Убить или быть убитым

Многое могло произойти за двенадцать часов, кроме одного — Стин и Мартсон не нашли злополучных ключей.
На его губах появилась улыбка.
— Не вижу ничего такого, чему стоило бы улыбаться, — сказала Хелен и вздохнула. — Мы не можем оставаться здесь. Откройте дверь, надо уходить… надо уходить и…
— Вопрос в том, что мы будем делать потом, — заметил Доулиш. — Дверь заперта, но ее можно сломать. И все же, я думаю, будет благоразумнее подождать, пока что-нибудь прояснится.
— Я не могу оставаться здесь в таком виде!
— Сейчас разберемся, —сказал Доулиш и показал на стул около кровати с ее стороны. Они оставили тебе твою одежду. Будь благодарна за эту маленькую милость.
Он снова выглянул из окна.
Он слышал приглушенные звуки за спиной: скрип пружин, движение стула, шуршание одежды. Но вскоре они затихли, и появились другие звуки, более удаленные от него, знакомые и успокаивающие. Внизу шли люди: значит, они находились недалеко от оживленной улицы. Но он различал что-то еще — печальный звук: звук натягиваемой веревки или скользящей по реке лодки. Возможно, это было море, но, вероятнее всего, река. В Ист-Энде было много узких улочек вроде этой и много пакгаузов с глухими серыми стенами, похожими на ту, что он видел перед собой. Ветра не было: значит, звук прошел расстояние не больше полумили. Значит, он находился в доке, пристанище миллионов бездомных людей, столице страны отверженных.
Он слышал, как за его спиной двигалась Хелен. Она стояла у двери и с выражением безнадежности на лице дергала ручку. Она казалась загнанной и испуганной.
— Мы Должны выбраться отсюда! Кто притащил тебя сюда?
— Ваша подруга, Кейт. Разве не так? Кейт… Ненавижу…
Ее всю передернуло.
— Я… я пришла…
— Так, значит, ты знаешь, где мы?
— Да, — грустно подтвердила она. — Я знала, что мне следовало убежать с ключами и передать им. Если бы только вы их не Отобрали. Они убьют нас, когда узнают, что они фальшивые.
Доулиш сказал:
— Пройдет какое-то время, прежде чем они обнаружат это. Не думаю, Хелен, что они сразу же воспользуются этими ключами. Им нужно время, чтобы составить план нападения на подвалы Джереми. И пока они не влезут с головой в это дело, они не узнают, что мы их надули.
Он мог без особых усилий сломать дверь, но это наделало бы шума. Возможно, он способен взломать замок, так что никто не услышит, но даже если он сделает это, что дальше? Он не давал согласия на то, чтобы его доставили сюда. Поэтому он не уйдет отсюда, не выяснив все до конца. Игра только начиналась. Этим трюком с Хелен они надеялись шантажировать его, какой еще мог быть в этом смысл? Хитрый, коварный, умный трюк, почти наверняка подстроенный Кейт.
Он и Хелен были скомпрометированы. Если бы кто-нибудь узнал об этом… Они могли бы использовать это обстоятельство, чтобы оказать на него давление. Если он будет отказываться что-то делать, они расскажут все Фелисити.
Коварный, хитрый и умный трюк!.. Но Фелисити поняла бы, какой это абсурд. С ее умом она как-нибудь разобралась бы. Однако у женщины есть не только ум, но еще и эмоции, и из всех эмоций самая сильная — это ревность, затмевающая разум. Короче, он не хотел бы, чтобы Фелисити узнала об этом.
На лестнице послышались медленные, осторожные шаги.
  
Глава 11
 
Завтрак на двоих
 
Шаги прекратились; послышался шум, похожий на звон посуды. Доулиш подошел к кровати и сел на нее лицом к двери. Вот в замок вставили ключ, снова зазвенела посуда. Потом послышался чей-то дрожащий голос:
— Откройте дверь! Пожалуйста, откройте дверь!
Доулиш поднялся и широко распахнул дверь.
Маленький старичок с лысой головой смотрел на него быстро мигающими глазами. Лицо гостя напоминало ему голову полинявшей совы. Он так нервничал, что большой поднос в сто руках дрожал.
Доулиш поклонился ему.
— Доброе утро!
— Д-д-доброе утро, — промямлил Сова.
За его спиной виднелись еще два человека, две неясные фигуры. Они стояли около стены, прижавшись в углу, готовые наброситься на него, если он вдруг вздумает убежать.
— Завтрак? — спросил Доулиш, обрадовавшись. — Великолепная мысль, а, Хелен? Поставьте его на туалетный столик.
Старик, шаркая ногами и сгибаясь под тяжестью подноса, прошел через комнату и опустил поднос. Снова раздался звон посуды.
Старик посетовал на плохое утро.
— Отвратительное! — согласился Доулиш. — Но я страшно проголодался. Что у нас там? — Он поднял крышку. — Боже мой!
Ветчина, два яйца, помидоры, жареная картошка. Вид и запах еды были настолько аппетитными, что он забыл посмотреть, что там, за дверью комнаты. Но не совсем. Одна из теней уже была около двери, видны были только ботинок и рука.
На старике был зеленый фартук из грубого сукна поверх фланелевых штанов. Рукава синей рубахи закатаны выше локтя, на тощих руках были видны вздувшиеся вены. На ногах — ковровые тапочки.
— Завтрак на двоих, — проговорил он. — Надеюсь, вам было удобно, мистер?
— О, прекрасно! Не думаю, что мне захочется выходить отсюда утром, на улице так сыро!
— Угощайтесь, угощайтесь! — пробормотал Сова.
Внезапно Хелен бросилась вперед, оттолкнула Доулиша, добежала до двери и выскочила на лестничную площадку.
— Вернись! — закричал он.
Но Хелен не послушалась и побежала дальше. Одна из теней материализовалась и схватила ее рукой за запястье. Это был человек — гончая собака. Он ничего не сказал, он просто повернул ее и втолкнул обратно в комнату. Сова быстро отошел и остановился около кровати. Блеск в его глазах, появившийся после того, как он ударил Хелен по лицу, подтвердил все предположения Доулиша. Хелен, закрыв лицо ладонями, упала на кровать. Она заплакала, горько, отчаянно.
Сова сказал:
— Глупая девчонка!.. — И прежде чем уйти, еще раз ударил ее.
Дверь закрылась. Хелен продолжала рыдать.
— Знаешь, малышка, ты слишком много плачешь, — сказал Доулиш равнодушным тоном. — Я голоден. Послушайся моего совета, не дай всему этому остынуть.
Он расчистил место на туалетном столике и принялся за еду. Она была такая же аппетитная на вкус, как и на вид. Даже чай был горячим. Он съел половину своего завтрака, когда Хелен перестала рыдать.
— Вот и прекрасно, присоединяйся. Еще никто не чувствовал себя хорошо на голодный желудОк.
Она выпрямилась, откинула волосы, подвинула стул и начала есть. Несколько минут они молчали.
— Еще чаю? — спросил Доулиш.
— Да, пожалуйста.
Доулиш налил.
— Чувствуешь себя получше? Я хочу поговорить с тобой.
— Мне нечего больше сказать.
— Нет, есть. В конце концов, мы провели вместе целую ночь, это должно настроить тебя на дружелюбный тон. Ты говоришь, что была уже здесь раньше. Где мы?
— Л…Лайм-хаус, Килиджер-стрит, сорок один. Это неподалеку от какого-то дока. Именно сюда они привели Мика.
— Откуда ты это знаешь?
— Он сам сказал мне.
— А что заставило тебя прийти сюда?
— Они… они прислали за мной, когда… когда захватили Мика. Я видела… видела Мика, как раз после того страшного дня, когда они пытали его огнем. Я сделаю все, все, чтобы только избавиться от них. О, лучше бы он никогда не приходил ко мне! Он был бы жив, если бы не пришел. Они получили бы ключи, и все было бы нормально. Это не я убила Мика, а вы. Это вы виноваты в том, что он мертв!
Она с ненавистью посмотрела На Доулиша.
— Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, — сказал он мягко. — Но ты ошибаешься. Если бы ты и отдала им настоящие ключи, это не помогло бы тебе. Ты всегда будешь в опасности, до тех пор, пока я не приду с ними к какому-нибудь соглашению.
— Какому соглашению?
— Зачем тебе об этом беспокоиться?
Выражение ужаса появилось на ее лице, а с ним и презрение. Он догадывался, что она думает, но лицо его оставалось спокойным.
— Вот как! Вы собираетесь пойти с ними на сговор! Вы собираетесь иметь дело с ними, и вы еще говорили мне, что я непорядочная! Вы хотите получить свою долю, поэтому и не сообщаете в полицию… Вы… вы — крыса! Хуже, чем крыса, змея!