Белый Бурхан
- Твои стражники оскорбили самого таши-ламу!
- Я накажу их, гонец...
- Это уже сделано. Спокойной ночи, хубилган! Пожав плечами, Дондог ушел, чтобы прислать ховраков. Но их дугпа Мунхийн тоже выгнал. Потом отправил Чочуша сторожить входную дверь со строгим приказом ни с кем не разговаривать и никого близко не подпускать:
- Мычи как немой! Пусть думают, что и на тебе мое заклятие!
Ховраки и свободные от службы стражники возились во дворе монастыря, пытаясь увести с собой оцепеневших, но те вырывались и вновь возвращались на прежнее место, где их поставил на колени черный колдун.
И только насладившись устроенным переполохом, Куулар вышел к наказанным и вывел их из транса. Возвращаясь в свою келью, хотел нанести визит Дондогу, даже остановился у его дверей, но потом передумал.
Остаток дня и ночь Куулар не сомкнул глаз и не дал спать Чочушу: боялся нападения. А утром к нему снова постучал хамбо-лама и был впущен, но разговора у них не получилось.
- Мне приказано быть в Юм-Бейсе, хубилган, и я здесь. Когда будет таши-лама и с какой целью - не знаю. Накормите моего ховрака, а я сыт...
Слова черного колдуна устроили новый переполох - монастырь стал срочно готовиться к приезду высокого ламы: все скребли и чистили, молитвы и трубы гремели по три раза на день, а у ворот Юм-Бейсе дежурили не только стражники, но и полные ламы - гэлуны. Всех ховраков, баньди и гэцулов переселили в другие помещения, запретив им даже появляться поблизости от главного храма...
А к исходу третьего дня в дверь кельи Куулар а снова постучали. Чочуш вопросительно взглянул на дугпу Мунхийна и, поймав его кивок, отодвинул засов.
Дверь широко распахнулась, за ней стоял улыбаясь Панчен Ринпоче, таши-лама. Черный колдун побледнел и кулем свалился к его ногам:
- Бог Амитаба, я вернулся...
Приезд таши-ламы в любой монастырь - событие. Многие чтут таши-ламу даже выше далай-ламы: Панчен Ринпоче, хоть и живой бог, бодисатва Амитабы, все же ближе к людям - с ним можно говорить, как с простым смертным, к нему легче проникнуть, от него всегда исходят доброта и справедливость. И хотя земля Сукавати - место перевоплощений - его западная страна, к которой теперь Прибавилась и Шамбала, таши-лама не обладает административной властью. И как бы человек ни стремился к хорошим перерождениям, эта жизнь для него важнее, чем та, будущая! Потому и праздник в честь его приезда готовился в Юм-Бейсе не столь пышно, как он бы готовился, надумай заглянуть в этот далекий монастырь далай-лама!
Гремят трубы монастыря. Дондог из шкуры вон лезет, чтобы убедить высокого гостя в святости своих бездельников, истекающих сейчас мучительным потом на вынужденной молитве. Они и не догадываются, что на этот раз не святость и мудрость их приехал проверять Панчен Ринпоче, а кладовые! Со святостью дацана и его жителей как-нибудь управится и далай-лама через своих помощников и доверенных лам!
Наконец-то явился и сам хамбо-лама Дондог в сопровождении трех рослых ховраков. Приложил ладонь к сердцу, опускаясь на колени, чтобы поцеловать полы одежды драгоценного гостя.
Таши-лама удивленно оглядел ховраков, похожих на каменотесов, подумал с иронией, что Дондог, пожалуй, уже самого себя боится, сидя на своем золоте. Кто ему угрожает за высокими стенами монастыря, какие такие разбойники объявились в этих глухих местах?
- Отпусти ховраков, хубилган. Нам надо поговорить наедине.
- Слушаюсь, бодисатва.
Дондог сделал знак, и парни ушли - медленно и величественно, раскачивая задами. Таши-лама усмехнулся:
- Не слишком ли ты раскормил их, ширетуй?
- Я не повар, бодисатва, - пожал Дондог плечами. - Я не готовлю для них обедов. К тому же, все они из богатых китайских семей, промышляющих золотом в русской тайге за Байкалом.
Панчен Ринпоче знал об этом. Китайские старатели давно уже проникали к Колыме, Юм-Бейсе не был единственным монастырем, превращенным ими в постоялый двор, но его ширетуй - единственным, кто брал непомерную дань с этой разбойной братии.
- Я знаю, что ты сделал дацан притоном, и за нарушение святости тебе платят золотом! Сколько золота в твоих кладовых, Дондог?
Хамбо-лама вздрогнул, переступил с ноги на ногу, лихорадочно соображая: донес кто-то или таши-лама все понял сам? А может, вмешался этот черный колдун?
- Не ломай голову, ширетуй! - сказал Панчен Ринпоче жестко. - У меня нет в твоем дацане осведомителей и наушников. Я знаю и так, что ты - вор! Ты скрываешь от Тибета, от Лхасы, от Поталы то, что принадлежит только небу!
- Сколько я должен дать Потале золота, бодисатва?
- Все, что ты накопил!
Волна радости захлестнула сердце Дондога: не знает! Не проболтались, выходит, ламы и стражники! Значит, можно откупиться, не отдавать все ключи...
Поздно вечером таши-лама пришел к Куулару Сарыг-оолу, и они проговорили чуть ли не до утра.
- Верни алун, архат, и выстави своего ховрака вон.
- Он не ховрак, бог Амитаба. Он - теленгит с Алтая.
- Настоящий?
- Самый настоящий. Он ни слова не знает ни по-монгольски, ни по-тибетски, и при нем можно говорить все.
- Нас могут подслушать другие...
- Пусть только попробуют! - буркнул Куулар, но отослал Чочуша в коридор, приказав: - Смотри в оба! И не вздумай спать! Если кто-то подойдет к тебе, заговорит - пнешь в дверь. Иди!
Таши-лама подозрительно осмотрел келью жреца Бонпо, неуверенно пошевелил пальцами:
- Все стены имеют уши. Может, пойдем ко мне?
- В ваших покоях, бог Амитаба, уши непременно торчат везде! - засмеялся черный колдун. - А здесь - вряд ли. Я нарочно выбрал помещение для ховраков, гостей которых не подслушивают. В соседних помещениях тоже никого нет, а окно я заткнул одеялом...
Панчен Ринпоче сел на стул, положил на колени усталые ладони, вздохнул:
- Не будем терять времени, архат. Готовы ли там, на западе, принять нашу миссию Шамбалы?
- Да.
- Сильны ли там наши противники?
- Их нет, хотя православие на севере Алтая достаточно сильно.
- Север нам не нужен. К тому же, России скоро будет не до Алтая.
- Война с Японией? - нахмурился Куулар. - Не рано ли говорить об этом, бодисатва?
- Война назревает и без нашего нажима на жрецов Синто2 и дзэн! Хорошо бы вклиниться в тело Алтая до ее начала... Там знают о ламах?