Рассказы литературоведа

вам надо заняться этим вопросом и найти самый портрет. Портрет интересный, — с улыбкой
заключила она и, выдвинув ящик каталога, взялась за перо.
«Г1-08-87»
Итак, прежде всего надо было установить, как попала фотография в музей, на стол к Елене
Панфиловне.
В Рукописном отделении Пушкинского дома я выписал инвентарные книги бывшего
Лермонтовского музея при Петербургском кавалерийском училище. Действительно, все материалы, и
в том числе инвентарные книги этого музея, в 1917 году поступили в Пушкинский дом.
Перелистал инвентарную книгу. Теперь я уже знаю: фотографию с портрета М. Ю. Лермонтова в
Лермонтовский музей пожертвовал некий В. К. Вульферт, член Московской судебной палаты.
Мне стала известна, таким образом, фамилия владельца портрета. Но когда, в какие годы он владел
им? Когда пожертвовал в музей фотографию? Может быть, еще в 80-х годах прошлого века, когда при
кавалерийском училище в Петербурге впервые открылся Лермонтовский музей?.. Как искать этого
Вульферта? Жив ли он? В Москве ли? Хранит ли портрет? «Установим сперва, — говорю я себе, —
кто такой Вульферт. Прежде всего надо проверить, нет ли этой фамилии в картотеке Модза-левекого».
Эта картотека — настоящее чудо библиографии. Борис Львович Модзалевский, известный знаток
жизни и творчества Пушкина, изучая исторические труды и воспоминания, старинные альбомы и
письма, журнальные статьи и официальные отчеты, имел обыкновение каждую встретившуюся ему
фамилию выписывать на отдельный листок и тут же на листке помечать имя и отчество того лица,
название журнала или книги, том и страницу, на которой прочел фамилию. Этой привычке он никогда
не изменял. И через тридцать лет в его картотеке оказалось свыше... трехсот тысяч карточек.
Картотека — это шкафчик с широкими плоскими ящиками. Каждый ящик разделен на отсеки, плотно
набитые маленькими карточками, написанными рукой Модзалевского. После смерти Модзалевского
картотеку приобрел Пушкинский дом.
По этой картотеке я без особого труда установил, в каких именно книгах встречается имя В. К.
Вульферта. Потом перешел в библиотеку Пушкинского дома и там, снимая с полок книги и раскрывая
их на указанных страницах, постепенно узнал, что Вульферта звали Владимиром Карловичем, что в
его коллекции хранились рукопись гоголевской «Женитьбы» и письма поэта Батюшкова, что и сам
Владимир Карлович печатал рассказы в 80-х годах, что отец его, Карл Антонович, был женат на
сестре Николая Станкевича — молодого мыслителя, с которым Лермонтов учился в Московском
университете. В книге «Список гражданским чинам» я вычитал, что Владимир Карлович Вульферт «в
службе с 1866 года».
 Лицо, о котором идет речь. 
Смекаю, что, должно быть, его давно нет на свете. Беру книгу «Вся Москва на 1907 год» —
адресную московскую книгу. Гляжу: Владимира Карловича нет и в помине. Зато есть какой-то Иван
Карлович Вульферт, Молчановка, 10. Вероятно, брат Владимира Карловича. Следовательно, и этот
годится.
Пропускаю несколько лет. Перелистываю том «Вея Москва на 1913 год». Все идет хорошо. К
Ивану Карловичу Вульферту прибавился какой-то Анатолий Владимирович. Очевидно, сын
Владимира Карловича. Адрес: Большой Николо-Пеековский, 13.
Рука тянется к книге «Вся Москва на 1928 год», а в душе — целая буря... Сколько было событий с
1913 года по 1928! Живы ли Вульфер-ты? В Москве ли? Цел ли портрет? В их ли руках или, может
быть, продан давно? А... Б... В... Вуль... Вульф... «Вульферт Анат. Влад., улица Вахтангова, 13, кв. 23».
Живы!!! Живы в 1928 году! А сейчас?
— Простите, — говорю, — где тут у вас стоит последняя телефонная книжка?
— Вон на той полке.
— Так ведь это же ленинградская, а мне московскую надо.
— Московской у нас нет.
— Батюшки!..
И, недолго размышляя, я опрометью бегу на междугородную телефонную станцию и требую,
запыхавшись, московскую телефонную книжку.
«Вульферт А. В., улица Вахтангова, 13, телефон Г 1-08-87».
— Есть!
ПОКЛОННИК ТЕАТРА РУСТАВЕЛИ
Вернулся в Москву. И вечером, в тот же день, отправился на поиски Вульферта. В портфеле у меня
фотография, переснятая в Пушкинском доме с той фотографии.
Живу, оказывается, от Вульферта на расстоянии одного квартала, крышу дома вижу из своего окна
каждый день, а даже и не подозревал, что так близко от меня неизвестный лермонтовский портрет.
Удивительно!
Сворачиваю с Арбата на улицу Вахтангова. Поравнялся с домом 13. Поднимаюсь по лестнице,
рассматриваю дощечки на дверях и наконец стучу в дверь 23-й квартиры. Открывает какая-то
заспанная старуха.
— Простите, — говорю, — можно видеть Анатолия Владимировича Вульферта?
— Опомнились! Они уж давно не живут здесь.
Я обомлел:
— Да что вы! А где же они?
— Не скажу.
— А у кого же теперь узнать?
— У сына ихнего, у Сашеньки. Он военным инженером работает. Сходите к нему домой. Он и
скажет.
— А он где живет?
— На Новинском живет, дом двадцать три вроде... Туда, к площади Восстания поближе. А вот
квартира какая, не помню... Александра Анатольевича спросите!
И вот я уже бегу на Новинский.
Дом 23. Квартира, оказывается, 17. На двери ящик почтовый. Из ящика высунулся угол газеты
«Советское искусство». Ну, думаю, коли здесь искусство в чести, цену портрету знают. Очевидно, он
цел-невредим.
Звоню. Слышу за дверью шаги и голос мужской:
— Кто?
— Можно видеть Александра Анатольевича?
— Простите! Если вы подождете минуточку, я отворю дверь и скроюсь. Я принимаю ванну. .
Замок щелкнул. Зашлепали туфли. Голос из глубины квартиры крикнул:
— Входите!
Не успел я еще и дверь за собою закрыть — уже чувствую, угадываю по вещам: портрет здесь!
В передней, под вешалкой, старинный, с горбатой крышкой баул.
В стенном шкафу — корешки старинных альманахов и книг.
Над шкафом, тут же в передней, старинная картина: пруд и деревья.
Пока я оглядывал переднюю, вышел хозяин дома — высокий, красивый, тонкий, чуть-чуть
сутулится. На мокром проборе — сетка.
Увидел меня — и:
Ах, простите! Я не знал!.. Я по голосу принял вас за одного своего приятеля... Мне так неловко!
— Помилуйте! Это мне должно быть неловко.
— Позвольте познакомиться: Вульферт.
— Андроников.
Очень приятно. Кстати, я, очевидно, знаком с вашим однофамильцем в Тбилиси.
Почему же с однофамильцем? Может быть, даже и с родственником...
Ах, значит, вы из Тбилиси? В таком случае, вы должны хорошо знать театр Руставели.
Еще бы! Можно сказать, воспитан на этом театре. — Значит, вы видели Акакия Хораву?
Разумеется. И страшно люблю его. По-моему, это совершенно гениальный актер! В этом театре есть
другой, тоже потрясающий актер — Васадзе. Скажите, вы их когда-нибудь в «Разбойниках» видели?
Я лично просто влюблен в их игру!
И тут завязался у нас торопливо-восторженный разговор о грузинском театре, о Малом театре, о
МХАТе.
Александр Анатольевич оказался записным театралом. Несколько лет он проработал инженером на
Колхидстрое и, постоянно бывая в Тбилиси, как говорится, не выходил из театра.
Из передней Вульферт ввел меня в комнату. Я покосился на стены: старинные гравюры, акварели.
«Моего» портрета не видно. И за интересной беседой я чуть не забыл, зачем и пришел. Наконец я
раскрыл свой портфель, вынул из него фотографию и переложил к себе на колени. Затем обратился к
Вульферту:
— Простите, Александр Анатольевич, этот портрет вам знаком? И с этими словами показал ему
фотографию.
— Так это же наш Лермонтов! — вскричал Вульферт. — Откуда он у вас?