Воля твоя (СИ)

Вылетевшая их подворотни обезумевшая обгоревшая собака, с еще дымящейся шерстью, коротко взвизгнув, бросилась на неуклюже наклонившегося человека, яростно вцепившись тому в шею. Повалив его, истекающего кровью и безуспешно пытающегося зажать жестокие рваные раны, она, поскуливая, рванула дальше, в подворотни. Оттуда, спустя несколько минут, раздались злые выкрики и проклятия, сменившиеся предсмертным псиным скулежом. И потом все стихло.
Отстраненно наблюдающая за всем этим тень тихо скользнула к корчившемуся в грязи охотнику, движением милосердия оборвав его муки. Растворилась в ночи. Туба, облепленная нечистотами, растворилась вместе с нею.
Она просто шла куда глаза глядят: бесцельно, бездумно, неосознанно. Слишком много жестокости, думала она, а все из-за чего? Из-за того содержимого, что волей судьбы все же попало ей в руки. Она нашла то, за чем охотилась, но получила ли она то, что заслужила?
Ноги вели ее проулками, темными переходами и извивающимися улочками. На распутьях она куда-то поворачивала, выбирала направления, сама не помня, в какую сторону. Просто шла, не испытывая того очарования от достигнутой цели, которое обычно сопровождало ее в подобные моменты. Он бы наверное сказал, что она повзрослела. Перестала метаться, словно девочка, и удивляться всему необычному, радуясь каждому шагу. А каждому удачному шагу вдвойне. Его бы это наверняка обрадовало. Он ведь не слишком жалует детей.
В какой-то момент дева поняла, что больше никуда не движется. Она просто стояла посредине широкой улицы, прямой стрелой уходящей в порт, и смотрела туда, где горящее миллионами звезд небо, отражаясь от водной глади, незаметно с ней объединялось. Казалось, небеса доходили до самого города, до самой каменистой и песчаной суши - ступи, и ты больше никогда не вернешься на землю.
В стороне что-то шевельнулось. Едва-едва, но деве, погруженной в окружающее, этого было достаточно. Мусор, - подумала она, оглядываясь, - и нечистоты. Хочу покинуть этот город, потому как в этом городе меня привечают лишь мусор и нечистоты.
- Выпей это. - Пробормотал ей мальчик, выглядывая из-под обрывков грязи. - Выпей, и ты обретешь спокойствие.
Туба, обиженно дзынькнув, повалилась на землю. Фляга была теплой, грела ладони, разливаясь своим теплом дальше, по всему телу. Достаточно было просто держать ее, прижимать к груди и знать, что она с тобою, и все безумства этого мира словно отступали куда-то, мелко трясясь, прятались на вторых планах. О каком спокойствии он говорит, ведь ей и так хорошо?
Еще до того, как фляга попала ей в руки, дева уже знала, что ни за что не отдаст ее антиквару. Знала, что тот брюзга испытывает те же эмоции, что и она, прикасаясь к столь удивительному артефакту. И не ей было судить, достоин ли он такого. Не ей. Но возвращать ее она не собиралась, подписавшись на ее поиски... лишь ради себя самой.
Ночные крики чаек, доносимые спокойным теплым ветром от пристаней, больше не звучали столь пронзительно. Они изменились, приняв иное обличье. Было в них что-то музыкальное. Словно вкупе с разгоревшимся заревом тысячи пожаров сияющих созвездий небесной полусферы, их крики играли струнами души. Дотягивались туда, в места, как считала дева, давно омертвевшие, давно забытые и ненужные.
В груди, под прижимаемой к одежде флягой, разгоралось, бурля и неистовствуя, какое-то новое, доселе невиданное чувство. Подобно электрическому разряду разлилось по телу, сковало его на единый миг, и, вторя морской волне, откатилось, полностью растворившись. Дева восторженно и счастливо выдохнула. Крышка фляги сама собою прыгнула в ладонь. Разум затрепыхался в предвкушении.
Лежащий в канаве мальчик улыбнулся. Несмело, вымученно, но все же искренне. Мир перед его глазами замирал. Очередная вспышка выдернула его из короткого небытия.
- Что... Зачем ты это делаешь? Почему? Нет, остановись! Тебе это нужнее, нужнее! Я же вижу это...
Она присела перед ним на колени, всем своим существом ощущая нечто, не поддающееся описанию. Чувство, которое она тогда так и не смогла запомнить, как ни пыталась.
Дева, приподняв слишком большую головенку для столь тщедушного тела, приставила к его губам горлышко фляги. Вгляделась в его темные, бездонные глаза с черными кругами под ними, столь огромными, что доходили до самих щек.
- Выпей это, - очень тихо произнесла она. - Прошу, не пророни ни капли...
Слезы текли из ее глаз, по щекам, губам, собираясь на подбородке. Она тепло улыбалась, словно мать своему ребенку.
Упыриная ночь
- Вот слушаю я тебя и диву даюсь. Вот как, объясни мне, как, потому как сам я этого, видимо, понять никогда не сумею, пережив все это, можно не слететь с катушек? Суметь сохраниться в здравом уме и полнейшей адекватности! Как тебе удается оставаться все такой же спокойной и полной веры в благородство и добрые намерения людей? После всего того, что ты сделала для них, и после всего того, чем они тебе за это отплатили? Нет, дева, не могу, не понимаю! Да, зверь я глупый! Мозгов, - он постучал себя по лбу, - едва хватает на то, чтоб выживать, а чтобы еще и понимать что-то... Тут надо родиться человеком - не иначе. - Он запнулся. - Или хотя бы разумным существом, мыслящим логически, а не просто живущим на диких, зачастую архаичных, инстинктах.
- Я монстр, волкан. - Безэмоционально отреагировала она. - Чудище ненормальное этому миру противное. Я ведь не человек, совсем.
- Не человек, - пробурчал волкан. - Как же. Видывал я этих человеков. Да уж, приходилось встречаться со всякими. И скажу я откровенно, что человечности в тебе, дева, поболе ихних будет. С лихвой. Мне, знаешь ли, болтать попусту и привирать ни к чему.
- Тебе-то ни к чему? А ну как лишу тебя пайка недельного?
Волкан протяжно вздохнул.
- Твоя правда.
- И все же... пресновато, - пожевал языком волкан. - Не может быть у тебя так мало историй, вот просто - не может!
- Может, и не может. - Пожала плечами дева. - Да только это те, на которые я хотела обратить внимание. Знаешь, если отобрать зерна от плевел, то это будут самые крупные семена. И именно их всходами все и зиждется.
- Эва как ты обозвала свои "особые случаи". И то, думается мне, далеко не все. А мне, знаешь ли, хотелось бы услышать побольше.
- Твои намеки ужасны, а просьбы еще бездарнее. Тебе стоило бы потренироваться в риторике и жестикулировании, хотя погоди-ка...
- Не смешно, - буркнул волкан.
Они замолчали, думая каждый о своем. В руках у девы появился старенький набор для шитья - как минимум нескольким прорехам на ее плаще вскоре должен настать конец. Она приложила кусочек мешковины, в котором недавно принесла снедь, примеряясь к размеру.
- Дева, - подал голос волк, видя, что сама она проявлять инициативу не собирается. - Прошу, расскажи что-нибудь еще. Какую-нибудь историю, любую. И если уже идет речь о воспоминаниях третьего, самого необычного выбора, то пусть будет оттуда.
- Правда? Разрешаешь? - Пробормотала она, кусая нитку.
- Разре... Прошу.
Она ничего не ответила, и долгое время над поляной висело молчание. Волк не торопил, дева не торопилась. Подбирала рассказ, как надеялся он.
- Я расскажу тебе, - наконец произнесла она. - Однако не обещаю, что то, о чем я тебе поведаю, тебе обязательно понравится.
- Я весь внимание.
- Повторяешься.
- Мои уши - локаторы неизведанного, мой разум - приемник невероятного, мое сознание - творец событий названных.
- Сойдет, - кивнула дева после минуты раздумий.
Волк довольно потянулся, по-кошачьи улегшись на бок.
- Итак, о чем же ты мне поведаешь?
- О временах не столь далеких. Думаю, даже ты, если пожелаешь, способен их припомнить.
- Вот как, интересно. Я, право слово, весьма заинтригован. Все мое существо так и трепещет в предвкушении, а учитывая то, что для тебя это несомненно значимое событие, так и вовсе трепыхается подобно выброшенной на берег собственной глупостью плотвичке. Однако если учесть, что водоем заболочен, и воздуха в этой воде самый минимум, недостаточный для полноценного и здорового развития, то... - Он вдруг запнулся.