Романтика любви

Ее глаза наполнились слезами, и, не говоря больше ни слова, она направилась в конец салона. Она слышала, что Джеймс Годдард что-то говорит графине, но не могла разобрать слов. Да и какая теперь разница? Не важно, что он думал о ней, не важно, что о ней вообще думали. Полная гнева и переживая свое унижение, Кэролайн схватила сумочку и направилась к задней двери магазина.
Она уже выходила, когда почувствовала, что кто-то взял ее за руку.
— Вы не пойдете через дверь для прислуги, — прозвучал мягкий голос Джеймса Хантингтона Годдарда. — Вы выйдете через парадную дверь. Вместе со мной.
 Глава 4 
Когда Джеймс вывел Кэролайн через парадную дверь салона «Элеганс» на Ворт-авеню, графиня выбежала за ними, не обращая внимания на то, что мятый и мокрый халат облепил ей ноги.
— Мистер Годдард! — закричала она. — Кэролайн! — Прохожие останавливались, показывали на нее пальцами и перешептывались, но графиня не обращала ни на кого внимания. — Мистер Годдард! Кэролайн! Вернитесь!
Джеймс продолжал идти, игнорируя ее крики, но Кэролайн замешкалась. Было похоже, что графиня передумала увольнять ее. Может быть, она уже сама была не рада своей резкости. Кэролайн подумала, что если она сейчас вернется, то графиня, может быть, извинится перед ней и предложит возобновить работу. Она уже начала поворачивать назад.
Но Джеймс крепко держал ее за руку и не пускал.
— Не обращайте на нее внимания, — сказал он. — Идите себе, как шли.
— Кэролайн! — снова позвала ее графиня.
Кэролайн сделала попытку освободить свою руку. Она хотела вернуться, хотела исправить положение, но Джеймс Годдард только крепче сжал ее локоть.
— Не обращайте на нее внимания, — повторил он, уводя ее все дальше по улице быстрым шагом. Графиня, расценив ее быструю походку как решительность, сдалась и вернулась в «Элеганс».
Кэролайн вдруг осознала, что только что упустила единственный шанс вернуть работу. При одной мысли, чего она лишилась, она почувствовала панику и резко остановилась. Удивив Джеймса Годдарда, она с силой вырвала руку.
— Вы можете не обращать на нее внимания. А я не могу, — сказала она, сверкая глазами. — Она моя начальница.
— Бывшая начальница, — поправил ее Джеймс.
— И снова может стать ею, — с вызовом сказала Кэролайн, — если я вернусь и все с ней обсужу. Прямо сейчас. Сию минуту.
— Обсудите — с ней? — громко рассмеялся Джеймс. — Вы говорите о Тамаре Брандт как о разумном существе. Вы ведь прекрасно знаете, что она собирается сделать? — Это был риторический вопрос, и Джеймс продолжил, не дожидаясь ее ответа: — Она извинится, скажет, что ей очень жаль, что она совсем не это имела в виду. Но не потому, что она действительно сожалеет, что так обошлась с вами, а потому, что она понимает, как вы ей нужны. А потом, когда ваше сердце смягчится, предложит вам вернуться на работу.
— Это как раз то, чего я тоже хочу, — прервала его Кэролайн.
— Нет, совсем не то. В следующий раз, когда вы снова сделаете что-нибудь, что ей не понравится, или когда она просто встанет не с той ноги, Тамара снова вас выгонит, — ровным голосом сказал Джеймс Годдард. Кэролайн поймала себя на мысли, что он говорит слишком самоуверенно.
Но, поразмыслив над его словами, она вдруг вспомнила Эстрелью Санчес, одну из портних графини. Тамара в декабре выгнала ее с работы за то, что та взяла выходной, чтобы отвезти дочь в больницу. Но доходный праздничный сезон был в самом разгаре, и заказы рекой текли в «Элеганс». Помимо рутинной работы Тамара затеяла некоторые новшества, и вскоре поняла, что без умелых рук Эстрельи она не сможет удовлетворить требования клиентов, и бизнес ее может погореть. Поэтому она позвонила портнихе, извинилась, объяснила, что просто вспылила и попросила не обижаться на нее. Тамара снова наняла ее. А в январе, когда деловая активность несколько поубавилась, она снова уволила Эстрелью. На этот раз окончательно.
Кэролайн поймала себя на мысли, что, возможно, Джеймс Годдард был прав, когда сказал ей, что не стоит возвращаться по первому зову графини. Но, тем не менее, ей нужна работа, деньги и, кроме того, пусть это и необъяснимо, ей в самом деле нравится эта непредсказуемая, требовательная, но и щедрая душой графиня. Джеймсу Годдарду этого не понять. Он богат, и ему неведомы проблемы простого рабочего люда. Он был совершенно посторонним человеком, Кэролайн с ним еще даже фактически не знакома. И ее жизнь совершенно не касается Джеймса, он не имеет права вмешиваться в чужие дела...
— Поверьте мне, Кэролайн. Я знаю, о чем говорю, — сказал он, прерывая ее раздумья, как бы читая ее мысли.
— Не думаю, что вы понимаете, в чем проблема, — ответила ему Кэролайн. — Мне нужна работа, потому что мне нужны деньги. Не для того, чтобы привлекать всех вокруг сногсшибательными нарядами, а элементарно — для того, чтобы есть. Пи-та-ться, понимаешь?
Джеймс усмехнулся.
— Да будете вы пи-та-ться, — сказал он, снова взяв Кэролайн под локоть и увлекая ее дальше по Ворт-авеню. Она следовала за ним против своей воли, все еще находясь под впечатлением огня и вспоминая тот разрушительный пожар, случившийся в одну из суббот на Пэттерсон-авеню, 39. Она все еще была под впечатлением гнева графини, неожиданного увольнения с работы. Кэролайн не знала, что ей делать, кому верить. Джеймс по ее лицу видел, в каком она замешательстве.
— Послушайте, — сочувственно сказал он, останавливаясь и поворачиваясь к ней. — У таких людей, как Тамара Брандт, в характере есть и хорошие, и скверные черты, но в основном, когда дело касается их бизнеса и личных интересов, то они просто манипуляторы. Порой они выходят из себя и перестают контролировать ситуацию, потом понимают, что допустили ошибку. Тогда начинают каяться и извиняться; утверждают, будто ничего плохого не имели в виду, что такое больше не повторится, и продолжают свою песню, пока не добиваются того, что им нужно. На своих условиях.
Джеймс говорил уверенно. И в его словах была логика. Он очень правильно описал характер графини Тамары. Кроме того, под это описание подходил и Эл Шоу, который однажды совершенно вышел из себя, потом покаялся и поклялся, что изменится. И в конце концов получил то, что хотел, — на его собственных условиях.
— Вы говорите так, как будто хорошо знаете таких людей, как графиня, — нерешительно сказала Кэролайн.
— Знаю, — ответил Джеймс. — Взять, к примеру, моего отца.
Кэролайн посмотрела на него, но ничего не сказала. Ее просто поразило то, что, несмотря на их совершенно различное происхождение, у них, очевидно, было что-то общее, например, отцы, манипулировавшие окружающими. Подспудно девушка чувствовала, что Джеймсу можно доверять, и взяла его под руку. Следует послушать, что он ей скажет. Все равно она только что сделала самый решительный поступок в жизни, доверившись своему новому знакомому.
— Я совершенно ничего не имею против того, чтобы вы вернулись на свою работу, — продолжал Джеймс, пока они шли по торговой улице, которую Кэролайн уже знала не хуже, чем свою комнатку в пансионе Селмы Йоханнес. — Я полностью «за». Если хотите, я даже могу вам помочь вернуть свое место в «Элеганс». Но я не могу позволить вам бежать туда и жалобно проситься обратно. Я в жизни понял одно: нельзя пасовать перед обидчиками. Иначе вас никто не будет уважать.
Кэролайн снова вдруг подумала о своих родителях. О том жалобном и успокаивающем тоне, которым мать всегда разговаривала с отцом. О том, как она постоянно пыталась подделаться под него, соглашаться с ним, как она совершенно утратила собственную личность и игнорировала свои интересы только для того, чтобы удовлетворить тщеславие человека, которому совершенно невозможно было угодить. А ведь Кэролайн собиралась сделать то же самое: побежать к Тамаре, попытаться сгладить ситуацию, сдаться, извиниться и успокоить ее.