Голубой Лабиринт (ЛП)

Пендергаст кивнул:
— Спасибо.
— Двадцать четыре часа. Не больше.
Англер обнаружил, что обращается к спине Пендергаста. Человек быстро направлялся к двери, зеленый халат развивался за ним.
Глава 7
Отделение остеологии нью-йоркского Музея естественной истории было бесконечным лабиринтом комнат, заправленные под широкие крыши домов, куда можно добраться только с помощью множества массивных двойных дверей в конце длинного коридора, на пятом этаже Музея, а оттуда на гигантском, малоподвижном грузовом лифте. Когда д'Агоста ступил в лифт (и обнаружив, что делит пространство с каркасом обезьяны вытянутой на тележке), он понял, почему отдел был расположен так далеко от общественных пространств Музея: место воняло - как бы сказал его отец - как в публичном доме во время прилива.
Грузовой лифт прогремел на остановке, двери открылись и д'Агоста вышел в Департаменте Остеологии, оглянулся, и нетерпеливо потер руки. Его следующий запланированный допрос был с Моррисом Фрисби. Он не возлагал большие надежды на допрос, потому что Фрисби только сегодня утром вернулся с конференции из Бостона, и не был в музее в момент смерти технолога. Более перспективным был юноша, по имени Марк Сандовал, техник Остеологии, который был болен в течении недели и который встретил его.
Сандовал закрыл за ними дверь. Он выглядел так, словно он все еще был болен, как собака: его глаза были красные и опухшие, его лицо было бледным, и он постоянно вытирал свой нос салфетками. По крайней мере, подумал д'Агоста, парень был избавлен от ужасного запаха. С другой стороны, он, вероятно, уже привык к нему.
— Я пришел на десять минут раньше для моей встречи с доктором Фрисби, — сказал д'Агоста. — Ты не против, показать здесь все? Я хочу видеть, где работал Марсала.
— Ну ... — Сандовал сглотнул, оглянулся через плечо.
— Есть проблема? — Спросила д'Агоста.
— Это ... — Другой взгляд через плечо, а затем понижение голоса. — Это доктор Фрисби. Он не слишком увлечен ... — Голос умолк.
Д'Агоста сразу понял. Без сомнения, Фрисби был типичным бюрократом Музея, все завидовали ему. Он мог представить себе куратора: твидовый пиджак, розовый остаток недокуренного табака в трубке, дрожащая бородка от суетливого испуга.
— Не волнуйтесь, — сказал д'Агоста. — Я не буду цитировать тебя по имени.
Сандовал колебался еще мгновение, а затем пошел вниз по коридору.
— Я понимаю, что ты человек, который наиболее тесно работал с Марсала, — сказал д'Агоста. — Он не был популярен?
Сандовал пожал плечами:
— Я не хочу говорить плохо о мертвых.
Д'Агоста вынул записную книжку:
— Скажи мне, во всяком случае, если ты не против.
Сандовал протер свой нос:
— Он был ... ну, жесткий парень, чтобы ладить. Он имел что-то вроде чипа на своем плече.
— Как это?
— Я предполагаю, что Вы могли сказать, что он был неудавшимся ученым.
Они прошли мимо того, что было похоже на дверь гигантского морозильника.
— Продолжай.
— Он пошел в колледж, но он не мог пройти мимо органической химии - и без этого твои дела плохи, поскольку доктор философии уходит в биологии. После окончания колледжа он пришел работать сюда техническим специалистом. Он был действительно хорош в работе с костями. Но без докторской степени он мог дойти только до этого. Это была настоящая болевая точка. Он не любил ученых, которые командовали им, каждый должен был ходить по яичной скорлупе с ним. Даже я - и я больше всего подходил на роль друга Виктора. Который был не особо общительный.
Сандовал прошел через дверной проем слева. Д'Агоста оказался в комнате, полной огромных металлических чанах. Ряд гигантских отверстий деловито высасывали воздух, но это, похоже, не помогло - запах был намного сильнее.
— Это комната для вымачивания, — сказал Сандовал.
— Что?
— Комната для вымачивания, — Сандовал вытерл нос салфеткой. — Посмотрите, одно из главных рабочих мест здесь в Остеологии состоит в том, чтобы получить туши и уменьшить их до костей.
— Туши? Человеческие?
Сандовал улыбнулся:
— В былые времена, иногда. Вы знаете, пожертвования в медицинской науке. Теперь это - все животные. Более крупные экземпляры помещаются в эти чаны. Они наполнены теплой водой. Не стерильной. Если оставлять образец в чане достаточно долго, он разжижается, и когда Вы тянете штепсель все, что Вы имеете в запасе, это кости. — Сандовал указал на ближайший заполненный супом чан. — В данный момент, в этом чане, вымачивается горилла.
В этот момент вошел техник толкая перед собой тележку с обезьяной.
— А это, — сказал Сандовал, — белая обезьяна из зоопарка Центрального парка. У нас контракт с ними - мы получаем всех их мертвых животных.
У д'Агосты появился дискомфорт. Запах добрался до него, и пряные жареные итальянские колбасы, которые он ел на завтрак, чуть-чуть не вышли наружу.
— Это была основная задача Марсала, — сказал Сандовал. — Контролировать процесс вымачивания. Он также работал с жуками, конечно.
— Жуками?
— Сюда. — Сандовал вернулся в главный коридор, прошел еще несколько дверей, а затем вошел в другую лабораторию. В отличие от вымачивающей комнаты, это пространство было полно маленьких стеклянных тарелок, как аквариумы. Д'Агоста подошел к одному и заглянул. Внутри он увидел, дохлую крысу. Она кишела черными жуками, которые деловито жирели у нее на туше. Он мог фактически услышать шум их жевания. Д'Агоста быстро отступил, пробормотав проклятие. Его завтрак в желудке, опасно перемешивался с запахом.
— Жуки Кожоеды, — объяснил Сандовал. — Плотоядные. Это то, как мы раздеваем плоть от костей меньших экземпляров. Остаются прекрасно сформулированные скелеты.
— Сформулированные? — спросил д'Агоста задушенным голосом.
— Вы знаете — проводка костей вместе, их устанавливают на металлический каркас для показа или экспертизы. Марсала заботился о жуках, следил за экземплярами, которые были введены. Он также делал обезжиривание.
Д'Агоста не просил, но Сандовал объяснил, в любом случае:
— После того, как образец сводится к кости, он погружен в бензол. Хорошее вымачивание превращает их в белый цвет, растворяет все липиды, избавляет от запаха.
Они вернулись в центральный коридор.
— Это были его основные обязанности, — сказал Сандовал. — Но, как я говорил Вам, Марсала был гением по скелетам. Поэтому он часто обращался с просьбой сформулировать их.
— Ясно.
— На самом деле, лаборатория артикуляции было местом, из которого Марсала сделал свой офис.
— Покажи дорогу, пожалуйста.
Снова промокая свой нос салфеткой, Сандовал продолжал идти, на вид, по бесконечному коридору.
— Это некоторые коллекции Остеологии, — сказал он, указывая на ряд дверей. — Коллекции костей, устроенные таксономически. И теперь мы входим в коллекции Антропологии.
— Какие?
— Погребения, мумии, подготовленные скелеты — трупы, собранные антропологами, часто с полей битвы во время индийских войн — и возвращенных Музею. Что-то вроде потерянного искусства. Мы были вынуждены возвратить многие из них племенам в последние годы.
Д'Агоста заглянул в открытую дверь. Он мог разобрать строку после ряда деревянных шкафов с рифлеными стеклянными дверями, внутри которых лежали несметные скользящие подносы, каждый с прикрепленной этикеткой.
После прохождения еще дюжину складских помещений, Сандовал показал д'Агосте лабораторию полную верстаками и мыльных-столиков. Вонь была здесь тусклее. Скелеты различных животных лежали на металлических рамах поверх скамеек, на различных стадиях завершения. Несколько столов были прижаты к дальней стене, компьютеры и различные инструменты, стояли на них.
— Это был письменный стол Марсала, — сказал Сандовал, указывая на один.
— Была ли у него девушка? — Спросила д'Агоста.
— Я не знаю.
— Чем он занимался в нерабочее время?
Сандовал пожал плечами:
— Он не говорил об этом. Он более или менее придерживался себя. Эта лаборатория была практически его домом — он много работал.