Преторианец Дорна (ЛП)

  Крепость Бхаб  
  Императорский дворец, Терра  
Архам проснулся и одним движением вскочил с каменной кровати.
– Отчёт об угрозах… – приказ родился в горле и умер на языке. Сердца стучали о рёбра.
Прохладный мрак кельи ответил ему тишиной.
Он осмотрелся. Ночное небо глядело на него сквозь амбразуру в стене. Единственным иным источником света была свеча в нише над кроватью.
Линии на топлёном жире отмечали часы и минуты. Один час оставался между пламенем и полуночной линией. Он спал тридцать минут. Как раз достаточно, чтобы начались сны, но недостаточно, чтобы запомнить их.
Архам держал в руках болтер, оружие было готово к бою и заряжено, несмотря на то, что он спал. Медленно он начал расслаблять мышцы. Он чувствовал, как играла кровь. Позади глаз возникло статическое ощущение, пока разум догонял нервы. Бионика правой ноги щёлкнула и зашипела, когда он переместил вес.
Тридцать минут. Тридцать минут, за которые мир перевернулся, а его глаза оставались закрытыми. Уши напряглись, ожидая звуки бегущих ног и сирен.
Ничего.
Только кровь стучит в сердцах и потрескивает пыль о пустотные щиты высоко над стенами крепости. Механическая стойка с частями брони тихо стояла у двери. Её считывающие огни мигнули зелёным. Сервиторы-оружейники оставались неподвижными в углах комнаты.
Он выдохнул и опустил оружие. Ноющая усталость вернулась в мышцы.
Тридцать минут. Первый сон за несколько месяцев, вынужденная необходимость, а не роскошь. Каталептический узел в затылочной части мозга позволял отсрочить потребность во сне, но не мог опережать усталость вечно. Поэтому Архам позволил себе полноценный сон и старался не думать о нём, как о слабости.
Он направился к гранитной чаше с водой на полке напротив кровати. Сервомоторы бионической руки щёлкнули, когда он опустил болтер. Поток холодного воздуха пробежался по коже. Ночь украла то немногое тепло, что оставалось в воздухе на такой высоте, а в амбразуре не было стекла, чтобы не пускать холод. Лёд появился на поверхности воды в чаше. Он провёл правую руку сквозь лёд и зачерпнул жидкость на лицо. Холод обострил чувства. Вода в чаше успокоилась, рябь прошла, кусочки льда застучали о края.
Секунду он смотрел на фрагменты отражённого в воде лица. Время и служба оставили свои следы, как внутри так и снаружи.
“Старый и усталый”, – подумал он, наблюдая переплетение морщин и шрамов на щеках. Борода поседела за четыре десятилетия, но теперь по краям проступала белизна. Он посмотрел на три штифта над левой бровью. Все они были чёрными, как вакуум, каждый означал полвека войны в недобрую эпоху.
Он зачерпнул ещё пригоршню воды, и отражение исчезло в поднятой ряби. Он выпрямился.
– Броня, – произнёс он.
Три сервитора отошли от стены. Все они сутулились, их спины согнулись под венцами механических рук. Медные визоры с крестообразными отверстиями для глаз закрывали лица. Чёрные одеяния висели на том, что осталось от плоти. Они взяли первые части брони, отключая кабели и вставляя компоненты в пазы.
Они одевали его слой за слоем, соединяя каждую пластину, подключая провода и скрепляя печати. Наконец, они отступили, и он стоял в полированном жёлтом доспехе, блестевшем в свете свечи. Звезда Инвита из золота и серебра украшала нагрудник, лучи сжимал чёрный кулак. С плеча свисал чёрно-красный плащ, отороченный мехом ледяного льва. Шлем “Крестоносец” с прорезью для глаз крепился к поясу, оставляя лицо открытым. Он почувствовал обычный болезненный укол в нервах, когда соединения с бионическими конечностями полностью подключились.
Он взял оружие со стойки, закрепив болтер на одном бедре, болт-пистолет на другом, а сакс с широким лезвием на боку. Последним он взял бионической рукой “Клятвослов”, металлические пальцы лязгнули по адамантиевой рукояти. Булава была сделана из чёрного камня, который он добыл на мире смерти Строма и обрабатывал в течение года. Шар внизу рукояти был наполовину серебряным, наполовину из тёмно-серого чугуна с выгравированными звёздными созвездиями Инвита. Оружие было тяжёлым, но в механической руке оно казалось пушинкой. Секунду он смотрел на него, замечая кристаллические пятнышки, мерцавшие внутри камня. Несокрушимый и почти не поддающийся обработке камень своим существованием бросал вызов вселенной. Архам кивнул и дотронулся булавой до головы, а затем прикрепил её на магнитный замок к доспеху.
Он вышел во мрак коридора. Мимо пронёсся порыв воздуха, раздув пламя факелов на стенах. Он начал идти. Зазвенели системы оповещения в горжете доспеха и уши заполнили вокс-сообщения. Он слышал каждый военный сигнал в радиусе десяти километров и до края атмосферы Терры. Разум просеивал информацию, выстраивая схемы сильных и слабых сторон. Охранявшее примарха отделение хускарлов на месте. Второй и третий кордоны безопасности развёрнуты по всей крепости. Кроме того, сорок шесть подразделений легиона патрулируют Дворец в продуманном случайном порядке. Остальные подразделения не сообщают ничего заслуживающего внимания. Всё идёт, как положено.
Взгляд скользил по камням коридоров и лестничных пролётов, пока он поднимался в командный зал. Это было неприглядное зрелище, как в намерениях, так и в исполнении. На гранитных стенах остались следы ручной обработки, а парапеты с бойницами вгрызались в воздух, словно обнажённые зубы. На взгляд Архама крепость была жестоким и нераскаявшимся творением. Однажды он задумался, что возможно создателей и не волновало это, они просто хотели выдержать испытания какой-то забытой эпохи. Крепость выдержала. Он не мог отрицать этого.
“Выдержим ли мы”? – подумал он, шагая по Дворцу и ожидая шёпот войны в ушах.
  Космопорт Дамокл  
  Терра  
Иннис Нессегас ненавидел ночь, но она была всем, на что он мог рассчитывать. Часы смены получил ещё его отец, когда старик – уже давно почивший – стал третьим префектом в южном транспортном магистральном шлюзе. Было ещё два префекта, следивших за системой дверей, подъёмников и погрузочных платформ, один работал днём, другой перед закатом. Они, как и Нессегас унаследовали должности и время смен. Иногда он задумывался, завидовал ли кто-нибудь из них его ночной работе, но чаще считал, что они жалели его.
На расстоянии порт казался беспорядочной металлической горой. Посадочные платформы выступали по сторонам, некоторые настолько большие, что могли принять макротранспорт. Шаттлы прилетали и улетали без перерыва, жужжа, как пчёлы вокруг улья. Нессегас никогда их не видел. Его мир располагался глубоко под посадочными платформами и уровнями камер хранения. Но даже в корнях Дамокла характер активности ничуть не отличался. Громоздкие транспорты и караваны грузовых вездеходов прибывали и убывали ежечасно. Время, которое они проводили в южном транспортном артериальном шлюзе, принадлежало Нессегасу.
Машины заезжали в шлюз, минуя систему пятидесятиметровых дверей, и попадали в первую пещеру, где бригады разгружали груз. Как только процесс завершался, машины направлялись во вторую пещеру, а затем на поверхность. Нессегас знал, что систему назвали шлюз благодаря сходству с древним способом передвижения кораблей между реками. Он не знал правильное ли это сравнение. Он никогда не видел ни корабль, ни реку.
Полторы тысячи людей и сервиторов работали в цикле разгрузки машин. Пятьдесят один заместитель префекта, семьдесят четыре дивизионных заместителя префекта и семьсот смотрителей контролировали работу бригад и обо всём сообщали Нессегасу. Со своего купола под потолком первой пещеры он наблюдал, как машины приезжали и уезжали. Бригады и экипажи кишели вокруг них, как насекомые вокруг еды. Синие данные мелькали на сетчатке его левого глаза от установленного на скуле проектора. Он поморщился. Проектор никогда не работал нормально и постоянно посылал электрические разряды в лицевые нервы. Но эти данные ему и в самом деле не понравились.