Двадцать один год (СИ)

- Во многих волшебных семьях сквибов стыдятся, - с горечью рассказывала первокурсницам Гестия Джонс. – В лучшем случае их отправляют в маггловский мир и помогают адаптироваться там. В худшем - они остаются в волшебном мире, как посмешище, объект издевательств. Семьи фанатиков чистокровности могут просто запереть беднягу в комнате и почти забыть о его существовании. Или выгнать из дому, бросить на произвол судьбы. Блэки, говорят, так и поступили, когда оказалось, что один из их детей – сквиб. Они даже выжгли его с фамильного древа.
- Откуда?
- С фамильного древа. Они, знаешь ли, помешаны на своем происхождении, чистоте крови, истории и традициях своей семейки. Нарисовали заколдованное фамильное древо. А если хотят наказать кого-нибудь из родственников, подчеркнуть, что не имеют с ним ничего общего, его выжигают.
Лили потупилась. Вот, стало быть, из какой семьи происходит Сириус Блэк! Понятно, почему он такой надменный.
- Не удивлюсь, если они скоро выжгут Сириуса и выгонят его из дому, - продолжала Гестия. – Они всегда учились только на Слизерине, остальные факультеты глубоко презирали, как будто там обитают одни отбросы…
- Да это на Слизерине отбросы! – взволнованно выкрикнула Мери.
- Ну, не все. Кузина Сириуса, Андромеда, которая выпустилась в прошлом году, была порядочна, насколько это возможно для слизеринки. Не без чистокровных заморочек, конечно, но эти заморочки не помешали ей влюбиться в магглорожденного хаффлпаффца…
- Неужели? – взметнула брови Марлин.
- Да, в магглорожденного хаффлпаффца и сбежать к нему домой прямо с выпускного бала. Представляю лица её достопочтенных родителей…
Девчонки заливисто расхохотались.
- Представляете, в каких ежовых рукавицах они теперь держат младшую сестру Андромеды? Эта самая сестра, Нарцисса, учится со мной на одном курсе. Ну, им вряд ли стоит за нее волноваться. Ограниченная девица, из тех, кто не имеет своего мнения и не представляет большего счастья, чем выйти замуж за богатого чистокровку и служить этой… маггловской машиной, которая может заменить курицу-наседку…
- Инкубатором, - подсказала Лили.
- Вот-вот, инкубатором. Короче говоря, никчемное, но безобидное существо, - Гестия вдруг помрачнела и понизила голос. – Зато их самая старшая, Беллатриса, говорят, стала Пожирательницей смерти.
Алиса Брокльхерст сдавленно ахнула.
- Ты чего? – удивилась Мери.
- Сама не знаю… - Алиса покраснела.
Эта девочка, самая тихая и неприметная из обитательниц спальни первокурсниц-гриффиндорок, вообще долгое время оставалась для Лили загадкой. Она прекрасно училась – пожалуй, лучше всех соседок по комнате - но никогда не вызывалась ответить сама; со всеми была доброжелательна, но никому не набивалась в подруги; охотно помогала другим, но никогда ни с кем не откровенничала. Единственным исключением стал Фрэнк Лонгботтом, немногословный крепыш со второго курса. Лили часто замечала, как Фрэнк охраняет занятое для Алисы место за общим столом, как помогает ей нести из библиотеки тяжелые книги, как они вместе гуляют, изредка обмениваясь фразами. Эммелина подтрунивала: «Жених и невеста». Алиса отмахивалась.
Наконец Марлин, которую разбирало не меньшее любопытство, напросилась, чтобы Алиса объяснила ей что-то по трансфигурации, да, слово за слово, и вывела на откровенность. Все объяснилось удивительно просто. Алиса в раннем детстве переболела драконьей оспой; у правого глаза, на щеке и у рта остались небольшие шрамы – если не приглядываться, их и не заметишь – и испортилась кожа головы, так что волосы стали расти очень плохо, их не отрастишь даже для каре. Алиса очень стеснялась шрамов и стриженой головки. Кроме того, она переживала из-за распределения. Вся родня училась на Рейвенкло, а девочку безоговорочно направили в Гриффиндор; Алиса переживала, что теперь в глазах близких станет «дурочкой».
- И что ты ей сказала? – грустно спросила Лили: Алису стало жаль.
- Сказала, во-первых, что Гриффиндор выпускает воинов, защитников, а защитником быть в десять раз полезнее и почетнее, чем кабинетным ученым.
- А во-вторых?
- А во-вторых, что внешности стыдиться не надо. Красавиц ценят только эгоистичные дураки, видящие в женщине игрушку. Настоящие мужчины отдают себя обделенным природой. Потому что у таких, как правило, больше сердце.
Лили вспомнила о родителях, о красавице-маме и немножко обиделась.
- Знаешь ли, мой отец…
- Да помню я. Ты же мне показывала фотографии родителей. Твой отец помогает людям по-другому. А мой, - голос Марлин наполнился гордостью, – мой всегда женился на самых слабых, на тех, кому плохо…
- Как это – всегда женился?
- А так! Первый раз, давно, он женился на девушке, которая, как и Алиса, переболела драконьей оспой, только её сильнее обезобразило. От этого брака родился мой брат. Девушка долго лечилась, стала под конец прехорошенькой, но поняла, что с отцом ей нелегко. Они уговорились, что брат останется у него – отец больше мог ему дать – и она уехала куда-то на континент. Отец женился вновь, на маггле, эмигрантке. Звали её Анна, она была еврейка, в детстве прошла через те жуткие лагеря, которые по велению Гриндевальда организовывал Гитлер. Это была моя мама… - глаза Марлин повлажнели. – Она умерла при родах. Сейчас он женат на Люси. Она магглорожденная, как и ты, в школе её совсем было затравили слизеринцы. К тому же хромоножка. А папа – красавец, весельчак, душа компании, и работа у него уважаемая и опасная: охраняет самый секретный отдел в Министерстве магии. И он женился на ней, потому что пожалел.
Лили призадумалась. Она восхищалась людьми, способными глубоко сострадать: отец в детстве много читал ей о самоотверженных врачах, об учителях, погибавших со своими учениками. Но в то же время брак по жалости казался ей неприемлемым. Брак, семья – это, конечно, любовь. Лили весьма сомневалась, что жены отца Марлин были счастливы.
Между тем скоро представился случай вспомнить о любви и браке, а заодно о кузине Сириуса Блэка.
Каждое утро совы приносили студентам «Ежедневный Пророк» - газету, освещающую жизнь в волшебном мире. И однажды, уже в середине октября, Эммелина зачитала вслух объявление о свадьбе Андромеды Блэк и Эдварда Тонкса.
- Я и не сомневался, - спокойно улыбнулся Сириус, но что-то в его взгляде насторожило Лили.
К обеду выяснилось, что кто-то срезал все белые розы, любовно выращенные профессором Спраут. Особого скандала поднимать не стали – подумаешь, цветы. Теплицы и прежде страдали от рук влюбленных, у которых нет денег на букет. Но вечером Лили слышала, как Сириус словно бы оправдывался перед Ремусом Люпином:
- Понимаешь, к Андромеде на свадьбу разве что дядя Альфард придет, и подарков ей ждать неоткуда. А ведь она просто чудо, и я чувствовал бы себя свиньей, если бы её не поздравил.
Блэк оправдывается! Что-то новенькое. И не заметила Лили, как в компанию Блэка и Поттера влился третий – тихий, слабый здоровьем, сдержанный и добродушный Люпин. Как он умудрился найти общий язык с двумя бессовестными хулиганами, как они смогли разглядеть в нем, настолько от них отличном – «своего»? Для Лили это оказалось загадкой примерно столь же неразрешимой, как и привязанность Северуса к профессору Фенвику.
Сев, видимо, не разочаровал преподавателя, и Лили после уроков частенько натыкалась на них, сидящих в пустом классе или во дворе. Девочка принципиально не вслушивалась в их разговоры. Ссориться с другом все же не хотелось. Только шутила иногда:
- Вот научит тебя Фенвик разным гадостям, станешь темным магом, и посадят тебя в Азкабан, а я тебе буду передачки носить…
- А будешь ли? – Сев невпопад слабо улыбался.
- Разумеется.
Зато на личное отношение Фенвика к ней Лили однажды нажаловалась вволю. Профессор по-прежнему был с ней холоден и резок, за ответы не хвалил и то и дело бросал замечания. Лили подумала бы, что он просто ненавидит девочек, но он был вполне доброжелателен с Алисой или Мэрион. Она посчитала бы, что у него предубеждение против рыжих, но точно так же, даже хуже, он обращался с блондинкой Пенни-Черри. Ответ Северуса на её жалобы задел, пожалуй, не меньше, чем все замечания Фенвика, вместе взятые.