Грязный секрет (ЛП)

Я хотел, чтобы она увидела этот успех и осознала, что могло бы быть.
Молодость не оправдание этому. Я всё ещё чувствую это. Я всё ещё хочу, чтобы она посмотрела на Billboard, Teen Choice Awards и все остальные чарты, вершин которых мы достигли, и узнала, что потеряла. Хочу, чтобы она поняла, что могла бы иметь, потому что я всё ещё тот парень, который влюбился в неё.
Но вся правда в том, что я хочу, чтобы она посмотрела на меня и поняла, что потеряла.
Я захлопываю дверь грузовика и вхожу в дом, оставляя её позади. Она не хочет быть со мной. Как она может так отчаянно целовать и не хотеть меня?
И самое ужасное, я до сих пор не перестал хотеть её. Даже на чёртову секунду.
Я вхожу в гостиную, и Кай смотрит на меня.
— Ты в трендах Твиттера.
— Что?
— Ты в трендах Твиттера. Твои дивы, — он бросает насмешливый взгляд в сторону Софи, — подтверждают рождение Милы.
— В мировых? — спрашиваю я, делая шаг вперёд, чтобы взять у него планшет.
— Да, самоуверенный ублюдок. В мировых.
Я медленно киваю.
— Я справлюсь.
Я возвращаю ему планшет и поворачиваюсь к Софи. Её брови приподнимаются так высоко, что практически оказываются в волосах, а губы приоткрываются в недоумении.
— Что? — спрашиваю я.
— Личность нашей дочери открыта всему миру, и ты думаешь, что тренд в Твиттере это круто? — она снимает лёгкий свитер, который надела, прежде чем покинула дом. — Да пошёл ты, мудак.
Она разворачивается и выбегает через заднюю дверь. Та захлопывается за ней. Я падаю обратно на диван, роняя сумку Милы на подушку рядом с собой, и тяжело вздыхаю.
Кай смотрит на меня страдальческим взглядом.
— Оу.
— Блять, оу, — исправляю его, прикрывая глаза руками.
Так близко. Мы были так близко, чтобы снова стать нами, и я просрал это. Каждый раз я. Всегда я.
Ирония в том, что она совершила одну большую ошибку, и я осудил её за это, но теперь я сам не могу перестать их совершать. И каждый раз я мудак. Словно пытаюсь превзойти самого себя или что-то вроде того.
— Никогда не думал, что скажу это, но вы двое спорите больше, чем раньше.
— Да, скандал не остановит нас от того, к чему мы привыкли. Я был бы довольным мудаком, если бы это было так, — я провожу рукой по волосам. — Какого чёрта я должен сделать?
— Чтобы она перестала злиться на тебя? Когда-нибудь пытался посмотреть на эту ситуацию с другой стороны?
— Нихрена, — я смотрю на брата. — Это она держала Милу в секрете, но ошибки совершаю постоянно только я.
— Потому что она исправила свои, — Лейла входит в комнату и кладёт руки на бёдра. — Она сделала всё возможное, чтобы исправить. А ты просто сидишь и ждёшь какого-то божественного вмешательства, которое исправит твои.
— Разве это не так происходит? Прозрение не появится меж облаков, пока я стою на пляже?
Кай кашляет, чтобы скрыть смех.
— Вот поэтому она и злится на тебя, — Лейла приподнимает бровь. — Честно говоря, для человека, который пишет одни из лучших песен о любви для радио, в романтике реальной жизни ты ориентируешься как слон в посудной лавке.
— Хорошо, тогда скажи мне, что я должен делать, если ты такая умная.
— Что-то большое. То, что заставит её поцеловать тебя, а не наоборот. То, что заставит её понять, что ты на самом деле думаешь о ней.
Я хмурюсь, глядя на неё. Как, чёрт возьми?
— Уверен, ты думаешь, что это поможет, но это не так.
Моя сестра тяжело вздыхает.
— Что-то только для неё, Коннер. Сделай что-то для неё. Дай ей что-нибудь.
— Оргазмы считаются как «что-нибудь»? — добавляет Кай.
— Нет, не считаются. Заткнись, — огрызается Лей. — Вы двое как пара подростков, пытающихся потрахаться. Я не собираюсь стоять здесь и стараться разобраться в вашем дерьме, если ты не заботишься об этом, Кон.
Она разворачивается на пятках и вылетает из комнаты. Я смотрю ей вслед. Какого чёрта мне теперь делать?
Я откидываюсь головой на спинку дивана и пялюсь в потолок. Что-то большое, только для неё. Что-то, что она не сделала бы для себя? Что-то, что она не может сделать? Что-то, что она хочет, но не успевает?
Грёбаный ад. Лейла права. Будучи парнем, пишущим песни о любви, я не могу сделать ничего романтичного.
Хотя...
— Кай! Где ноутбук?
— Здесь, — он берёт его со стола и передаёт мне. — Что ты делаешь?
Я включаю его и открываю браузер. В интернете вы можете найти всё, да?
— Она не занималась домом после возвращения, — говорю я медленно.
— Ну?
— Ну, она сказала мне, что остаётся. Мила живёт в старой комнате её отца, а Софи в своей.
— И у Софи нет времени или денег на ремонт.
— Именно.
***
На ужине мы сидим по разные стороны от Милы. Не говорим ни слова. Даже не смотрим друг на друга.
Мы незнакомцы, знающие друг друга самым интимным способом.
От досады я стучу ногой под столом. Чёрт, не надо было принимать решение прятаться здесь. Мы должны были остаться в её доме. По крайней мере, тогда я смог бы извиниться за своё подражание эгоистичному мудаку без зрителей.
Но сейчас я не могу. Мы стдим всё в том же неловком молчании, пока она и Лейла помогают маме убирать со стола.
Мы сохраняем его, когда я сажаю Милу в ванну, а Софи моет ей волосы.
Мы продолжаем молчать, когда укладываем её спать в кровать в моей спальне.
Мы не произносим ни слова, когда я ухожу на пляж с блокнотом, подвернувшимся под руку, и ручкой за ухом.
Я падаю на всё ещё горячий песок. Крупинки разлетаются, когда я бросаю блокнот перед собой и нахожу стихи, над которыми работал.
Слова выжжены в моём мозгу. Я несколько дней пытался написать для них мелодию, но не вышло. Я не могу понять, то ли неподходящее время, то ли тон не соответствует. Неважно, как долго я смотрю на слова, стирая их и меняя, это не работает.
Одного слова слишком много, одного бита слишком мало.
Человек всё ещё не найден.
Сейчас я больше всего скучаю по ней. Когда я сижу на пляже, глядя на блокнот, мой разум полностью заблокирован. Морской бриз нежно окружает меня, а вода поглощает тоску. Хотел бы я знать, что сказать.
Я всегда был слишком близок к музыке. Она всегда была моей слабостью, но также это была лучшая вещь во мне. Если я близок к музыке, я могу чувствовать её, чувствовать, вплоть до костей. Если я чувствую её, я могу петь, а если могу петь, то могу заставить миллионы девочек-подростков считать, что это для них.
И это продаёт музыку.
Это также отнимает много времени. Я провёл слишком много бессонных ночей, сгорбившись над бумажкой, пытаясь написать эти слова, и поэтому я решил отложить написание песен для группы. Поэтому сейчас в альбоме только три или четыре мои песни.
Вот почему листы, исписанные бессмысленными словами, лежат в коробке под моей кроватью.
Софи всегда всё исправляла. Она никогда не была привязана к словам так, как я, поэтому могла смотреть на них объективно. И, чёрт, я хочу, чтобы она посмотрела на них сейчас. Я хотел бы сунуть бумагу ей в лицо и сказать, чтобы она разобралась в этом дерьме. Хотел бы, чтобы она схватила их и засмеялась, а затем взяла мою ручку, чтобы исправить написанное. Если бы только всё было, как раньше, и не было так чертовски сложно.
Раньше нам было легко.
Уставившись на воду, я нажимаю концом ручки на бумагу. Назвать Шелтон Бей домом и правильно, и неправильно. Правильно, потому что это так, и не так, ибо прямо сейчас это слишком далеко от истины.
Он не ощущается домом. Скорее, как ад, место, в котором я заперт, оставлен сгорать из-за прошлого.
Я достаю из кармана телефон и открываю сообщение от Кая. Это ссылка, всего лишь ссылка, и я щёлкаю по ней. Она переводит меня в мебельный магазин со взрослыми и детскими вещами.
Здесь есть Свинка Пеппа для Милы и всё, что может понравиться Софи.