Киреевы

— Здесь, товарищ полковник, неувязка получилась, — откликнулся шофер. — К тем, кто по порядку эвакуируется, паникеры добавились, — вот вам и пробка!
— Был я вчера в Москве, — оживленно продолжал он, — заехал домой. У мамаши сидит соседка. Глаза у нее вытаращены, вот-вот выскочат, губы трясутся. Увидела меня и руками замахала. «Прячьтесь, говорит, скорее прячьтесь! Фашисты уже в Нижних Котлах! Сейчас здесь будут!» Я ее спрашиваю: «Откуда у вас, гражданочка, такие сведения? И как вам не совестно такую чушь молоть?» А она мне в ответ: «Никакой чуши! Приходил военный, высокий такой, и предупредил жильцов, — спасайтесь, пока не поздно. Правительство на самолетах улетело, в Москве один простой народ остался. Под всеми улицами мины подложены. Как немец войдет, все в воздух взлетим!» И задал же я ей жару! Если бы не мамаша, еще не то бы было, сдержался я маленько.
— Военный этот, конечно, переодетый враг, — сказал Киреев, — таких на месте расстреливать надо.
Шофер использовал любую возможность, чтобы продвинуться вперед. Но чем ближе к Москве, тем сильнее становился встречный поток. В конце концов он превратился в сплошную лавину.
Шофер затормозил машину:
— Что делать, товарищ полковник?
До города оставалось менее трех километров.
— Дойдем пешком. Согласны, друзья? Соколов пожал плечами:
— Не вижу другого выхода.
— А вы поезжайте на квартиру и ждите моего звонка, — Николай Николаевич передал шоферу ключ и вылез из машины.
— Николай Николаевич! — раздался обрадованный женский голос.
Из кузова остановившейся рядом полуторатонки выпрыгнула девушка с вещевым солдатским мешком за плечами и протянула Кирееву руку. Золотистый локон выбился из-под пестрого шерстяного платка.
Где он встречался с этой девушкой?
…Купе вагона. Резко вспыхнувший электрический свет, прогнавший сумерки. Сонное розовое лицо юной девушки… Неужели дочь юрисконсульта Слободинского? Да, она.
Маленькая рука доверчиво легла на обшлаг его шинели.
— Какое счастье, что я встретила вас. Вы поможете мне, не правда ли?
Сейчас Ляля Слободинская мало походила на ту нарядную, благоухающую духами куколку, с которой он познакомился два с половиной года назад. Простенькое демисезонное пальто, невысокие, забрызганные грязью ботики и платок резко изменили ее облик. Лицо Ляли так осунулось, что даже подбородок заострился. Голубые глаза смотрели испуганно. Кирееву стало жаль ее.
— Чем могу быть вам полезным? Где же ваши родители?
С лица девушки сбежала улыбка.
— Родители мои далеко-далеко. Они вместе с заводом эвакуировались за Урал. Я тогда не хотела уезжать из Москвы. А сейчас и в институте занятия прекратились, и моя квартирная хозяйка уезжает с детьми на родину под Владимир. Куда же мне деваться? Я бы с ней поехала. Но мне так не хочется. Что я буду делать в деревне у чужих людей? Помогите мне добраться к маме и папе, я очень прошу вас, мне нужно одно крохотное местечко на самолете.
Все это Ляля выпалила скороговоркой, не снимая руки с обшлага шинели, — она боялась, что Киреев исчезнет так же неожиданно, как и появился.
Николай Николаевич вспомнил: самолеты дальней авиации летают на авиамоторный завод, эвакуированный за Урал.
— Хорошо, постараюсь, — ответил он.
— Спасибо! Большое спасибо! Я сейчас! — Ляля подбежала к грузовику, на ходу сказала что-то сидевшей рядом с шофером женщине, схватила небольшой чемодан и, помахав на прощанье рукой, стремительно вернулась к Кирееву.
Николай Николаевич совсем не ожидал таких молниеносных действий. Только сейчас он понял, какую серьезную обязанность взял на себя. Но было уже поздно.
«В крайнем случае — помогу уехать поездом», — решил он.
Ляля сразу оживилась и, бросая кокетливые взгляды на Киреева, щебетала без умолку. Николай Николаевич не прислушивался к ее словам. Он думал о том, как бы поскорее освободиться от неожиданно свалившихся на него обязанностей опекуна.
— Не обижайтесь на нас, пожалуйста, — обратился он к Ляле. — Мы торопимся, дорога каждая минута. Садитесь в машину, шофер отвезет вас ко мне на квартиру.
— Значит, обратно в Москву? Но там же… бомбят, — жалобно воскликнула Ляля.
Шофер окинул ее недоумевающим взглядом. Андрей и Соколов не удержались от улыбок.
После того как Ляля, нехотя, с видом жертвы, уселась в автомобиль и шофер героически продвинулся на несколько метров вперед, Киреев, глядя вслед, невесело сказал своим спутникам:
— Конечно, следует помочь молодой девушке вернуться к родителям. Тем более, такой пугливой маменькиной дочке… Она одна со страха пропадет. А успокаивать — времени нет. Надо попытаться завтра же отправить ее самолетом.
— Все же она трогательно беспомощна, — задумчиво произнес Соколов.
— А на мой взгляд, просто кукла! — возразил Андрей.
Он тут же поймал себя на мысли, что неожиданное появление Ляли Слободинской раздражает его: уж очень бесцеремонна и навязчива эта девчонка! Лишние хлопоты для Николая Николаевича.
…А Николай Николаевич был для Андрея теперь еще дороже, еще роднее. Сколько пережито за короткий срок, пока не была известна судьба экипажа Киреева! Страшно вспомнить. В те дни чувство, близкое к отчаянию, все сильнее охватывало Андрея. Приход Маргариты несколько смягчил боль одиночества, но и только. Утром, проводив Маргариту до ее квартиры, Андрей отправился в штаб. Не успел он войти в помещение штаба, навстречу ему бросилась ликующая Лена Мартьянова.
— Живы, все живы и невредимы! Костя за ними полетит, — крикнула она каким-то не своим, звенящим голосом. Андрей сразу все понял и тут же испугался: не ошибся ли он, не снится ли ему то, что он слышит.
Но Лена, настоящая, живая, вовсе не из мира сновидений, стояла рядом с ним, смотрела блестящими глазами и уже третий раз повторяла свой короткий рассказ:
— Ночью Костю вызвали в штаб. Пришла радиограмма — киреевский экипаж в полном составе находится в партизанском отряде. У них была вынужденная посадка по ту сторону линии фронта. Сейчас Костя готовит машину к полету…
Андрей так сжал руки Лены, что она вскрикнула от боли.
— Простите, Леночка. Пожалуйста, простите. — Родченко смотрел на нее умоляющими и в то же время счастливыми глазами.
— Да уж ладно! Прощаю по такому случаю, — улыбнулась Лена. — А вы скоро на аэродром? Костя, наверно, ждет вас!
— Сейчас же, как освобожусь, поеду туда. Надеюсь, здесь меня долго не задержат. До свидания, Леночка! Спасибо вам!
Андрей бегом поднялся на второй этаж. Через час он уже подъезжал к аэродрому.
Видавший виды четырехмоторный бомбардировщик «ТБ-3» в тот же день был готов к полету за линию фронта. Но вылет откладывался, — военная обстановка в районе действий партизанского отряда была настолько тревожной, что отряду приходилось все время менять место. Подготовить посадочную площадку в этих условиях было невозможно.
Николай Николаевич и его товарищи невольно загостились у партизан. Они быстро применились к новым для них условиям военных действий и с успехом принимали участке в боевых операциях. Во время одной из стычек с гитлеровцами был легко ранен штурман Омельченко. Но это не охладило его пыл. Он со всей страстью помогал народным мстителям. Трудности и опасности партизанской жизни не пугали его.
— Останемся воевать здесь, товарищ полковник, — шутливо говорил он Кирееву, — в партизанских лесах простора больше, чем в небе. Когда летишь на боевое задание, тебя и прожекторы и зенитки ловят, за каждым облачком вражеские истребители понатыканы. То ли дело в этих местах: тишина, благодать… прямо санаторий!
— Рано ты собрался в санатории отдыхать, — смеялся Николай Николаевич. — Потерпи еще немного, после войны приедем сюда охотиться, если гитлеровцы не распугают зверей и птиц.
Командир партизанского отряда хмуро отмалчивался, слушая эти шутки. Он знал, что по приказу командования воздушные бойцы не имеют права оставаться с партизанами, а как было бы хорошо, если бы в отряд влились эти веселые, смелые и дисциплинированные люди. Жаль, очень жаль будет с ними расставаться. За несколько дней все успели сдружиться — в боевой обстановке быстро рождается крепкая дружба. Особенно полюбили партизаны скромного малоразговорчивого бортмеханика Морозова. Его разносторонние технические дарования очень пригодились: он наладил бесперебойную работу движка и оказался замечательным оружейным мастером. Полезным для отряда был и Волков, организовавший «краткосрочные курсы повышения квалификации радистов». Чуть ли не по двадцать часов в сутки обучал он двух тихих пареньков.