Скрытые улики. Сборник исторических детективных рассказов
– А второе условие?
– Второе тоже было по необходимости. Представьте, если бы я один остался в живых! Когда все мертвые лежат… Ну, связали бы меня, синяков наставили. Все равно подозрительно! Полиция первого меня и стала бы трясти. Начали копать, и докопались бы до чужого паспорта… Так ведь?
– Так, – кивнул Благово.
– Вот… И я подумал… И сказал Варламу: сделаем, что я будто бы убег. Заслышал шум и убег через заднюю дверь! Сразу в полицию, поднять шум. Полиция придет, а тех убийц уж след простыл. Пускай поторопятся!
– Все равно подозрительно, – вставил Лыков.
– Подозрительно, – согласился приказчик. – Но все ж не так!
– Кто эти люди, что с ножами пришли? – спросил статский советник.
– Одного только могу назвать… Фомка Живодер прозвище…
– Знаем такого, – в один голос заявили оба сыщика.
– Он за старшего был… Второй раз когда встречались в трактире, Гущин его мне показал…
– Ну, эту гадину мы найдем, – сказал Благово и посмотрел на Лыкова. Тот молча кивнул.
– И вот позавчерашнего дни… поздно уже… сидим мы все дома, по комнатам. Я сам не свой, но виду не подаю. Сашенька спит уже. Гляжу на няньку, на Степана, на хозяина своего и думаю: скоро вам всем помирать. Феофилакт Ионович заглянул ко мне и ушел. Веселый был такой… ничего не предчувствовал. Рождества ждал, подарки наготовил… И тут что-то меня словно бы толкнуло. Как же так – Сашеньку убьют, и это я его погубил? Поспешил я в детскую, говорю няньке: не спрашивай ни о чем, а разбуди и одень ребеночка в уличное. Хозяин-де велит. Она поверила – а чего ей не поверить? И стала собирать Сашу. А я, как стукнуло одиннадцать, тихонько открыл входную дверь. Вошел Фомка, и с ним еще один, незнакомый. Нашумели, дураки! Выбежал тут Степан, наш кухонный мужик – и мигом они его зарезали. Я дрожу, но креплюсь. Послал их в кабинет хозяина, а сам в детскую вернулся. Говорю Маше – в доме грабители, Феофилакта Ионовича убили! Хватай ребенка и беги! А тут эти заходят… Лица страшные. Быстро как-то обернулись… И тут понял я…
Зыков-Братцов замолчал, по щеке его покатилась одинокая слеза. Потом он одолел себя и продолжил:
– Вспомнил я страшный свой грех и понял – последняя сейчас у меня возможность его искупить. Душу спасти, пусть даже с запозданием… и ангелочка невинного, доброго сердцем… Одно дело хозяйские деньги украсть, и совсем другое – ребенка умертвить! Крикнул няньке еще раз, чтоб бежала, и схватился один с двумя… Больше ничего не помню.
Наступила тягостная тишина. Через минуту приказчик слабо улыбнулся и показал глазами на доктора Милотворского.
– Вот… он мне сказал, что Саша спасся и даже не заболел. Хорошо-то как… может, еще и увижу царствие небесное?..
И впал в забытье. К вечеру приказчик скончался.
Сыщики остались с предсмертным признанием на руках, но без свидетеля. Допрошенный по горячим следам Гущин-младший обвинения отрицал. Возмущался, грозил пожаловаться государю – все, как полагается… Его посадили в острог, в дворянскую камеру. Одних признаний Братцова для суда недостаточно. Слова против слов. Мало ли какие мотивы были у покойного? Мог оговорить со зла или из мести. Что делать – понятно: ловить непосредственных убийц.
Гущин тоже понимал, что наймиты в случае ареста утянут на каторгу и его. Смешно было ждать от арестованного подсказок, где искать Фомку Живодера. Но сыскной полиции этот персонаж был хорошо знаком. Кличку свою мещанин Баранов получил за мерзкие садистические привычки. Еще в детстве он мучил и убивал кошек, а как подрос, перешел на людей. Настоящий разбойник! В каждом крупном городе есть такие. Только ежели в Москве их полсотни, в местах навроде Нижнего – два или три. Фомка обитал в притонах, жил награбленным, иногда наведывался в столицы. Был там свой человек в кругах гайменников. И ловко скрывался от полиции. Благово сказал, что эту гадину они поймают, но то были слова. Павел Афанасьевич давно хотел засадить негодяя в тюрьму. Да все не выходило… Живодер подозревался в нескольких ограблениях, одно из которых закончилось смертью потерпевшего. Начальник сыскной полиции допускал, что после четырех убийств Живодер с помощником кинулись прятаться в Москву. А если не уехали, то где могли укрыться?
Сыщики перерыли все известные им притоны и никого не нашли. Агентура тоже молчала. Живодер исчез. Вечером Павел Афанасьевич собрал у себя Лыкова и Титуса. Он был подозрительно спокоен.
– Ну, безобразники, какие у кого идеи?
– Кондукторов опросить, – сразу ответил Лыков. – Второй-третий классы.
– Форосков уже занимается, – отмахнулся статский советник.
– Извозопромышленников надо потрясти, – предложил Яан. – И одиночек. Особенно тех, кто ездит за город. Таких не очень много.
– Уже теплее, – одобрил Благово, и стало ясно, что он давно отыскал злодеев.
Алексей набычился. Что же придумал многоумный начальник? Он стал рассуждать вслух:
– Сейчас зима, реки стоят. Только поездом или санным ходом… Есть ямской извоз, а есть с недавнего времени крестьянский. До Казани или Самары крестьяне возят даже быстрее.
Благово с любопытством слушал, но молчал. Воодушевленный Лыков продолжил:
– Но я бы поискал поближе.
– Где?
– Вокруг города.
– Это в Сормове, что ли? – ухмыльнулся статский советник.
– Хоть бы и так. Но лучше иметь зацепки.
– Ну-ну… И какие предлагаешь?
– У Гущина-младшего мельницы или амбары есть?
– Мельниц нет, он же перекупщик, – пояснил Титус. – Амбары имеются, в Катызах. Но мы их уже обыскали. Да и холодно там прятаться.
– Хорошо, пойдем дальше, – бодро сказал Лыков, не спуская глаз с Павла Афанасьевича. – Дача есть у этого мерзавца?
– Вот этого не знаю, – развел руками Яан и тоже поглядел на Благово. Тот стукнул себя кулаком по колену:
– Горячо!
Друзья переглянулись. Алексей осторожно спросил:
– Стало быть, дача есть?
– Угу.
– И отапливаемая?
– Вполне, – ответил Благово. – Варлам иногда уезжает туда на неделю. Будто бы охотиться. И не замерзает.
– Где же это палаццо?
– На Моховых горах.
Моховые горы находятся на левом берегу Волги ниже большого села Бор. Летом там полюбили селиться дачники. Рыбалка, грибы, близость большой реки делали местность привлекательной. Некоторые богатеи начали строить по урезу воды летние хибары. Но теплый дом? В таком глухом месте? Летом по воде добираться легко, а по снегу каково?
– Как вы узнали? – не удержался Лыков.
– Проследили за крестником Гущина, – пояснил Благово. – Некий Павел Силков, на побегушках у хозяина, но доверенное лицо. Вчера Силков купил водки, солонины в консервах и отвез в Моховые горы.
– Надо ехать и смотреть!
– Дом стоит на опушке леса. Если явимся толпой, они убегут. В лесу мы их упустим.
– Я подъеду один, на гущинских розвальнях. Скажу, что заместо крестника. И что Варлам Ионович прислал им пожрать.
– А дальше что? – насторожился статский советник.
– Как что? – удивился Лыков. – Дальше стану их бить. Смертным боем, как полагается.
– Их там двое, а ты один, – возразил Титус. – Терять ребятам нечего… Давай я укроюсь под рогожей! Вылезу и пособлю.
– И отморозишь себе выступающие части тела? – ухмыльнулся титулярный советник. – Женись сначала!
– Яков дело говорит, – остановил помощника Благово. – Их двое, отчаянные. Фомка Живодер по приметам десяти вершков!
– Да хоть двадцати! – ответил Лыков. – С него и начну. Кто не спрятался, я не виноват…
Благово с Титусом переглянулись, и Яан кивнул головой:
– Алексей прав. Одного они не испугаются и впустят в дом. Опять, сани и лошадь знакомые. А так…
– Возьми с собой револьвер и кастет! – нахмурился статский советник.
– Слушаюсь! – шутовски вытянулся Лыков. – А еще ружье и батарею конной артиллерии!
– Я серьезно, орясина!
– Павел Афанасьевич, их же всего двое, – сбавил тон его помощник. – И нападу я неожиданно. В первый раз, что ли?
И сыщики начали оговаривать детали.