хороших отпечатков, — высокомерно распорядился Виктор. — Бумагу получите в комендатуре.
Он вышел вместе с фон Бринкеном, но в дверях обернулся и успел поймать ненавидящий взгляд, которым провожал его Иван Константинович Логинов.
Садясь в машину, Виктор по-мальчишески присвистнул. Казалось, он был очень доволен успешными поисками.
Фон Бринкен тоже сиял. Ему мерещились повышения и награда за поимку важной преступницы.
На другой день фотографии Цветаевой были розданы полиции и сотрудникам гестапо. На стенах домов появилось отпечатанное крупным типографским шрифтом объявление о наградах за поимку командира партизанского отряда. К каждому объявлению был приклеен большой портрет Елены Цветаевой.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Поздней осенью 1941 года фашисты повели наступление на Москву. Им удалось прорваться на подступы к столице. Кровавые отблески боя уже скользили по московскому небу.
Даже днем, сквозь густую сетку дождя, в город рвались самолеты со свастикой. Они летели на большой высоте, недоступной для глаза. Зловещий вой моторов «мессершмиттов» и «хейнкелей» звучал эхом близких сражений.
Б подмосковных лесах появились непроходимые завалы. Казалось, ураган небывалой силы свалил огромные деревья. На окраинах города вырастали баррикады, надолбы, подступы к Москве со всех сторон перерезали глубокие рвы. Все это было сделано руками москвичей, нередко работавших под обстрелом с воздуха.
В городе объявили военное положение. Женщинам с детьми, старикам и больным было предложено эвакуироваться в тыл. Их снабжали продуктами и деньгами, предоставляли им машины или места в поездах. Но легко сказать: уехать из родной Москвы, да еще когда она в такой опасности. Каждый булыжник на мостовой становился таким дорогим, словно в нем оставил кусочек сердца.
И москвичи под разными предлогами откладывали отъезд.
Фронт все приближался. Воздушные бандиты иногда прорывались в небо над городом и сбрасывали свой смертоносный груз на жилые дома. Медлить было нельзя. Началась срочная эвакуация всех, кто должен был выехать в тыл. Но шоссе, под холодным осенним дождем, вереницей медленно двигались машины с людьми и домашними вещами.
На лицах уезжающих застыло тоскливое выражение. Дети внезапно повзрослели. Серьезно и печально смотрели они на все, что происходило вокруг них.
Николай Николаевич вместе с Андреем Родченко и подполковником Соколовым ехали из расположения авиадивизии дальнего действия. Гарнизон дивизии давно стал для них вторым домом. Навстречу им катился бурный поток людей и машин.
— Не опоздать бы на совещание, — забеспокоился Киреев, оборачиваясь лицом к своим спутникам. Он сидел рядом с шофером. — Сколько людей сразу уезжает из Москвы, туда и не пробьешься.