Западная Белоруссия и Западная Украина в 1939-1941 гг.: люди, события, документы

Позже Ю. Бек сообщил польским посольствам в Париже и Лондоне о том, что В. Гжибовский отказался принять ноту В. Молотова и заявил протест против агрессии. Министр иностранных дел одобрил такую позицию посла и рекомендовал ему покинуть Москву. В телеграмме Ю. Бека далее говорилось: «Польское правительство, которое действует на территории Речи Посполитой в контакте с дипломатическим корпусом, заявило протест против советской инсинуации». Ю. Бек просил заявить правительствам Франции и Великобритании, что польское правительство ждет решительного протеста союзников против агрессии и оставляет за собой право выдвинуть требования в соответствии с существующими у нее с этими государствами договорами [171].
В сообщении посольства Польши в Лондоне от 17 сентября в связи с нотой председателя СНК и наркома иностранных дел СССР В. Молотова советские действия квалифицировались как акт «прямой агрессии» и нарушение Советским Союзом своих международных обязательств, отвергались как надуманные приведенные в советской ноте причины этой акции (якобы «польское правительство перестало существовать и покинуло территорию Польши, оставляя польское население на территории за пределами зоны войны с Германией без защиты»), В сообщении упоминалось о «мощном сопротивлении со стороны польских вооруженных сил», «жестоких боях» около границы в районе Молодечно. Перечислялись международные соглашения, которые нарушил СССР в результате неспровоцированной агрессии против Польши: польско-советский договор о ненападении от 25 июля 1932 г., протокол о продлении этого договора от 5 мая 1934 г., согласно которому он действовал до 31 декабря 1945 г. [172]
Обстоятельства «вручения» ноты советским правительством подробно освещались в заключительном рапорте В. Гжибовского министру иностранных дел польского правительства в эмиграции А. Залесскому, сменившего Ю. Бека, от 6 ноября 1939 г. Польский посол писал, что, когда В. Потёмкин закончил читать ноту, «я сразу сказал, что отказываюсь принимать содержание ноты к сведению и передавать ее моему правительству, а также заявляю самый категорический протест против ее содержания и формы». Он протестовал против одностороннего разрыва существующих взаимных договоров, подчеркивая, что ни один из аргументов, которые претендовали на оправдание превращения этих договоров в «свертки бумаги», не выдержали критики. В. Гжибовский назвал нелепыми утверждения ноты о положении национальных меньшинств в Польше, ссылаясь на то, что теперь не только украинцы и белорусы борются на польской стороне с Германией, но также чешские и словацкие отделения демонстрируют пример славянской солидарности, о которой так любил говорить В. Потёмкин. Польский посол неоднократно сравнивал положение Польши с тем, в котором находилась Россия в 1812 г., когда была вынуждена отдать врагам Москву, но, в конце концов, смогла победить агрессора. В заключение он пророчески констатировал, «его (И. Сталина. — В. С.) политика нападения на Польшу, его соглашение с нацистской Германией и его тактика введения нас вплоть до последней минуты в заблуждение принесет Сталину и СССР самые отрицательные результаты».
Вступление советских войск на территорию Восточной Польши (Западной Белоруссии и Западной Украины) произошло в соответствии с дополнительным секретным протоколом к пакту Молотова-Риббентропа от 23 августа 1939 г. Накануне и во время сентябрьской кампании политические и военные круги СССР и Германии действовали совместно. Фактически с 17 сентября начался новый этап советско-германского внешнеполитического сотрудничества в решении польского вопроса. Он характеризовался координацией и взаимодействием военных и дипломатических акций СССР и Германии, направленных на реализацию секретных договоренностей относительно судьбы польского государства [173].
Вопросы координации действий вермахта и Красной армии на территории Польши наиболее полно отражены в воспоминаниях немецких военачальников. В то же время из цензурных соображений эта проблематика почти не присутствует в мемуарах советских генералов и маршалов [174]. Довольно подробно начало и ход советской военной кампании против Польши описываются в дневнике начальника Генерального штаба сухопутных войск Германии Ф. Гальдера. В частности о событиях 17 сентября он записал, что во 2-м часу утра было получено сообщение о переходе Красной армией границы Польши, а в 7-м часу отдан приказ немецким войскам остановиться на линии Сколе-Львов-Владимир-Волынский-Брест-Белосток. В первой половине дня произошел обмен мнениями между штабами Главного командования сухопутных сил и Штабом верховного командования вермахта относительно будущей демаркационной линии [175].
По словам Ф. Гальдера, 20 сентября, в среду, начались трения с Россией [176] из-за Львова. Начальник оперативного отдела Верховного главнокомандования вооруженными силами Германии А. Ёдль предлагал действовать совместно с русскими и неотложно улаживать разногласия на месте. В случае территориальных претензий немцы должны были очищать занятые территории. Тогда же было постановлено, что немецкие войска оставят Львов. Ф. Гальдер назвал 20 сентября «днем позора немецкого политического руководства». Немецкое командование, чтобы избежать обострения политической обстановки, приняло решение об окончательном определении демаркационной линии по реке Сан [177]. Ф. Гальдер об этом эпизоде писал: «Форман [178] (докладывает). Для удовлетворения настойчивых требований Ворошилова фюрер принял решение об окончательной демаркационной линии [179], о чем сегодня будет окончательно объявлено. Она проходит по р. Пяса, р. Нарев, р. Висла, железная дорога вдоль Сана, Перемышль (от Хырова до перевала — неясно). Фюрер хочет, чтобы впереди этой линии не погиб ни один наш солдат» [180].
21 сентября в 4 часа утра в результате переговоров с командованием Красной армии было достигнуто соглашение об эвакуации немецких войск за демаркационную линию и занятии оставленных населенных пунктов советскими войсками. Эвакуация войск вермахта должна была быть закончена 4 октября. Части Красной армии должны были занимать оставленные немцами пункты через 24 часа после ухода немецких войск.
Немецкое командование придавало большое значение тому, чтобы не допустить разрушения важных стратегических объектов — больших городов, аэродромов, вокзалов — при их передаче советской армии.
Позже И. Риббентроп во время переговоров в Москве со И. Сталиным и В. Молотовым 27 сентября 1939 г. сказал, что «установленная обеими сторонами военная программа была осуществлена в духе доброго и дружественного взаимодействия. Для немецкого военного руководства было нелегко оторвать действующие войска от противника и заставить их двигаться в обратном направлении. В районе действия 8-й немецкой армии это привело к тому, что поляки даже вообразили, что они обратили немецкие войска в бегство».
17 сентября в МИД Германии в 18 часов состоялась пресс-конференция зарубежных журналистов, посвященная входу советских войск в Польшу. На вопрос корреспондента Литовского телеграфного агенства «Эльта» в Берлине Каупаса, определена ли линия, на которой в Польше встретятся армии СССР и Германии, заместитель заведующего Отдела печати МИД Германии Г Браун фон Штум ответил, что эта линия примерно соответствует предложениям, которые сделала Германия Советской России во время мирной конференции в Брест-Литовске. Он показал ее на карте, протянув от границы с Латвией до Белостока, включая третью часть Виленского края, далее до Бреста, оттуда в направлении Львова, не присоединяя Галицию, которая принадлежала Австрии. Браун фон Штум отметил, что на земли восточнее линии бывшей границы Российской империи Германия не может иметь никаких претензий, и эта линия, по его собственному убеждению, может стать местом встречи двух армий. Он употребил выражение «конгрессовая Польша» и высказал мысль, что вряд ли Советская Россия будет иметь претензии на ту часть Украины, которая раньше находилась в составе Австрии.