Алхимик

			— Сокровища выносятся на поверхность земли ручьями и реками, они же и хоронят их в недрах земли, — сказал старик. — А если хочешь узнать об этом кладе поподробней — отдай мне каждую десятую овцу в твоём стаде.

			— А может, лучше десятую часть сокровищ?

			— Если посулишь то, чем не обладаешь, потеряешь желание обладать, — разочарованно сказал старик.

			Тогда Сантьяго сказал, что десятую часть своего стада он уже обещал цыганке.

			— Цыгане — люди смышлёные, — вздохнул старик. — Но так или иначе тебе полезно узнать, что всё на свете имеет свою цену. Именно этому пытаются учить Воины Света, — он протянул Сантьяго книгу. — Завтра в это же самое время ты пригонишь мне десятую часть своего стада. А я расскажу тебе, как найти сокровища. До свиданья.

			И он исчез за углом.





* * *


			Сантьяго вновь взялся было за книгу, но чтение не шло — ему никак не удавалось сосредоточиться. Он был взбудоражен разговором со стариком, потому что знал: тот говорил правду. Юноша подошёл к лотку и купил пакетик кукурузы, размышляя, надо ли сказать торговцу, что говорил о нём старик, и решил, что не стоит. «Иногда лучше всё оставить как есть», — подумал он и промолчал. Скажешь — а торговец, который так привык к своему красному лотку на колёсах, суток трое будет думать, не бросить ли ему всё.

			«Избавлю его от этой муки», — и Сантьяго зашагал по улицам куда глаза глядят, пока не оказался в порту, перед маленькой будочкой с окошком. Там продавали билеты на пароходы. Египет был в Африке.

			— Что вам угодно? — спросил кассир.

			— Может быть, завтра куплю у вас билет, — ответил ему Сантьяго и отошёл.

			Всего одну овечку продать — и можно переплыть пролив. Эта мысль смутила его. А кассир сказал своему помощнику:

			— Ещё один мечтатель. Хочет путешествовать, а в кармане пусто.

			А покуда Сантьяго стоял перед окошечком кассы, ему вспомнились его овцы, и вдруг страшно стало возвращаться к ним. Целых два года овладевал он искусством пастуха и достиг в нём совершенства — умел и остричь овцу, и помочь ей произвести на свет ягнёночка, и от волков защитить. Знал как свои пять пальцев все пастбища Андалусии, точно помнил, во что обойдётся покупка или продажа любой.

			В хлев, где его дожидалось стадо, он двинулся самой длинной дорогой. В этом городе тоже был свой замок, и Сантьяго решил подняться по откосу и посидеть на крепостной стене. Оттуда видна была Африка. Кто-то ему объяснил, что оттуда в незапамятные времена приплыли мавры, надолго покорившие чуть не всю Испанию. Сантьяго терпеть не мог мавров: должно быть, это они и привезли сюда цыган.

			Со стены весь город — и площадь, на которой он разговаривал со стариком, — был как на ладони.

			«Будь проклят час, когда он мне повстречался», — подумал он. Ведь ему-то всего и нужно было, чтобы цыганка растолковала ему сон. Ни она, ни старик вроде бы не придали никакого значения тому, что он пастух. Верно, эти люди — одинокие и во всём изверившиеся — не понимают, что пастухи неизменно всей душой привязываются к своим овцам. А Сантьяго знал про каждую всё и во всех подробностях: та — яловая, та через два месяца принесёт потомство, а вон те — самые ленивые. Он умел и стричь их, и резать. Если он решится уехать, они без него затоскуют.

			Поднялся ветер. Сантьяго знал: люди называют его «левантинцем», ибо с востока, оттуда же, откуда он задувал, налетали орды язычников. Юноша, пока не побывал в Тарифе, и не подозревал, что африканское побережье так близко. Опасное соседство — мавры могут нагрянуть снова. Ветер усиливался. «Не разорваться же мне между овечками и сокровищем», — подумал Сантьяго. Надо выбирать между тем, к чему привык, и тем, к чему тянет. А ведь есть ещё и дочка лавочника, но овцы важнее, потому что они зависят от него, а она — нет. Да и помнит ли она его? Он был уверен: она и не заметит, если он не появится перед ней через два дня. Те, для кого дни похожи один на другой, перестают замечать всё хорошее, что происходит в их жизни.

			«Я оставил отца, и мать, и замок возле моей родной деревни, — думал он. — Они привыкли жить в разлуке, и я привык. Стало быть, и овцы привыкнут, что меня нет».

			Он снова оглядел площадь с высоты. Бойко шла торговля воздушной кукурузой; на той скамейке, где он разговаривал со стариком, теперь целовалась парочка.

			«Торговец…» — подумал Сантьяго, но докончить мысль не успел — порыв «левантинца», задувшего с новой силой, ударил ему прямо в лицо. Ветер не только надувал паруса завоевателей-мавров, он нёс с собой тревожащие душу запахи: пустыни, женщин под покрывалами, пота и мечтаний тех, кто когда-то пустился на поиски неведомого, на поиски золота и приключений. Он приносил и запах пирамид. Юноша позавидовал свободному ветру и почувствовал, что может уподобиться ему. Никто не стоял у него на пути, лишь он сам. Овцы, дочка суконщика, поля Андалусии — всё это были лишь подступы к Своей Стезе.





* * *


			Назавтра в полдень он пришёл на площадь и пригнал шесть овец.

			— Удивительное дело, — сказал он. — Мой друг тут же купил у меня всю отару и сказал, что всю жизнь мечтал стать пастухом. Это доброе предзнаменование.

			— Так всегда бывает, — ответил старик. — Это называется Благоприятное Начало. Вот если бы ты впервые в жизни сел играть в карты, то почти наверняка выиграл бы. Новичкам везёт.

			— А почему так происходит?

			— Потому что жизнь хочет, чтобы ты следовал Своей Стезёй.

			Затем старик стал осматривать овец и обнаружил среди них одну яловую. Сантьяго сказал, что это ничего, зато она самая умная и даёт больше всего шерсти.

			— Ну, так где же искать сокровища? — спросил он.

			— В Египте, возле пирамид.

			Сантьяго оробел. То же самое сказала ему цыганка, только она ничего не взяла за это.

			— Ты найдёшь туда путь по тем знакам, которыми Господь отмечает путь каждого в этом мире. Надо только суметь прочесть то, что написано для тебя.

			Сантьяго ещё не успел ответить, как между ним и стариком закружилась бабочка. Он вспомнил, что в детстве слышал от деда, будто бабочки приносят удачу. Так же, как сверчки, ящерицы и листики клевера о четырёх лепестках.


			— Вот именно, — промолвил старик, легко читавший его мысли. — Всё так, как говорил тебе дед. Это и есть приметы, благодаря которым ты не собьёшься с пути.

			С этими словами он распахнул своё одеяние, обнажив грудь, и потрясённый Сантьяго вспомнил, как вчера ослепил его блеск. Неудивительно — старик носил нагрудник литого золота, усыпанный драгоценными камнями. Он и в самом деле оказался царём, а переоделся для того, должно быть, чтобы разбойники не напали.

			— Вот возьми, — и он, сняв два камня — белый и чёрный, — украшавшие его нагрудник, протянул их Сантьяго. — Они называются Урим и Тумим. Белый означает «да», чёрный — «нет». Когда не сумеешь разобраться в знаках, они тебе пригодятся. Спросишь — дадут ответ. Но вообще-то, — продолжал он, — старайся принимать решения сам. Ты уже знаешь, что сокровища — у пирамид, а шесть овец я беру за то, что помог тебе решиться.

			Юноша спрятал камни в сумку. Отныне и впредь принимать решения ему придётся на свой страх и риск.

			— Не забудь, что всё на свете одно целое. Не забудь язык знаков. И — самое главное — не забудь, что ты должен до конца пройти Свою Стезю. А теперь я хочу рассказать тебе одну коротенькую историю.

			Некий купец отправил своего сына к самому главному мудрецу за секретом счастья. Сорок дней юноша шёл по пустыне, пока не увидел на вершине горы великолепный замок. Там и жил Мудрец, которого он разыскивал.

			Против ожиданий, замок вовсе не походил на уединённую обитель праведника, а был полон народа: сновали, предлагая свой товар, торговцы, по углам разговаривали люди, маленький оркестр выводил нежную мелодию, а посередине зала был накрыт стол, уставленный самыми роскошными и изысканными яствами, какие только можно было сыскать в этом краю. Мудрец обходил своих гостей, и юноше пришлось ожидать своей очереди два часа.

			Наконец Мудрец выслушал, зачем тот пришёл к нему, но сказал, что сейчас у него нет времени объяснять секрет счастья. Пусть-ка юноша побродит по замку и вернётся в этот зал через два часа.

			«И вот ещё какая у меня к тебе просьба, — сказал он, протягивая юноше чайную ложку с двумя каплями масла. — Возьми с собой эту ложечку и смотри не разлей масло.»

			Юноша, не сводя глаз с ложечки, стал подниматься и спускаться по дворцовым лестницам, а два часа спустя предстал перед Мудрецом.

			«Ну, — молвил тот. — Понравились ли тебе персидские ковры в столовой зале; сад, который искуснейшие мастера разбивали целых десять лет; старинные фолианты и пергаменты в моей библиотеке?»

			Пристыжённый юноша признался, что не видел ничего, ибо всё внимание его было приковано к тем каплям масла, что доверил ему хозяин.

			«Ступай назад и осмотри все чудеса в моём доме, — сказал тогда Мудрец. — Нельзя доверять человеку, пока не узнаешь, где и как он живёт».

			Юноша взял ложечку и снова двинулся по переходам замка. На этот раз он был не так скован и разглядывал редкости и диковины, все произведения искусства, украшавшие комнаты. Он осмотрел сады и окружавшие замок горы, оценил прелесть цветов и искусное расположение картин и статуй. Вернувшись к Мудрецу, он подробно перечислил всё, что видел.

			«А где же те две капли масла, которые я просил донести, не пролив?» — спросил Мудрец.

			И тут юноша увидел, что пролил их.

			«Вот это и есть единственный совет, который я могу тебе дать, — сказал ему мудрейший из мудрых. — Секрет счастья в том, чтобы видеть всё, чем чуден и славен мир, и никогда при этом не забывать о двух каплях масла в чайной ложке».





* * *


			Сантьяго, выслушав рассказ, долго молчал. Он понял, что хотел сказать ему старик. Пастух любит странствовать, но никогда не забывает о своих овцах.

			Пристально глядя на Сантьяго, царь Мелхиседек странно провёл руками в воздухе около его головы. А потом пошёл своей дорогой, гоня перед собой овец.





* * *


			Над маленьким городком Тарифой возвышается старинная крепость, построенная ещё маврами. Если взойти на башню, откроется вид на площадь, где стоит лоток торговца кукурузой, и на кусочек африканского побережья. И в тот день на крепостной стене сидел, подставив лицо восточному ветру, Мелхиседек, царь Салима. Овцы, встревоженные столькими переменами в своей судьбе, жались в кучу чуть поодаль от нового хозяина. Но нужны им были только корм да вода.

			Мелхиседек глядел на небольшой баркас, стоявший на рейде. Он никогда больше не увидит этого юношу, как ни разу не видел и Авраама после того, как тот отдал ему десятину.

			У бессмертных не должно быть желаний, потому что у них нет здесь Своей Стези. И всё же Мелхиседек в глубине души тайно желал, чтобы юноше по имени Сантьяго сопутствовала удача.

			— Жаль, что он сейчас же позабудет даже, как меня зовут, — думал он. — Надо было повторить моё имя. Чтобы он, упоминая меня, называл неведомого старика «Мелхиседек, царь Салима».

			Он поднял глаза к небу и сокрушённо произнёс:

			— По слову Твоему, Господи, всё это «суета сует». Но иногда и старый царь может гордиться собой.





* * *


			«Странное место эта Африка», — думал Сантьяго.

			Он сидел в маленькой харчевне — одной из тех, что так часто встречались ему на узких улочках этого города. Несколько человек курили огромную трубку, по очереди передавая её друг другу. За эти часы он видел мужчин, которые шли, взявшись за руки, женщин с закрытыми лицами, священнослужителей, которые взбирались на высокие башни и нараспев выкрикивали оттуда что-то — а все вокруг опускались на колени, били лбом о землю.