Расследователь. Предложение крымского премьера
– Даже не знаю, Андрей Викторович. Мы, собственно, завтра улетаем в Москву. С утра у нас намечена экскурсия в Русский музей, а потом ваши, питерские, энтэвэшники хотели бы взять у меня интервью. Мне очень хочется побывать у вас и познакомиться и с Агентством вашим, и с отчетом. Но я уже пообещал энтэвэшникам – неудобно… Не знаю, как поступить.
– С НТВ, – сказал Обнорский, – я все решу.
– Каким образом?
– Договорюсь, чтобы они подъехали ко мне… Я отлично знаю их главного режиссера… Возьмут интервью прямо в Агентстве.
– Ну что же, давайте попробуем… С утра завтра – музей, а потом – Агентство.
***Ужин в зимнем саду прошел замечательно. Прощались Соболевы и Обнорский как старые знакомые. Дома Обнорский сразу лег спать. Приснился ему Кука – капитан Кукаринцев [События описаны в романе А. Константинова «Журналист»]. Куку Андрей видел во сне довольно редко. Обычно Кукаринцев снился ему в палестинской военной форме, с пистолетом в руках.
– Извини, братишка, – говорил Кука всегда одну и ту же фразу, – служба.
И нажимал на спуск. Андрей видел, как медленно и бесшумно выкручивается из ствола тупая пуля, как она плывет в знойном воздухе… Вспышка, боль, чернота… Проклятый сон!
Этой ночью Кука приснился ему в вышитой украинской сорочке, с бандурой в руках. Кука перебирал струны и играл «Реве и стогне Днипр широкий…» Он хорошо играл, мастерски, но что-то страшное и зловещее было на этот раз в хорошо знакомой, мощной старинной песне.
– Прекрати! – закричал Обнорский во сне. – Прекрати, Кука! Немедленно прекрати, сволочь!
А Кука играл, и страшная выходила мелодия из-под его рук… Она только напоминала мелодию «реве и стогне», но ею не была. Кука играл и улыбался зловеще. Обнорский снова закричал на него… и проснулся. Он сел на диване, опустил босые ноги на пол. Болела голова, бухал пульс. Андрей нашел на ощупь сигареты, щелкнул зажигалкой, прикурил. Потом, подсвечивая той же зажигалкой, посмотрел на часы. Было половина четвертого ночи. Ветер за окном раскачивал голые березы, все еще стоял в ушах звук Кукиной бандуры…
– Сволочь ты, Кука, – произнес Обнорский и затушил наполовину выкуренную сигарету. – Сволочь ты, Кука. Когда же ты, наконец, оставишь меня в покое?
***Соболев позвонил Андрею в Агентство около полудня.
– Андрей Викторович, – сказал он, – звоню, как договаривались… Наши планы остались в силе?
– Конечно, Сергей Васильевич. Когда заканчивается ваша экскурсия по Русскому музею? Я бы подскочил, встретил вас.
– Тогда подскакивайте, мы уже закончили…
– Еду. Буду через пять минут.
Обнорский, не одеваясь, выскочил во двор, сел в «Ниву». Езды от улицы Зодчего Росси до площади Искусств всего ничего, если не попадешь в «пробку».
Обнорскому повезло – «пробок» не было, – и он добрался даже быстрее, чем обещал. Перед оградой Русского музея стояла «Вольво-850» с «крутыми» номерами и вторая – с охраной. Возле «вольво» Андрей увидел Соболева с супругой, директора музея Гусева и еще одного мужчину, видимо, Филатова. Несколько в стороне стояли два охранника в расстегнутых куртках.
Был сильный мороз, на ограде серебрился иней. Обнорский резко затормозил возле автомобилей, выделенных для гостя губернатором Санкт-Петербурга, выскочил из «Нивы». Мгновенно насторожилась охрана. Один из охранников даже двинулся навстречу Обнорскому, но увидел реакцию ОП [ОП – охраняемая персона.] (Соболев улыбнулся Обнорскому, поднял руку в приветствии) и понял, что все в порядке.
Соболев сел в «Ниву» к Андрею… У охранников вытянулись лица…
Кавалькада двинулась вокруг классической площади с памятником Пушкину посреди круглого сквера, припорошенного снегом.
– А как с энтэвэшниками? – спросил Соболев. – Удалось решить вопрос, Андрей Викторович?
– Они уже ждут вас в моей приемной, – ответил Андрей, ухмыляясь в усы.
Он вспомнил, какое удивление прозвучало в голосе Ильи Шилькина, главного режиссера питерского филиала НТВ, когда Андрей позвонил и спросил:
«Хочешь взять интервью у премьер-министра Крыма?» – «Хочу, – ответил Илья, – а что?» – «Тогда присылай своих оболтусов ко мне в Агентство к полудню», – «А зачем?» – спросил Илья. «Я же тебе русским языком говорю: если хочешь взять интервью у премьер-министра Автономной республики Крым, присылай бригаду…»
Уже с половины двенадцатого в приемной у Обнорского отирались «оболтусы» – оператор и журналист НТВ. Руководил ими лично главный режиссер господин Илья Шилькин. Многомудрый Ильюша выглядел озадаченным и все пытался у Обнорского выспросить, что же такое нужно крымскому премьеру в «Золотой пуле».
Обнорский загадочно улыбался и ничего не говорил.
– …уже ждут в моей приемной, – ответил Андрей.
«Нива» Обнорского, а за ней две «вольво» с супругой премьера, смольнинским чиновником и нервничающей охраной подъехали к Агентству… С момента звонка Соболева прошло чуть больше десяти минут.
Премьер был откровенно удивлен. Вчера вечером Обнорский умышленно не стал рассказывать о работе Агентства подробно… Андрей водил Соболева с супругой по кабинетам, знакомил с людьми, рассказывал о работе отделов.
Возможно, вчера крымский премьер представил себе Агентство в виде пары прокуренных комнатух в полуподвале, в которых колбасятся полтора десятка мужиков, а по полу катаются пустые бутылки из-под пива… А сегодня он увидел четко организованную, оснащенную техникой СТРУКТУРУ… Премьер был удивлен.
После того, как уехали «оболтусы» с НТВ, Андрей и гости сели в кабинете Обнорского. Оксана принесла кофе. За окном ярко светило солнце, шеренга похожих на грачей суворовцев на плацу Суворовского училища отрабатывала упражнения строевой подготовки… Обнорский взял со стола две черные папки – одна была потоньше, другая много толще.
– Вот, – сказал он, – наш отчет по «делу Горделадзе». Двести страниц с приложениями… Плюс аудио-кассеты.
– Двести страниц, – удивленно произнес Соболев и посмотрел на часы.
Покачал головой. Обнорский понял, спросил:
– Во сколько ваш самолет?
– Через полтора часа, – ответил премьер.
– О-о, худо… времени совсем нет.
– Около часа еще есть, – возразил Соболев. – Нам слава Богу, нет необходимости проходить пограничные и таможенные формальности… Таковы, извините привилегии номенклатуры. Но и за час все это никак не осилить…
– За час, Сергей Васильевич, осилим, – сказал Андрей. – Я загодя поработал с отчетом и выделил те документы, которые являются «узловыми». А в полном объеме вы сможете изучить отчет позже – я распорядился перегнать все на дискету.
– Замечательно, – оживился премьер. – Давайте приступим.
– Сам отчет не так уж и велик, – сказал Обнорский, – страниц пятьдесят. Остальное – тексты бесед с фигурантами, справки, схемы, фотографии, приложения и аудиокассеты с записью бесед тех фигурантов, кто дал на это согласие… Но без всех этих «приложений» отчет мертв. Нам все время придется к ним обращаться. Итак, в конце сентября двое моих сотрудников вылетели в Киев.
***…Сашка и Николай вылетели в Киев рейсом № 841. В четырнадцать часов тесный, как трамвай, «ТУ-134» стартовал из Пулково и спустя два часа приземлился на бетон аэропорта Борисполь. Борисполь встретил дождем, холодом и низкой облачностью.
– Вот тебе и солнечная Украина, – сказал Зверев. – Что думаешь по поводу этого климатического бардака, Коля?… Даже в Питере теплей.
– Не плюй в нежную хохляцкую душу, москаль поганый, – ответил Повзло. – Дай мне вдохнуть воздух родины.
– Прости, Мыкола, москаля поганого.
Встретила Зверева и Повзло разочарованная Галина – она ожидала Андрея. Повзло и Зверев были ей совсем неинтересны. На заднем стекле ее машины был прикреплен плакатик с негативным изображением головы Горделадзе и призывом: «Найдите Горделадзе!».
Ограничение скорости на трассе Е-40 составляло сто десять километров, но «опель» Галины летел под сто тридцать. Моросил дождь, из магнитолы звучала музыка Корнелюка из «Бандитского Петербурга». Это было какое-то наваждение… Когда Сашка с Колей уезжали из Питера, в такси звучала та же самая музыка. После дежурных фраз: «Как долетели? Как погода в Питере?…» – «А в Киеве?» – «А вы раньше у нас бывали? Понравился вам Киев?» – «О да, бесспорно». – «А вы у нас? Как вам Питер?» – «Питер прекрасен…» После дежурных фраз Зверев сказал: