Западная Белоруссия и Западная Украина в 1939-1941 гг.: люди, события, документы

Очевидно, что восточные земли межвоенной Польши были в хозяйственном отношении развиты слабо, однако экономические изменения на этих землях в 1939–1941 гг. заключались главным образом в преобразовании экономического строя, фактической ликвидации частной собственности и свободного рынка. Рост производства достигался преимущественно экстенсивными методами, посредством увеличения объема и времени труда, которые сопровождала большая расточительность средств, что часто делало производство нерентабельным. На занятых территориях органы советской власти реализовывали разные инвестиции, но, по мнению Марека Вержбицкого, в 1940 г инвестиционные расходы на одного жителя в восточной Белоруссии были в несколько раз больше [129]. Следует добавить, что расходы осуществлялись не только за счет остальной страны, так как советское государство приняло имущество здешних предприятий и учреждений, а также отдельных граждан, вместе с банковскими активами и вещами, заложенными в ломбардах. Стоит подчеркнуть, что выгодной предпосылкой для развития местной текстильной промышленности (главным образом белостокский промышленный округ) было освоение нового рынка сбыта, каковым являлась территория СССР
В случае других отраслей экономики целью власти также было преобразование их по советскому образцу, хотя сразу к этому не приступили. Так, в сфере сельского хозяйства часть деревенской бедноты изначально могла быть удовлетворена, так как ей передали, по крайней мере, 430 тыс. га земли разделенных помещичьих имений, более 14 тыс, лошадей и 33 тыс. голов другого домашнего скота. Вскоре, однако, различными методами начали оказывать давление при проведении коллективизации (в том числе ввели максимальные размеры сельских хозяйств). Однако до нападения Германии на СССР в «Западной Белоруссии» сумели организовать только 1115 колхозов, которые охватили небольшую часть крестьянских хозяйств. И меньше всего их оказалось в Белостокской области — только 5 %. Если к этому прибавить очень слабые результаты совхозного строительства в неразделенных имениях, то очевидно, что подобная политика вызвала снижение сельскохозяйственного производства. Тем временем спрос на продукты питания вырос, так как на территорию «Западной Белоруссии» прибыли с востока десятки тысяч служащих и сотни тысяч солдат Красной армии.
Уже с начала функционирования советской власти, вследствие уравнивания курсов злотого и рубля (до войны 1 злотый = 3,3 рубля), запрещения повышения цен, а потом введения цен официальных, полки магазинов опустели. Ситуация, особенно с продовольственными товарами, быстро стала катастрофической. В итоге развивался «черный рынок», на котором цены в несколько раз превышали государственные. Очень интересное сопоставление по этой проблеме на примере Бреста сделала Оксана Петровская. Один килограмм картофеля официально стоил 0,3 рубля, а на «черном рынке» — 1,5 рубля, 1 кг сахара — соответственно 5,7 и 40 рублей, а 1 кг колбасы — 6 и 15 рублей [130]. Несмотря на формальный запрет, власть терпела существование «черного рынка», потому что он амортизировал недостаток товаров в магазинах. Марек Вержбицкий дал такую оценку: «Уровень жизни в сравнении с довоенным периодом отчетливо ухудшился. Зарплата рабочих, служащих и учителей незначительно превысила довоенный уровень и колебалась от 80 до 250 рублей, в то время как цены выросли в несколько и даже в несколько десятков раз». По мнению того же автора, лучше были обеспечены руководящие кадры в администрации и органах безопасности, которые имели более высокие заработки и специальное снабжение. Представляется также, что большинство тех, кто ранее долгое время оставались безработными, улучшили свое положение.
Достаточно распространен тезис, что с середины 1940 г., то есть после поражения Франции, когда стало очевидным, что следующим объектом немецкой агрессии может быть СССР, наступили изменения в политике, касающейся поляков; возможно, речь шла даже о создании какой-то «автономной» польской области. Советская власть изменила тогда тон пропаганды в отношении поляков, было принято решение о создании нескольких польских учреждений культуры (например, Музей польской литературы им. Элизы Ожешко в Гродно). Тогда же возникла республиканская газета на польском языке — «Знамя Свободы» («Sztandar Wolności»). Всего в 1940–1941 гг. на польском издавались две республиканские газеты и шесть местных — главным образом, в Белостокской области. Стоит, однако, заметить, что большинство из них были двуязычными, так же имели место случаи отказа от польской версии («Новая Жизнь» («Nowe Życie») в Граево). Решения, которые можно интерпретировать как учет национальной специфики региона, явились очередным инструментом советизации общества. О том, что стремление к отражению этой специфики в прессе могло быть опасным, свидетельствуют аресты в первой половине 1941 г. в редакции газеты «Знамя свободы». Арестованных обвинили в стремлении к тому, чтобы корреспондентами газеты были только поляки, в желании поставить во главе отделов редакции людей с националистическими взглядами, уроженцев западных областей БССР, а также требованиях меньше писать о колхозах, а больше об индивидуальных хозяевах [131]. Уже хотя бы этот случай свидетельствует о том, что намерения преобразовать Белостокскую область в польскую автономную область, о которых, впрочем, до сих пор слишком мало сведений, носили исключительно инструментальный характер. Фасадные действия вовсе не означали прекращение процессов советизации и русификации. Так, например, одновременно уменьшилось количество польских школ.
Тем временем в «Западной Белоруссии» появился новый тип учебных заведений — высшие школы. В Белостоке был создан 4-х летний педагогический институт, а в Гродно 2-х летний учительский институт (от него ведет традицию ныне существующий в этом городе Государственный университет им. Янки Купалы). Стоит обратить внимание на национальный состав студентов. В Белостоке среди 269 студентов, принятых на первый курс, было 44 % евреев, 25 % белорусов, 16 % поляков и 14 % русских. В Гродно в числе допущенных к экзаменам на рубеже января-февраля 1940 г насчитывалось 49 евреев, 40 белорусов и 12 русских [132]. В Белостоке среди преподавателей точных дисциплин оказалось много знаменитостей. Лишь недавно вспомнили Адольфа Линденбаума (руководителя кафедры математики), который сейчас числится в плеяде самых выдающихся специалистов по математической логике XX века [133].
По мере усиления советской власти ускорялся курс на элиминацию религии, но проводился он таким образом, чтобы не портить обманчивых настроений общества: эффективной формой борьбы с различными учреждениями религиозного культа должно было стать увеличение налогового бремени. Точно известны расходы католического прихода в Люботыне (повет Остров Мазовецкий). Тамошний приходской ксендз в 1940 г. обязан был выплатить (под угрозой судебной ответственности) налоги, превышающие в общей сумме 14 тысяч рублей, что составляло более 88 % всех расходов прихода [134]. Резкое увеличение податного бремени привело к закрытию части сакральных объектов. Так, в Белостоке из 63-х синагог, переданных на нужды беженцев с территорий, занятых Германией, 60 не функционировало по финансовым соображениям.
Белорусы всех ориентаций не протестовали против объединения земель, определяемых наименованием «Западная Белоруссия», с БССР, а часть белорусских деятелей пошла еще дальше. Антон Луцкевич, известный белорусский культурный и политический деятель, приветствуя 24 сентября 1939 г. на Лукисской площади в Вильно новую власть, помимо прочего заявил: «Белоруссия снова стала единой, никакие границы не поделят уже объединенных белорусских земель <…>. Перед нами огромная работа, работа по восстановлению всего того, что годами приходило в упадок или уничтожалось польскими панами <…>. Создание объединенной, свободной, советской Белоруссии будет определять дорогу ее быстрого развития» [135]. Несколько дней спустя, 27 сентября 1939 г., Антона Луцкевича арестовали, а затем отправили в минскую тюрьму, откуда он уже не возвратился (умер в ссылке в 1946 г.). Деятели национального белорусского движения никогда позже не критиковали сам акт объединения. Однако современный белорусский историк, оценивая последствия 17 сентября, констатирует: «Восточные белорусы невольно ввели в заблуждение своих соотечественников с запада, предлагая им вместо независимой Белоруссии московское рабство» [136]. Это чувство разочарования значительная часть белорусов начала ощущать по прошествии нескольких первых недель функционирования новой власти. Уже в 1940 г., по мнению Марека Вержбицкого, на северо-восточных землях среди белорусского населения распространилась поговорка: «То, что поляки не смогли с нами сделать за 20 лет, большевики сделали в течение нескольких месяцев — мы теперь все поляки» [137]. С другой стороны, как следует из исследований Евгениуша Мироновича, часть белорусского населения по-прежнему отрицательно оценивала польское правление, несмотря на разочарования действиями советских властей.