Зверь с той стороны
В том, что в главные живодёры непременно угодит Антоша-Анколог, не сомне-вался даже самый последний заводской кочегар. Не сомневался и я. Кому же отдуваться при таких фокусах, если не ответственному за природоохранные мероприятия?
При моей первой беседе с госпожой Фергюссон свидетелей не присутствовало. Конфиденциальность была определена ею, как залог успеха. Посткоммунистическое об-щество, не избавившееся всё ещё от родимых пятен былого тоталитаризма, могло нам помешать тем или иным способом, считала она. Особенно здесь, в провинции. Только так – с глазу на глаз, доверительно, по-дружески, прихлебывая кофей, следовало нам с нею общаться. Официальные лица выразили согласие и одобрение. Я, разумеется, тоже. Ну, дурит баба, напугавшись наших глухих мест, что с неё возьмешь?
А напугаться ей е составило труда. Во-первых, символом того самого неизжитого тоталитаризма над заводской нашей проходной до сих пор висит плакат пять на три мет-ра с мускулистым пролетарием, строго спрашивающим со всякого приблизившегося ра-бочую гарантию – как залог качества продукции. За спиной у него реют алые флаги и дымят грандиозные трубы. Плакат недавно отреставрировали, забыв (или нарочно не за-хотев) поправить цвета флагов на отвечающие сегодняшним реалиям. Вдобавок живёт, здравствует и исправно даёт жару по будним дням наш фабричный гудок – то ещё раз-влечение для человека непривычного!
Госпожу Фергюссон гудок, плакатные трубы и флаги, надо понимать, насторожи-ли куда как пуще дохлой рыбы.
Она сравнительно неплохо калякала по-русски, и переводчики были не нужны. Мы мило поболтали, и мне показалось, нашли общий язык. Она вполне согласилась со мной, когда я сообщил, что планово-предупредительные ремонты и своевременные про-филактические работы на заводских очистных сооружениях хоть и проводятся, но мало полезны, поскольку сооружения те пора было менять ещё двадцать лет назад. Изучив графики и планы мероприятий, она нашла их не только приемлемыми, но и в своем роде замечательными, единственно возможными. Узнав, что я убеждённый вегетарианец (ну, каюсь, тут я соврал – ради красного словца и надежды на смягчение участи), она пришла в совершеннейший восторг.
Расстались мы, чрезвычайно довольные друг другом.
Тем больнее было мне узнать, что «именно господин Басарыга своею преступною халатностью, своим безответственным отношением к профессиональным обязанностям явился главным, более того, практически единственным виновником трагедии. Ещё бо-лее того – он её практически спровоцировал!» Чьи слова? Нужно уточнять или и так яс-но? Госпожи Фергюссон, собственной белобрысой персоной. Получите, что называется, и распишитесь! Однако, «понимая сложность ситуации, в которой господину Басарыге приходится работать, я не рекомендовала бы пока возбуждать уголовное дело».
«Пока!» Ишь ты, стервоза…
А позавчера приехал на побывку Филипп и привёз с собой двух странных маль-чиков. Они из Императрицына, специалисты по рыбе и другим водным тварям. По-моему (да и не только по-моему), они того… В общем, пара. В смысле, живут вместе. Од-ной семьёй. Петуховское население в замешательстве и пока не решило, как следует рас-сматривать сей казус. Ужели это беспрецедентный, наглый вызов общественной нравст-венности? Или всё же стыдная болезнь?
Несмотря ни на что, я готов расцеловать их привсенародно.
Взяв многочисленные анализы, они выяснили, что рыба, во-первых, не сдохла, а вовсе даже жива – но находится в состоянии спячки, что ли… «Это поразительно! – с жа-ром восклицают молодые ученые. – Это не имеет аналогов и объяснений, и это надо глу-боко исследовать!» Чем они и намерены вплотную заняться. Сейчас же. Во-вторых, при-чина рыбьего анабиоза вряд ли кроется в промышленных стоках нашего завода. Никаких химикалий с превышением ПДК в сточных водах не обнаружено. Как и в дремлющей рыбе. Зато обнаружен в рыбьей печени неизвестный мировой науке гормон. То есть аб-солютно неизвестный.
Совершив сенсационное открытие, нетрадиционно ориентированные рыбоведы сделались лихорадочно возбуждены. Наверное, мечтают о Нобелевке.
Госпожа Фергюссон, так вот нежданно-негаданно обломавшись со священной войной против погубителей ихтиофауны, чуток погрустнела, но ненадолго. Сейчас её бе-зумно волнует новый вопрос. Что же, если не ядовитые стоки, явилось причиной появле-ния нового гормона? Уж не преступные ли секретные эксперименты КГБ и русской во-енщины? К счастью, волноваться об этом она уехала в райцентр. Все «хвосты» укатили за нею следом. Одни ихтиологи остались. Работают без сна и отдыха, но выглядят счаст-ливыми. Грезятся им, должно быть, полеты человечества в дальний космос и усыпление неизлечимых больных до времен открытия чудодейственных лекарств. Что станет воз-можным уже скоро – благодаря их замечательному анабиотическому гормону, получен-ному из рыбьей требухи. Помогай им Бог!
А вот принести извинения невиновно, как оказалось, оклеветанному Антону Ба-сарыге никому даже не пришло в голову.
У директора завода, между прочим, сегодня произошёл перелом в болезни, и он стремительно идет на поправку. О чём изволил сообщить мне самолично, позвонив по телефону. Скоро-де свидимся. Он, между прочим, всегда считал, что я ни при чем. Одна-ко, с сожалением сообщает он, приказ о лишении меня ста процентов премии, подписан-ный им ещё в больнице, уже проведён по всем финансовым бумагам и обратного хода не имеет.
Ну и шут с ним.
На фоне всей этой чехарды произошло событие, которое я не берусь объяснять, но которое пугает меня безмерно. На улице Пролетарской приключился пожар. Горел доб-ротный частный дом, горел среди белого дня, горел непонятно отчего. В доме во время пожара находились маленькая девочка и её бабушка. Вспыхнуло мгновенно, мощно и сразу всё – от фундамента до крыши. Почему-то только снаружи, словно было бензином облито. Зато полыхало так, что даже самые отважные храбрецы, случившиеся поблизо-сти, не решались прийти оставшимся в пожаре людям на помощь. Но так же мгновенно, по необъяснимым причинам дом потух. Сам. Прибывшие на редкость оперативно огне-борцы лишь залили кое-какие разлетевшиеся угольки да вывели из пожарища чудом уце-левших людей. Обе – и бабка и внучка – живы-здоровы, но пребывают на грани нервно-го криза. Их отвезли в уезд, там и врачуют.
Зевак было мало, зеваки были разочарованы.
А у нас в это время происходил семейный скандал огромной напряжённости. Оль-га, в бешенстве неописуемом, «воспитывала» дочку Машеньку, не брезгуя даже руко-прикладством. Я насилу отнял у практически невменяемой супруги бедного ребенка. Впрочем, дочка была скорее зла, чем напугана.
Причина женской ссоры выяснилась ночью, когда умиротворённая любовными ласками Ольга поведала мне её предысторию – сколь удивительную, столь и страшную. Пожар устроила Машенька! Не то чтобы пошла и подожгла, а сверхъестественным обра-зом спровоцировала. С девочкой Альбиной, что едва не погибла в пылавшем доме, дочка наша посещает один детский сад. Альбина – мягко говоря, далеко не подарок. Ребёнок единственный, очень поздний, почему избалована донельзя. В день накануне трагедии она, мало задумываясь об этичности своего поступка, как и о его возможных последстви-ях, стащила у Машеньки из детсадовского шкафчика любимую куклу. На требование вернуть игрушку Альбина вызывающе рассмеялась, показала язычок и уплыла домой, сопровождаемая бабушкой, забирающей единственную внучку изо дня в день раньше остальных детей. Что же бабушка? А бабушка на повышенных тонах пожурила Машень-ку за некрасивую жадность и пообещала, что после выходных кукла будет ей, скорее все-го, возвращена. Резонные возражения воспитателей были бесповоротно проигнорирова-ны.
Обиженная смертельно, дочурка рыдала до самого прихода Ольги, не прекращая ни на миг. Но слёзы не были ей помехой заглянуть в шкафчик негодяйки Альбинки. Там она обнаружила носовой платок. План страшной мести созрел тут же. Весь вечер и утро следующего субботнего дня были посвящены подготовке. Из пластилина вылеплена бы-ла кукла-вуду, из вражеского платочка пошита ей одёжка, из бересты и щепочек построен в огороде за баней домик для неё. Прочитав над домиком колдовские стихи, чьё содер-жание осталось для меня тайной (подозреваю, жене моей они превосходно знакомы), Машенька оросила его обильно дезодорантом «Fa» – для лучшей горючести – и подожг-ла.