Разбойник и Мишка

 ОТ АВТОРА
 Дорогие ребята!
 Четверть века я проработал ветеринарным врачом, был и на фронте. За
эти годы немало повидал неприметных героев в мирном и ратном труде. Вот об
их подвигах я и хочу вам рассказать.
 Но вместе с тем мне очень хочется поведать и о животных, чья жизнь и
судьба тесно связаны с человеком в труде и в бою: это рысак Сокол,
пострадавший от волчьих зубов, собака Альфа — «аккуратный почтальон»,
которая спасла меня и Сокола, верный пёс Дружок — подносчик патронов,
погибший на могиле хозяина. Или несравненные «живые тягачи» — верблюды
Разбойник и Мишка, поводырь слепого — «учёная» Норка, быстроногая
Ласточка, дважды спасшая от гибели шестнадцатилетнего конника Петю
Сердюка.
 Немало через мои руки прошло четвероногих пациентов, и я лечил их так
же внимательно и любовно, как медики лечат человека. Присматриваясь к
животным, я замечал, что не все они на одно «лицо», как думают некоторые
люди: у каждого свои привычки и повадки, свой «характер». Открывать эти
особенности у «братьев наших меньших», проникать в их внутренний мир,
понимать их поведение, желания, нужды и, в конце концов, умело управлять
ими — это очень интересно и поучительно.
 Энгельс писал, что в общении с людьми собака и лошадь учатся понимать
(конечно, в пределах их ограниченных возможностей) всякий язык и способны
проявлять к человеку привязанность и благодарность. Да и сами животные,
как и птицы, при общении друг с другом применяют свою особую сигнализацию,
свой «язык».
 Тысячелетиями находясь в общении с человеком, домашние животные стали
значительно «культурнее» и «умнее», чем их дикие предки. Особенно это
заметно на собаке, самом верном друге человека.
 Всё, что написано в этой книге, — правда. В основу своих рассказов я
положил истинные события — то, что видел и пережил сам или близкие мне
люди.
 Посвящаю её моему школьному учителю-другу А. В. Фёдорову, который
вложил в меня первые зёрна любви к жизни и литературе.
 А в т о р
 СОКОЛ
 Однажды ранним утром, во время моего дежурства, в ветлечебницу
привезли необычного пациента, и, когда сняли с него попону, которой он был
прикрыт, я ужаснулся: в повозке лежал весь в ранах, окровавленный
жеребёнок.
 Привёз его старший конюх колхоза «Рассвет» Иван Агапович Владимиров.
 — Вот какой... и войны нет, а весь израненный, — сокрушался он. —
Проморгал мой Мишка...
 Около повозки понуро стоял небольшой паренёк лет четырнадцати. Лицо у
него было обветренное, нос в шелушинках.
 Заметив моё недоумение, Иван Агапович пояснил:
 — Волк порезал Сокола.
 Медлить было нельзя, и я побежал на квартиру к врачу. Александр
Алексеевич Фёдоров жил тут же во дворе, в отдельном домике.
 Врач осмотрел истерзанного жеребёнка и покачал головой:
 — Да-а... Изуродовал он его сильно.
 — Александр Алексеевич, он ведь у нас от племенной матки. Может,
как-нибудь выходим, а? — спросил Иван Агапович, с тревогой заглядывая
врачу в глаза.
 Александр Алексеевич прощупал у жеребёнка позвоночник, ноги и сказал,
обращаясь ко мне:
 — Впрочем, кости и суставы не повреждены. Крови много потерял. Ну что
ж, Василий Николаевич, попробуем полечить...
 Иван Агапович с сыном осторожно подняли жеребёнка и понесли его на
попоне в манеж. Жеребёнок почувствовал, что его уносят от матери,
приподнял голову, задрыгал ногами и тоненько заржал. Матка ответила ему
ржанием и пошла вслед за ним, едва не ворвавшись в манеж вместе с
повозкой. Дверь манежа закрыли. Матка неистово ржала и била копытами.
Пришлось её выпрячь и ввести к сыну. Лишь там она успокоилась.
 Жеребёнка положили на хирургический стол. Ввели кровь. (У нас в
лечебнице стоял конь Воронок — донор.) Лишь после этого мы приступили к
операции. На теле маленького жеребёнка оказалось семнадцать ран! И многие
из них рваные, глубокие.
 Пришлось некоторые зашивать, а кое-где и обрезать лохмотья кожи.
Несмотря на обезболивание, жеребёнок иногда вздрагивал и порывался встать.
В такие моменты его мать тянулась к нему мордой и тревожно ржала.
 Иван Агапович успокаивал её:
 — Ну-ну, дурочка. Ничего с твоим малышом не сделается. Всё хорошо
будет.
 У всех конюхов такая привычка: они разговаривают с лошадьми, и им
кажется, что лошади их понимают.
 Во время операции, придерживая голову жеребёнка, Миша посматривал на
мои руки. Его заинтересовала наша работа.
 Возились мы с жеребёнком часа два. Устал я и даже вспотел от
волнения. Впервые мне пришлось делать такую сложную операцию. Александр
Алексеевич помогал мне и руководил всем ходом операции.
 После обработки ран мы наложили клеевые повязки, и тёмно-серый
жеребёнок стал пёстрым.
 Иван Агапович, довольный, улыбнулся.
 — Вот какой пегаш стал, и не узнаешь. Теперь небось выживет? —
спросил он, обращаясь к врачу.
 — Трудно сказать... — уклончиво ответил Александр Алексеевич. — Может
быть, и выживет, если волк не бешеный. Придётся оставить жеребёнка в
стационаре.
 — Ах ты, — озабоченно сказал Иван Агапович, — такое сейчас время
горячее, а тут лошади приходится лишаться. Ну, что ж поделаешь, от матки
сосунка не оторвёшь. Придётся тебе, Миша, тут оставаться, а я корму
привезу.
 — Введите жеребёнку противостолбнячную сыворотку, — приказал мне
Александр Алексеевич.
 Врач боялся столбняка: в раны попала земля.
 Жеребёнка с матерью поместили в просторный денник, который был похож
на комнату с решётчатой дверью.
 Миша Владимиров ухаживал за ними: кормил, поил, чистил и мне помогал,
когда я менял повязки и обрабатывал раны. Ростом Миша был невелик, но
телосложением крепыш. В работе расторопный и любознательный. Я рассказывал
ему о болезнях, показывал в микроскоп микробов, давал читать книги.
 Раны у жеребёнка зарастали хорошо, без осложнений. Иван Агапович,
приехав как-то проведать своего питомца, сказал:
 — Вот, Мишка, гляди, что наука делает. Учись. Может, и ты когда
лекарем будешь.
 ...Мы подружились с Мишей. Главного врача он почему-то побаивался и
робел перед ним, а ко мне, молодому практиканту, относился более доверчиво
и просто. Может быть, потому, что мы были земляками и по возрасту я
недалеко от него ушёл.
 Как-то вечером, на досуге, Миша рассказал мне подробно о происшествии
с жеребёнком:
 — Поехал я с ребятами в ночное в Песчанку. Пырей и острец там, сами
знаете, во! По колено. Лошади как попадут туда — оторваться не могут. Ну,
приехали, пустили лошадей, а сами костёр развели, картошку стали печь и
сказки рассказывать. А у табуна двоих дежурных поставили: Саньку Учаёнкова
и Тимку Полканова. У Саньки дробовик в руках. Но спать всё равно никому
нельзя. Волки по ночам рыскают. А тут так получилось. Я днём работал и
здорово умаялся, а как стали сказки рассказывать, лёг на спину и стал на
небо глядеть. Гляжу и думаю: откуда всё это взялось — звёзды, луна, земля,
люди? Вот так думал, думал и задремал. Вроде слышу голоса ребят и вроде
как сплю. Сла-адко так! Вдруг слышу, кто-то крикнул: «Во-олки!» Ребята на