Черный талант

Мы прошли на маленькую кухню, в которой и правда было немного места. Узкий проход, совсем крохотное расстояние между столом и умывальником, грязная плита… Явная квартира холостяка, что еще скажешь. Уверена, Сергей не преувеличивал — в холодильнике вряд ли имеется что-либо помимо завалявшегося кусочка колбасы или сыра, а в морозилке — старые пельмени. Именно так я себе представляла типичное обиталище мужчины, не связанного узами брака и проживающего без заботливой матери, которая бы тщательно следила за порядком и ассортиментом продуктов в доме.

— Присаживайтесь на табурет, — предложил мне Сергей, изображая из себя галантного кавалера. Я послушно опустилась на стул, достала блокнот.

— Чай будете? — поинтересовался парень. — Кофе недавно закончился, чай черный, сахар сейчас найду.

— Спасибо, — поблагодарила я, не отказываясь от столь скромного угощения. Чем дольше я пробуду в квартире внука Степана Александровича, тем больше у меня шансов узнать, кого поджидает Сергей.

Я внимательно осмотрела кухонный стол. Кроме грязных чашек в центре имелась небольшая стойка, на которую были навалены в хаотичном порядке пачки из-под сигарет и упаковки с какими-то лекарствами. Пока Сергей суетился, отыскивая в неказистом кухонном шкафу подходящую чашку, я прочла название препаратов. На большой упаковке было написано «Квериксин». Я быстро открыла Интернет на телефоне и забила название. Сразу же открылась страничка с описанием препарата, и по первым строчкам я поняла, что таблетки являются сильным антидепрессантом, который назначают при панических атаках, маниакально-депрессивном синдроме, эпилепсии и шизофрении. Я закрыла вкладку и внимательно посмотрела на Сергея, который все еще занимался поиском посуды. Делал он это медленно — доставал из шкафа стакан, ставил его на стол, искал другой, ставил на стол новый и, некоторое время подумав, убирал одну из чашек обратно. Такая процедура повторялась с неизменной последовательностью — парень доставал предмет посуды, смотрел на него, потом заменял его другим. Если б чашки были грязные, я поняла бы нерешительность хозяина квартиры, однако то, по какому принципу он убирает обратно неподходящие чашки, оставалось для меня загадкой. Наконец мне надоело смотреть на гамлетовские мучения молодого человека, и я схватила тот стакан, который был на столе.

— Мне чай сюда налейте, — попросила я. — Ложку и сахар не нужно.

С электрическим чайником подобных проблем не возникло — Сергей просто ткнул кнопку и наконец-то уселся за стол напротив меня. Как я ни старалась увидеть в его поведении другие странности, ничем больше молодой человек меня не удивлял. Не знаю, зачем он развел такие церемонии с посудой — может, и правда стеснялся того, что чашки старые и не совсем чистые? Но тогда кому принадлежат антидепрессанты?

— Вы меня о дедушке хотели спросить? — уточнил Сергей. Я кивнула.

— Да, ведь насколько мне известно, Степан Александрович находился в концлагере, и только чудом ему удалось бежать оттуда. Мне известно о лагере смерти Биркенау — что говорить, условия там были ужасные. Я бы хотела записать воспоминания самого Степана Александровича, но увы… Я опоздала. В доме престарелых мне сказали, что вы очень любили своего прадедушку, наверняка он вам многое рассказывал.

— Да, вы правы, — Сергей грустно улыбнулся и поставил локти на стол. Закрыл руками глаза, словно пытался что-то вспомнить, а может, боролся с подступившими тягостными воспоминаниями о прадеде. Я посмотрела на молодого человека. Меня несколько удивили его руки — в отличие от большинства мужчин, Сергей, похоже, тщательно следил за собой. Пальцы чистые, ногти пострижены коротко и ровно, ни заусенцев, ни неровностей. Может, ему достались идеальные руки от природы? А может?..

Я улыбнулась и продолжила:

— Сергей, расскажите, пожалуйста, о своем прадедушке. Каким он был человеком? Что вам известно о его пребывании в Биркенау? Меня интересуют все подробности — ведь книга может стать живой благодаря мелочам.

— Прадедушка был славным, — вздохнул парень. — Добрым. Он не потерял веру в людей, хотя этот дьявол в юбке — Ирма, он ее звал Ангелом Смерти — издевался над ним больше, чем над другими заключенными. Может, потому, что дед был красив в молодости — высокий, светловолосый, с голубыми глазами. Чем-то похож на арийца, вот Ирма и злобствовала. А может, она таким образом добивалась его внимания? Как дед рассказывал, она была прекрасна, словно ангел, а душа — черная, как у дьявола. Когда дедушка впервые увидел ее, он был поражен ее красотой и даже думал, что она пришла спасти его. А вместо этого ангел с жестокой ухмылкой приказала расстрелять сотню пленных. Она сама придумывала пытки, причем любила мучить людей на глазах у других заключенных. Она хотела видеть их страх, отчаяние, ужас… Ирма имела власть и могла делать все, что пожелает, и с каждым днем ее зверства становились все чудовищнее. Дед не рассказывал толком, как ему удалось бежать — наверно, счастливая случайность помогла. У него на левой щеке шрам остался — отметина Ирмы. Однажды она смеха ради вытащила нож и со всей силы полоснула деда по лицу, пообещала нанести ему вторую рану, для симметрии, так сказать, но не сделала этого, потому что дед бежал. Этот шрам на всю жизнь его изуродовал, несмотря на то, что он пытался скрыть отметину. Дед до последнего боялся, что Ирма отыщет его и жестоко отомстит. Он и за свою жену, и за сына, и за внука, моего отца, невероятно боялся, а когда они все умерли, был уверен, что это дьяволица из Биркенау до них добралась. Он утверждал, что рак — это ее проклятье, что она ведьма и заключила сделку с дьяволом. Я пытался ему внушить, что Ирмы давно уже в живых нет, но дед не слушал меня. Правда, когда он умер, я и сам стал верить, что Ангел Смерти до него добралась и утащила за собой в преисподнюю.

Воцарилось тягостное молчание, которое я прервала своим вопросом:

— После заключения, когда Степан Александрович приехал в Россию, чем он занимался?

— Да много чем, — пожал плечами Сергей. — Работал везде, где только мог, несмотря на слабое здоровье. На заводе делал какие-то детали, там и с женой своей будущей познакомился, Алиной Аркадьевной. Она на заводе поваром работала, все время прадеда подкармливала. Он в лагере так отощал, что потом всю оставшуюся жизнь был худым, болезненным. Алина молоденькой девушкой была, ей жалко прадеда стало. Ну а тот неожиданно привык к ней, полюбил. Год спустя предложение ей сделал, они вместе с завода ушли. Алина забеременела, а прадед устроился работать учителем математики. Он здорово и в алгебре, и в геометрии разбирался, цифры его успокаивали и отвлекали от тягостных воспоминаний. И объяснять умел, терпеливым был. Ни разу на своих учеников голоса не повысил — если ребенок что не понимал, он по-другому ему рассказывал, до тех пор, пока у того самого все не получится. Я помню, как в третьем классе он мне задачки помогал решать — так мог все по полочкам разложить, что мне и математика нравиться начинала. Я благодаря прадеду даже хотел в математический класс идти, потому что с детства он мне привил любовь к этой науке. Я еще хотел на художника учиться — прадед ведь и живописью занимался, копии делал. У меня, правда, только одна его картина осталась — список с Айвазовского, «Девятый вал». Остальные-то прадед раздарил, а эту я ему не дал, она моя любимая. Сейчас я вам ее покажу…

Сергей проворно встал со стула и вышел из кухни. Спустя минуты три он вернулся, держа в руке большой холст, на котором масляными красками было изображено сине-желтое небо, зеленоватая волна и лодка с людьми, потерпевшими крушение. Однако, несмотря на то, что я видела репродукции этой картины, копия весьма отличалась от оригинала. Хотя бы потому, что и оттенки неба и моря были другими, не как у Айвазовского.

— Это дедушкина вариация на «Девятый вал», — пояснил Сергей. — Он иногда делал так — брал за основу известную картину, но краски свои подбирал. А эта мне понравилась тем, что в отличие от подлинника она не мрачная, а радостная, и люди здесь не как потерпевшие бедствие, а как будто радуются чему-то. Видите, человек с красным флажком как бы приветствует солнце или виднеющийся где-то вдали фрегат, и он выглядит счастливым. Мне кажется, что в эту картину прадедушка заложил особый смысл — она как бы символ его освобождения из лагеря смерти.

— Интересная трактовка, — заметила я. Сергей аккуратно поставил картину на пол так, чтобы она не упала, и продолжил:

— Да что ни возьми, в любой сфере прадед был талантлив, — сказал он. — Мог и из дерева вырезать, и даже корзинки из ивы плести. Рассказы сочинял, книжки писал… Думаю, он мог бы стать хорошим писателем, если б всерьез занялся этим.

— Вы читали его произведения? — поинтересовалась я. Сергей пожал плечами.

— Прадед в основном мне их рассказывал, — пояснил он. — У него память замечательная была, он целые отрывки наизусть цитировал. Жаль только, что при жизни он так и не стал известным — умер слишком рано, хотя и лет ему было много. Конечно, чудо, что он столько прожил, но ведь мог бы и еще пожить. Мне его очень не хватает.

— А почему вы все-таки поместили его в дом престарелых? — поинтересовалась я. — Раз вы так его любили. Обычно в подобные учреждения сдают родственников, если хотят избавиться от них.

— Так чтобы чаще навещать прадедушку, — заявил молодой человек. — Дом престарелых ведь находится недалеко отсюда, поэтому я хотел чаще бывать с ним. А так — ездить на другой конец города для меня затруднительно.

Внезапно наш разговор был прерван звонком домофона. Сергей извиняющимся тоном пояснил:

— Вы извините, ко мне тут должна подруга прийти. Я ее ждал, она как раз в магазин ушла.

— Да-да, конечно, — безразлично кивнула я, еще раз взглянув на тщательно постриженные, ухоженные ногти молодого человека. — Я и сама хочу поговорить с Олей по поводу того, как успешно вы вместе довели до приступа Владислава Курагина.

Немая сцена, последовавшая после моих слов, чем-то напоминала вариацию картины «Не ждали». Сергей замер, точно громом пораженный, и даже не смог двинуться с места, чтобы открыть дверь своей подруге. Оля, имевшая, как я и подозревала, свои ключи, вскоре появилась в коридоре, держа в руках два пакета — один с продуктами, другой — с лекарствами. Увидев меня, девушка от неожиданности уронила один пакет, а потом проговорила тихо:

— Что… что вы тут делаете? Как вы нашли меня?

— Элементарно, Ватсон, — усмехнулась я. — Вынуждена признать, Оля, вы талантливый мастер маникюра — по вашей работе, — я кивнула на Сергея, — мне удалось понять, кто является соучастником внука Рокотова и каким образом ваш отец, Владислав Курагин, получал записки с угрозами. Присаживайтесь оба, — я встала со стула, уступив место ошарашенной девушке. — Хоть я и не являюсь писательницей, все же могу рассказать вам удивительную, захватывающую историю с неожиданной развязкой.

Сергей обрел дар речи и запоздало проговорил:

— Вы… вы не пишете книгу, ведь правда? Вы обманули меня? Кто вы и зачем вам все это?

— Думаю, пора раскрыть все карты, — заметила я. — Вы правы, я не биограф, не журналист и не хозяйка салона красоты, — я посмотрела на Олю. — Частный детектив Татьяна Иванова к вашим услугам. Я расследую дело Владислава Курагина. Ваша мать Лада, — я снова кинула быстрый взгляд на девушку, — наняла меня для того, чтобы я узнала, что творится с ее мужем, почему он странно себя ведет и не выходит из дому. Лада подозревала, что некто пытается запугать его. Я согласилась взяться за расследование, и все нити привели меня сюда, к дому внука Степана Александровича Рокотова. Я уже сама догадалась, кто доводит писателя до помешательства, оставалось выяснить пару деталей и поймать преступника, а точнее, преступников.


— Зачем ты впустил ее в дом? — накинулась на Сергея Оля. — Я же велела тебе не открывать никому, у меня ключи есть!

— Я думал, это ты… — виновато проговорил молодой человек. — Думал, ты из-за сумок открыть не можешь.

— Идиот… — прошипела Оля. Я прервала их словесную перепалку.

— Пока мы ожидаем полицию, — я кивнула на свой мобильник — пока преступная парочка пребывала в состоянии шока, я быстро набрала смс Володе Кирьянову с указанием адреса, куда следует выслать наряд, — думаю, вам не помешает услышать всю историю моего расследования. Вы можете дополнить ее — чистосердечное признание, как вы знаете, смягчает наказание. К тому же, у меня есть пара вопросов к вам двоим, и я советую отвечать честно. Опять-таки, ваша искренность, может, убавит вам пару-другую лет пребывания в тюрьме. Хотите — можете хранить молчание, но тогда получите по полной, оба. Бежать тоже не пытайтесь — у меня есть волшебная штука, которая мгновенно останавливает самых быстрых, и называется она «пистолет Макарова». С этим пока все ясно? Не слышу ответа.

Сергей кивнул, Оля, немного спустя, последовала его примеру. Довольная тем, что аудитория у меня сегодня понятливая, я продолжила свой монолог.

— Итак, сначала задам вопрос, — проговорила я. — Сергей, скажите, чем вы болеете? У вас эпилепсия, психоз, шизофрения? Отвечайте честно, я и так все узнаю.

— Шизофрения, — эхом повторил тот. Я кивнула.

— Сперва я подозревала, что преступник действовал в одиночку, — сказала я. — Только мне было непонятно, каким образом Сергей доставлял письма с угрозами Владиславу Курагину — записки присылались не по электронной почте, а по обычной. По крайней мере, первая оказалась в почтовом ящике Курагиных, что и послужило причиной того, что далее писатель сам методично проверял корреспонденцию. Так как угрозы поступали довольно часто, я предположила, что у преступника имеется сообщник, который может беспрепятственно проникать в дом писателя и подкладывать в почтовый ящик письма. Однако кто был вторым злоумышленником, я поняла, только когда увидела самого Сергея. Точнее, его пальцы, — я кивнула в сторону молодого человека. — Ногти Сергея ухожены так, словно он постоянно посещает салон красоты. Однако человек, страдающий психическим заболеванием, вряд ли станет методично наведываться в парикмахерские и пользоваться услугами мастера маникюра. То есть ногти Сергей обрабатывает либо сам (случается среди шизофреников и такое), либо ему делают маникюр на дому. Мужчины тоже ухаживают за руками, но не с таким завидным постоянством. Отсюда следует вывод, что Сергей, скорее всего, служит моделью у человека, который учится обрабатывать ногти. Еще во время первой встречи с Олей я узнала, что девушка мечтает работать в салоне красоты, а так как обучается она сама, ей необходимо на ком-то тренироваться. Я посчитала, что совпадения быть не может — слишком это странно, — а значит, Сергей знаком с дочерью Курагина. Опять же, это объясняет, каким образом Владислав получал письма с угрозами — их подкидывала в почтовый ящик сама Оля. А когда девушка пришла в квартиру Рокотова, мои теории обрели доказательства.

Я сделала паузу в своем рассказе, ожидая услышать возражения или нечто подобное. Однако и Оля, и Сергей молча смотрели на меня в четыре глаза, словно моя история заворожила их. Тогда я продолжила:

— Теперь вернемся к началу всей истории. О том, что бестселлер «Черный город для Рэйвен» написал не Владислав Курагин, я догадалась только в конце своего расследования. Однако с самого начала меня настораживало несколько обстоятельств: во-первых, скорость, с какой был написан роман, во-вторых, слова Лады, супруги писателя, по которым выходило, что Владиславу хорошо удавались короткие вещи, тогда как большие его произведения были нудными и бессодержательными. Прочитав роман, я отметила, что он, напротив, отличается динамизмом и острым сюжетом. К тому же, меня насторожил странный выбор имен персонажей — как главных, так и второстепенных, и отсутствие названия города. Однако удивительнее всего было то, что больница, в которой находились главные герои, не соответствовала по описаниям современным клиникам, а, скорее, принадлежала к иному времени. Почему автор выбрал такой странный ход? Ведь логичнее описать лечебницу наших дней. Это заставило меня снова поговорить с Курагиным, чтобы узнать, почему ему в голову пришли столь странные идеи. Однако вразумительного ответа я не получила, кроме того, все люди, которые могли бы желать писателю зла из-за зависти или обиды, оказались невиновны. Тогда я снова стала перечитывать роман. Расследование привело меня в архитектурное бюро «Элиза», где Курагин выполнял свой последний заказ, прежде чем написать и выпустить свой бестселлер. Представьте себе мое удивление, когда я узнала, что раньше в квартире, которую полностью перестраивал Владислав, жил полоумный старик, свихнувшийся после страданий, перенесенных в лагере смерти. Я узнала, что он говорил, будто нашел способ раскрыть имена всех своих мучителей, а в частности — имя некой Ирмы Грезе, которую заключенные называли Ангелом Смерти. В романе один из отрицательных персонажей, полицейский, носит именно такую фамилию — Грезе. Удивительное совпадение, правда? Однако читая описания Черного города, темной половины главной героини, оказавшейся сумасшедшей убийцей, чувствуешь, что автор не выдумал такое жуткое место, а, скорее всего, описал то, что было на самом деле. Черный город — это не метафора, он действительно существовал, причем не в подсознании писателя, а на самом деле. Так ваш дед, — я кивнула в сторону Сергея, — Степан Александрович, описал лагерь смерти, в котором он находился. А так как Рокотов не понимал, что те времена ужаса давно прошли, он панически боялся, что Ирма Грезе найдет его и жестоко убьет, поэтому не пытался издать свой роман, а решил запрятать его и дождаться подходящего случая. Еще раз повторяю, что Рокотов был психически больным человеком, он не мог понять, что в наши дни уже не существует ни Освенцима, ни Биркенау — для него лагеря смерти представляли реальную угрозу. Однако своему правнуку, Сергею, Степан Александрович рассказывал про свой роман — он цитировал наизусть целые отрывки, поэтому, я полагаю, Сергей прекрасно знал все произведение. Молодой человек, несмотря на свое психическое заболевание, которое проявилось у него после службы в армии, понял, что прадед написал роман, причем не банальный, а интересный, издание которого может принести немалые деньги. Поэтому он и наведывался к своему прадеду с целью узнать, куда тот спрятал рукопись. Он потому и посоветовал Степану Александровичу переехать в дом престарелых — якобы ему неудобно навещать прадеда на другом конце города, а в действительности Сергей пытался отыскать роман. Однако сделать это молодому человеку не удалось — в квартире, где проживал Степан Александрович, начали делать ремонт. Во время перепланировки одной из комнат главный дизайнер и мастер Владислав Курагин находит рукопись — думаю, она лежала где-нибудь в секретной нише, которую соорудил сам Рокотов. Сергей ведь упоминал, что у прадеда были золотые руки, а следовательно, он сам мог сделать нечто вроде сейфа, куда и поместил свое неизданное произведение. К тому времени сам Степан Александрович умер в доме престарелых, а Владислав Курагин, которому об этом сообщили, решил издать роман под собственным именем, так как автор книги скончался и некому будет предъявлять претензии писателю.

Курагин не знал, что Степан Александрович рассказывал отрывки из своей книги правнуку и Сергей знает, о чем она. Поэтому он и перепечатал рукопись, а потом дал ее прочитать своей жене. Он имел глупость издать роман под тем названием, какое придумал сам старик — потому его правнука и насторожил новый бестселлер.

Сергею потребовалось не много времени, чтобы понять: книгу написал его прадед, это именно та рукопись, которую он безуспешно искал. Сергея возмутила нечестность Курагина — он хотел восстановить справедливость, однако доказательств того, что рукопись была написана его дедом, у молодого человека не было. Никто бы не поверил ему, к тому же единственное доказательство — сама рукопись — находилось у Курагина. И вот тогда-то Сергей и решил по-своему восстановить справедливость.

Поначалу молодой человек собирался познакомиться с близкими родственниками Курагина и попросту настроить их против Владислава. Он находит Олю Курагину — в наши дни, с развитыми интернет-технологиями, это не сложно, — однако девушка и так зла на своего отца за его любовную интрижку с Аней. Я так полагаю, что идея посылать записки с угрозами принадлежала Оле. Я не ошибаюсь?

Я посмотрела на соучастников. Оба молчали, из чего я сделала заключение, что это является подтверждением моим словам.

— Оля предложила не просто восстановить справедливость, а отомстить Курагину. Она хотела найти саму рукопись, для этого переворошила все вещи отца, пока тот отсутствовал дома. Владислав понял, что кто-то рылся в его комнате, и, так как уже получил первую записку, стал опасаться, что невидимый преступник пытается отыскать рукопись Степана Александровича. Он не знал, как избавиться от толстой тетради — попытайся он ее сжечь в доме, и супруга, и дочь узнали бы об этом. А выходить из квартиры он теперь боялся, опасаясь того, что его могут убить. Поэтому он и стал жить как затворник, покидая пределы своей квартиры только для того, чтобы проверить почтовый ящик. Курагин не мог допустить, чтобы кто-то из его родственников первым увидел письма с угрозами — тогда он будет разоблачен, и жена, и дочь поймут, что книга, принесшая ему известность, написана не им. Жить в постоянном страхе, не выходя из добровольного заключения, не каждый выдержит, а потому последняя угроза привела к тому, что у Курагина сдали нервы и он оказался в больнице.

— Так ему и надо! — сквозь зубы процедила Оля. — Он получил по заслугам! Он — подлец, он маме изменил и присвоил чужую книгу, и я нисколько не раскаиваюсь в том, что помогала Сереже! К тому же, вы ничего не сможете нам сделать — Сергей болен, его не посадят в тюрьму, а я несовершеннолетняя! Так что все ваше расследование было впустую, вы сами всех обманывали, прикидывались хозяйкой салона! Я вам поверила, а вы — обманщица!

— Я всего лишь выполняла свою работу, — пожала я плечами. — А что с вами делать — уже не мои проблемы. С вами разберется полиция, — я кивнула в сторону окна. — Может, вы и избежите уголовной ответственности, но я не об этом бы беспокоилась. Подумайте, какой удар вы нанесли собственной матери — она любит своего мужа, а вы довели его до психиатрической больницы, и неизвестно, оправится он после приступа или нет. В любом случае то, что случилось с вашим отцом, — на вашей совести, Оля. И я не знаю, как вам будет жить с осознанием того, что вы собственноручно довели человека, подарившего вам жизнь, до помешательства.

— Кесарю — кесарево, — зло процитировала девушка. — Он сам виноват во всем. И я никогда не прощу его, он мне больше не отец.





Эпилог




Думаю, следует сказать несколько слов о финале всей этой запутанной истории.

Владислав Курагин, несмотря на усилия врачей, которым удалось спасти его от смерти, так и не стал прежним человеком. Он остался жив, но не знаю, можно ли считать это счастливым окончанием его припадка. Теперь Курагин ничем не напоминает себя прежнего. После приступа несчастный превратился в сумасшедшего, не отделяющего реальность от вымысла. По словам Лады, которая после случившейся трагедии постарела лет на двадцать, Владислав ходил по своей комнате и постоянно бормотал что-то про Убийцу Ворон и Черный город. Похоже, он погрузился полностью в мир написанной Рокотовым книги, бредил наяву и боялся всех людей. В одночасье Владислав Курагин превратился из писателя и талантливого дизайнера в полоумного безумца.

Оля, как и следовало ожидать, ввиду своего несовершеннолетия ограничилась условным сроком. Школу девушка бросила — она не смогла ходить на уроки, когда все одноклассники и учителя косились на нее, обсуждали ее и перешептывались за ее спиной. В салон учиться она тоже не пошла — никто из мастеров не желал брать в ученицы девушку, у которой был условный срок. Оля, подобно отцу, замкнулась в себе и все дни проводит дома, ни с кем не общаясь и не разговаривая. Отца она игнорирует.

Сергей Рокотов оказался в психиатрической клинике — он долго там лежал, но шизофрения — болезнь, не поддающаяся лечению, поэтому, хоть молодого человека и выписали, он принимает огромное количество лекарств, которые мало чем помогают ему. Кроме покойного прадеда у него нет других родственников, с Олей он больше не встречается и, подобно Курагину и его дочери, живет в четырех стенах и не стремится покидать свой дом.

Лада не смогла перенести свалившегося на нее несчастья. Увы, женщина оказалась бессильна перед своим горем и, насколько я знаю, быстро пристрастилась к алкоголю. Заливая свое горе вином, она перестала интересоваться своими прежними увлечениями: не читает, не следит за собой, а только влачит жалкое существование.

Бестселлер, за счет которого прославился Курагин, некоторое время был популярен среди читателей. Однако какой-то журналист, пронюхавший про то, что авторство книги принадлежит другому человеку, написал критическую статью, которая вызвала немало споров. Книга после этого стала пользоваться еще большим спросом, но постепенно интерес к ней угас, и первенство в рейтинге самых читаемых книг занял сборник рассказов Максима Семенихина, про которого писали, что он является мастером слова и пишет превосходные лаконичные рассказы.

А в Тарасове наконец-то после долгой, затяжной, тоскливой осени выпал пушистый белый снег. Я сидела в своей комнате возле окна, смотрела на причудливо кружащиеся снежинки, пила горячий кофе и читала книгу «Дом, в котором…», которую наконец-то снова взяла в руки.






Купить книгу