Я не ангел

– Почему ты на биофаке? Хочешь стать училкой биологии? Тебе нужно в Кульке учиться… Поедешь потом в свой городок директором дома культуры. Кулек – это институт культуры, такой филфак для бедных…

Глеб наклонился к Эмме и громко, мы все услышали, прошептал: «Зачем ты пустила ее в дом? Не видишь, кто она? Типичная нахальная провинциалка, рыба-прилипала».

Любой бы на месте Беаты возмутился, но Беата спокойно ответила:

– Тебе не нравится, что мы с Эммой подруги? Хочешь, чтобы все ее внимание принадлежало тебе?

На самом деле Глеб злится на Ювелира и на ситуацию в целом. Никто еще не отнял у него Эмму, появилась всего лишь теоретическая возможность, что Эмма предпочтет Ювелира, а тестостерон уже толкает Глеба на импульсивное поведение: не может обидеть Ювелира и нападает на Беату. Когда карликовым мартышкам вводят тестостерон, они тоже становятся агрессивными, но не по отношению к вожакам, а по отношению к слабым. Чем изначально агрессивней карликовая мартышка, тем быстрей растет агрессия при обиде.

… – Я бы на твоем месте подумал: училка биологии зарабатывает копейки, а зарплата директора клуба – это уже кое-что… – настаивал Глеб. – Хотя вам деньги не нужны.

– Кому это нам? – Беата вышла на тропу войны.

– Вам, провинциалам. Вы хотите сеять разумное, доброе, вечное.

– Вечное?.. Нет. Для меня деньги – это самое главное, – улыбнулась Беата. – Ты стоял в стороне, когда все идут в кино, а тебе не дали денег на кино? Ходил в старом пальто? В толстом, клетчатом, на ватине? Деньги – это вовсе не бумажки, это спокойствие и достоинство. А тебе, Глеб, легко меня обижать. Я ведь тут одна, без мамы-папы…

Вот это да, вот это Беата молодец! Глеб смешался и покраснел.

– Давайте лучше выпьем, – миролюбиво предложил Ювелир.

– Глеб не пьет и не курит… – невинно заметила Беата. – Знаете, если человек не курит и не пьет, поневоле задумаешься, уж не сволочь ли он. Это Чехов сказал. На Чехова не обижаются.

Глеб промолчал, решил не обострять конфликт, но Беата шла за ним, как мамба.

– Ты дал мне совет, спасибо. Бывают люди, которые всегда говорят умные и хорошие слова, но чувствуешь, что они тупые люди. Это тоже Чехов сказал… про тебя.

…За весь вечер Эмма лишь один раз обратилась ко мне, спросила, каков грузинский характер. Заметила, что я молчу. Ей хотелось, чтобы всем было хорошо.

Я не знал, что сказать: что расти в тбилисском дворе – это как расти в большой семье, где всем до тебя есть дело? Или что Нино бэбо учила меня, что не нужно стремиться быть первым, главное – быть своим, чтобы все со мной дружили? Промямлил: «Грузия – страна коллективистической культуры, при этом в Грузии важно не государство, как в России, а родственники, соседи и друзья, поэтому грузины, обаятельные в личном общении, в публичных ситуациях могут растеряться…» Я не грузин и совсем не обаятелен, но насчет «растеряться» – это да, тут я первый.

Глеб сказал: «Что мы так скучно сидим? Давайте проверим, кто умный, а кто не очень». Оказалось, он принес для нашего развлечения тест на определение интеллекта.

В то время IQ-тест был диковинкой, и когда выяснилось, что можно прямо сейчас узнать, у кого какой интеллект, все оживились. Беата – потому что любит соревнования, я – потому что тест давал возможность помолчать, Ювелир, человек веселый и энергичный, был готов на любое развлечение, а Эмма в качестве хозяйки дома была рада смягчить конфликт Глеба и Беаты и развлечь гостей. Никто из нас еще ни разу не проходил этот тест.

– Глеб заранее посмотрел и будет жульничать, – уверенно сказала Беата.

– Не суди по себе, – огрызнулся Глеб. – Я не проходил тест, я только знаю, что больше ста сорока баллов у гениев, меньше семидесяти – это легкая умственная отсталость. Посмотрим, кто из нас гений, а кто отсталый?..

Эмма принесла бумагу, ручки и будильник, чтобы мы могли начать и закончить по звонку, и мы приступили. Эмма чуть лениво, послушно выполняя правила игры, Ювелир снисходительно, а Беата нервно писала, поглядывая на часы, как будто решается ее жизнь. Иногда поднимала голову и кидала в пространство: «Нечестно, Глеб подглядел у Давида ответ» или «Нечестно, у нас неравные условия, Давид проходил высшую математику!». Высшая математика в тесте не требовалась, тест проверял не знания, а способность к логическому и пространственному мышлению, а вот темперамент как раз важен: люди с мгновенной реакцией, как у Беаты, имеют преимущество перед флегматичными, как я. Я только прочитал задачу, а Беата уже написала ответ и перешла к следующей. Она даже успела заглянуть в тест Глеба, злорадно сказала «а-а-а, тут у тебя неправильно, а исправлять нельзя!» и довольная вернулась к своему листочку. Как ребенок! Кстати, детское злорадство вполне объяснимо: в префронтальной коре имеются нейроны, которые возбуждаются при ошибке других… пока это проверено только на шимпанзе.

Результат получился, какого никто не ожидал. Самый высокий балл был у меня – сто тридцать восемь, затем шла Эмма – сто двадцать. Глеб сказал, что такой высокий уровень IQ всего у шести процентов населения планеты. Эмма смутилась: она не стремилась быть первой или находиться среди шести процентов населения. «Это, наверное, наши с тобой общие гены», – предположила она. Мне было… ну… я был счастлив услышать, что у нас с ней общие гены.

Следующими шли Глеб и Беата с равными результатами – сто десять (Глеб сказал, что это «нормальный уровень»), затем Ювелир с результатом – девяносто.

– Не расстраивайтесь, для таких людей, как вы, находится место в различных областях деятельности, не требующих значительных умственных усилий… – утешил его Глеб. – Кто-то же должен собирать мебель, чинить унитазы… это нормально.

Ювелир засмеялся. Его ничуть не расстроило, что его место – собирать мебель и чинить унитазы.

А Беата вдруг зажмурилась и закричала:

– Я не дура! Не дура, не дура!

– Ты не дура, просто таких, как ты, большинство населения на земле, – ехидно повторил Глеб.

– Не смей называть меня большинством! Не смей оскорблять мой интеллект! – кричала Беата, не открывая глаз, по щекам катились слезы.

Когда я расстраиваюсь по нестоящему поводу, Нино бэбо говорит: «Пусть это будет самая большая беда в твоей жизни». Вот именно, пусть этот, недостаточно высокий, по мнению Беаты, балл IQ будет самой большой бедой в ее жизни! Почему ее это так сильно задело, больше, чем перепалка с Глебом, чем то, что ее назвали рыбой-прилипалой и нахальной провинциалкой?

Беата кричала с закрытыми глазами, чтобы не видеть нас. Я вот всегда думаю, как буду выглядеть в глазах других людей, а она делает, что хочет, хочет кричать – кричит.

– Знаешь, Глеб, скоро ты будешь хвастаться тем, что знаешь меня! Я стану знаменитой… – неожиданно спокойно сказала Беата. Задумалась, как у елки с подарками, не знала, что выбрать, как будто она могла стать актрисой, чемпионом по боксу, ученым, но выбрать что-то одно означало отказаться от остального.

– Кем ты станешь? Знаменитым биологом? Дворником? – неприятно усмехнулся Глеб.[1]

Мне было жаль его: ему казалось, что он теряет Эмму, что его отвергли… Я-то знаю, человек, который чувствует себя отверженным, испытывает настоящую боль, как от удара в живот. Мне вдруг захотелось очутиться дома, в Тбилиси. Пройти по улице Лермонтова к нашему дому, толкнуть тяжелую дверь. Парадная в нашем доме была расписана в начале века, на стенах лилии, на потолке жар-птицы. По нашей лестнице с витыми коваными перилами поднимался Лермонтов, во всяком случае, все жители Сололаки уверены, что поднимался. В соседнем с нами угловом доме в 1837 году размещались офицеры, среди которых был Лермонтов. У Лермонтова мог быть роман с девушкой из нашего дома, почему бы нет? На самом деле неизвестно, что Лермонтов жил именно в соседнем доме. Подтверждений нет, но ведь ничто и не опровергает?.. Мы в Тбилиси верим в то, во что хотим верить, а тут, в Ленинграде, человеку как-то… холодно.

Хорошо бы вечер на этом закончился, но нет, вечер на этом не закончился. Я оказался свидетелем сцены, ужасной для Беаты, и для меня, и для Эммы, для всех… В общем, лучше бы я этого не видел.

Отцовская квартира была большая и извилистая, ведь это была часть особняка, который изначально не планировался быть разделенным на квартиры. В квартире отца были коридоры и коридорчики, в которых было легко затеряться, забрести не туда… в общем, я случайно попал не туда. Когда я волнуюсь, я повторяю «в общем». Я забрел не туда и вдруг услышал из темного бокового коридора:

– Тебе никто не говорил, что у тебя чувственные губы, пани Беата?

– А вам никто не говорил, что вы козел?


Мы все были с ним на «вы», он же был взрослый.

– Сама ты козел… – сказал Ювелир, это прозвучало как ласка.

– Отстаньте от меня! Нет…

Что там происходило, – он напал на нее, она растерялась, постеснялась закричать?.. Мне нужно было сделать шаг в темноту и твердо сказать «Оставьте ее в покое!», но оттуда, из темноты, не было слышно ни звука, и я продолжал стоять как пень. Не знаю, сколько времени я, замерев, стоял в темноте.

Честное слово, я не из трусости продолжал стоять как пень! Я не мог решить, что мне делать. Заорать человеку старше меня «пошел вон!»? Или ударить? Но это будет скандал, позор для Беаты и отчасти для Эммы. От таких последствий у меня все внутри холодело… Нет! Лучше я тихо скажу «я здесь» или кашляну. Нино бэбо говорит: «Ты всегда сначала думаешь, а потом не говоришь». Это так, но к тому времени, как я решаюсь сказать, все давно обсуждают что-то другое, и уже лучше промолчать.

Вдруг Беата решит, что я за ней шпионю?.. У других людей процесс выбора между вариантами поведения в стрессовой ситуации происходит быстрей, но тут уж ничего не поделаешь, скорость взаимодействия между лобной корой и лимбической системой у всех разная. Прыгнуть за Беатой в горящий дом было бы проще для меня, чем сделать выбор.

Я простоял в темноте, может быть, три минуты, может, пять. Когда наконец решился сделать шаг в темный коридорчик, я увидел Беату: она вцепилась в плечо Ювелира, пытаясь оторвать его от себя, и вдруг задрожала, как будто по ней прошла судорога. Я ясно видел ее лицо, искривленное гримасой страдания, по ней как будто прошла судорога. Я прежде видел похожее, у Нино бэбо однажды был приступ сильной, до судорог, головной боли.

Беата взглянула на меня с непонимающим видом, словно только что тонула. Севшим голосом пробормотала: «Это ты… да… все хорошо…» С Нино бэбо было похоже: судорога прошла, и она тут же сказала мне «все хорошо».

Я хотел сказать Ювелиру: «Вам нет оправдания! Как вам не стыдно! Она же еще совсем ребенок, а вы испугали ее до полусмерти!» Но не сказал, растерялся. Лабораторные исследования на крысах показывают, что активность мозга крысы возникает до того, как она принимает решение действовать. Сначала мозг крысы принимает решение, что крыса побежит направо, и только затем крыса решает побежать направо. Тогда – это очень важно! – получается, что во всех «плохих» поступках виновата не сама крыса, а ее мозг. И не человек виноват в «плохих» поступках, а его мозг! Но – это очень важно! – если у человека нет выбора, как поступить, то не существует и вины. Мы должны осуждать не человека, а его мозг. Например, сказать Ювелиру не «Как вам не стыдно!», а «Как вашему мозгу не стыдно!». А вместо «Вам нет оправдания!» «У вас зависимость от выброса фенилэтиламина». И что лучше бы он справлялся со своей зависимостью от выброса фенилэтиламина при помощи алкоголя или марихуаны, чем обижал девочку, совсем еще ребенка. При употреблении алкоголя и марихуаны уровень фенилэтиламина в мозге увеличивается в несколько раз.

Пока я думал обо всем этом, Ювелир протиснулся мимо меня, и я услышал его веселый голос в прихожей, а вслед за ним из темноты выдвинулась Беата. Сказала «ты герой, а я дура» и прошла мимо меня, как мимо сундука или тумбочки. Что она имела в виду? Должно быть, что мое случайное появление спасло ее от насилия, что же еще?..

Может быть, лучше не использовать слово «любовь»? Лучше просто… да, точно, чем проще, тем правдивей: я увидел Беату в темном коридоре, несчастную, обалдевшую, обиженную. Она прежде была такая бойкая, самоуверенная, и вдруг оказалось, что она страдает. Вот я и полюбил ее.





Беата, Муму




Любовь – это когда можешь украсть трусы. Я украла у Эммы волшебные трусы! Но я не виновата. У меня вчера был оргазм.

Прямо самый настоящий впервые в жизни, кто бы мог подумать, что это произойдет со мной! Смешной толстяк вообразил, что он меня спас, а на самом деле меня спас оргазм! Вот этот мгновенный улет в космос, это же оргазм?

Я хочу украсть чужого жениха. Хочу украсть Его у Эммы! На первый взгляд я веду себя как настоящая хищница и подлая ворюга, но, если подумать… я писалась. Когда кто-то подходил ко мне близко, пытался обнять, каждый раз было одно и то же – ужас, ступор, тоненькая струйка…

Я думала, что мне так и жить. Никогда у меня не будет любви, счастья, ничего не будет. Ведь это представить невозможно, какой ужас, если ты девушка и не знаешь, что будет, если к тебе подойдет поближе тот, кто тебе вроде бы нравится – а ты вдруг описаешься. Описаться – это же смерти подобно! Как с этим жить?

Но вчера…

Вчера, вчера, вчера… Во-первых, Он мне сразу же очень… очень-очень!.. Он именно такой, как мне всегда нравились – взрослый, обаятельный, добрый, остроумный. …Ох, это неправда – откуда мне знать, что мне всегда нравились такие мужчины, если я их никогда не видела? Я просто сразу поняла, что это Он.

Когда Он подошел ко мне сзади и начал шептать в шею, дышать в шею, я подумала, что сейчас все будет, как обычно, – я замру, задохнусь, описаюсь. Но ничего этого не было! Он шепчет, а страха нет. Он начал меня целовать, и опять ничего такого не было, я не испугалась, не описалась, ничего плохого не было! У него такие нежные губы, такие ласковые руки, я будто улетела. Я так думаю: когда я будто улетела, это и был оргазм. У меня был оргазм! В моем случае это победа духа… или победа тела над духом. Как будто я Спящая красавица и Он снял с меня заклятие. Как будто я Писающая красавица (ха-ха) и Он снял с меня заклятие.

Я иду к нему, потому что мне важно проверить: Он вылечил меня на один раз или навсегда? Я случайно не описалась? Или я навсегда избавилась от этого ужаса? Господи, хоть бы навсегда!

Я иду к нему, потому что я почти точно знаю – это любовь. А что же еще? Почему тогда оргазм? Он ведь даже не лишил меня девственности, просто поцеловал и еще кое-что, в литературе называется «ласки». Я полюбила его с первого взгляда, с первого поцелуя.

И еще я иду к нему, потому что я хочу украсть его у Эммы.

Когда я увидела, как волнуются родители Эммы, чтобы она правильно вышла замуж, я просто офигела. Понятно, что они заботятся о ее образовании, но еще и женихов подыскивать?! У нас в Витебске женятся как придется. Учатся в одном классе или живут в одном доме, он уходит в армию, она беременна, вот и женятся. А здесь лучший выбирает лучшую, а тем, кто похуже, достается второй сорт.

Это ведь ужасно-ужасно обидно и несправедливо. Ужасно-ужасно несправедливо, когда все расписано заранее, как будто для каждой из нас все уже решено… Но всегда находится какая-нибудь Бекки Шарп, которой хочется рискнуть: а вдруг? А почему не я?! Почему бы не попробовать?! Обидно, что тебя считают вторым сортом, хочется доказать, что существует свободный выбор и что я тоже человек.

Ну и что такого в том, чтобы забрать жениха у Эммы? Эмма хорошая, но ей ничего не стоит быть хорошей. У Эммы есть все – заботливые родители, устроенное будущее, полное благополучие, а теперь еще и муж, который обеспечит ей прекрасную жизнь. У нее есть все, а у меня ничего… Ее родители пусть заботятся о ней, а я буду заботиться о себе. Так бы рассуждала Бекки Шарп.

Ну вот, я украла у Эммы волшебные трусы! Это очень стыдно? Стыд и еще раз стыд! И позор. В русской классике часто описывается, как мелкий безнравственный поступок ведет к большому преступлению. Украв для начала трусы, я точно стану домушником или воровкой на доверии.

Если подумать, у меня просто не было других вариантов. Мои собственные трусы – простые белые, хлопковые, с разношенной резинкой. В них – невозможно. Он будет надо мной смеяться. Подумает «фу, какая жалкая» или «да уж…».

Я залезла в шкаф, открыла ящик и запустила туда руку, это было воровство. Моя рука сама схватила волшебные трусы, оторвала бирку и сама надела трусы на меня. Трусы «неделька», но не белые хлопковые, а черные шелковые, два черных прозрачных треугольника соединены ленточками, на большом треугольнике кружево (большой для попы или наоборот?). На маленьком треугольничке написано «Sandy» и картинка – кирпич, дорожный знак, означающий «стоп». Имеется в виду, что в воскресенье нельзя… Шутка такая. Зачем АС покупает Эмме трусы для секса? А еще гинеколог и мать!

Если я совершаю плохой поступок, я всегда представляю, что делаю секретик. Это очень просто: нужно вырыть ямку. Мысленно вырыть ямку в земле, на дно ямки положить серебряную бумажку от конфеты, сверху на серебряную бумажку как бы плюхнуть «плохой поступок» (в данном случае украденные трусы), поверх стеклышко и засыпать землей. Если поскрести землю, можно увидеть под стеклышком стыд и вину на серебряной бумажке, а если не скрести, то не увидишь. А чего не видишь, того и нет. Стыда нет. А трусы есть.

От трусов зависит вся моя жизнь. Можно сказать, решается – жизнь или смерть: если сейчас у меня не случится приступ ужаса, если я не описаюсь (давайте уж называть вещи своими именами), – значит, у меня будет жизнь. Когда речь идет о «жизни или смерти», что такое мелкое воровство? Так что хватит уже о трусах, а?..



На салфетке, вот она зажата у меня в кулаке, написано: «От метро Петроградская направо, мимо сквера на набережную Карповки, дом 14…» Кто молодец? Кто незаметно взял у него салфетку с номером телефона, как в романе, когда прячут записку в букете? Кто утром позвонил? Кому сказали «приходи»? Кто молодец? Я молодец!..

Вот сквер, вот какая-то река, вот дом четырнадцать… Похожу немного вокруг дома, глупо приходить раньше, как будто мне не терпится, чтобы меня лишили девственности…

Смешно, что мама, конечно, говорила, что до свадьбы нельзя. Все мамы говорят, что до свадьбы нельзя, он не будет тебя уважать и сразу убежит. Как будто он тут же пустится наутек, прижимая к себе украденную девственность, как Паниковский гуся… а ты будешь стоять, разинув рот, будто у тебя вырвали из рук гуся…