Красавиц мертвых локоны златые
Часть 23 из 48 Информация о книге
– Думаю, это настоящая причина, почему я собираюсь стать священником. – Причина ничем не хуже любой другой, – с энтузиазмом объявила я, потирая ладони. – Только представьте, у вас будет свое собственное кладбище. Колльер рассмеялся. Он и правда рассмеялся! – Ты мне нравишься, Флавия де Люс, – сказал он. – Ты живешь в этих краях? – Да. – Я махнула рукой куда-то в сторону юга. Хотя Колльер мне очень нравился. Фели и Даффи много раз читали мне нотации о том, что незнакомцы опасны, и особенно опасно давать им личную информацию. – Может быть, ты знала мою покойную тетку? – сказал он. – Миссис Прилл. Я сглотнула. – Миссис Прилл? – повторила я. И у меня перед глазами возник образ мертвой женщины, лежащей на кухонном столе в луже собственной рвоты. – Да, я о ней слышала. Покойная тетка, вы говорите. Она недавно умерла? Колльер кивнул. – На самом деле вчера. Она неродная, но все равно тетка. В детстве легко привязываешься к людям. – Знаю, о чем вы, – сказала я. – У меня тоже есть тетка – Фелисити. Родная, она сестра моего покойного отца. И она еще жива. Но, не считая этого, мы с вами очень похожи. Удивительно, что может сделать человеческое сердце в поисках союзников. Одиночество – разновидность клея, который может соединить самых неподходящих людей. Не то чтобы я была одинока, но я люблю, когда другие чувствуют себя в моем обществе комфортно. – Очень похожи, – продолжала я. – Я потеряла мать в раннем детстве. Трагично, что вы утратили обеих. Знаю, звучит немного ходульно, но разговоры о смертях в семье всегда неловкие. Они так задевают за живое, что мы отгораживаемся стеной из слов, чтобы отразить стрелы боли, защищаемся словами и выражениями вроде «утрата» и «ужасный удар», когда на самом деле хочется лечь, обхватить голову руками и завыть. – Если вам нужен кто-то, с кем можно поговорить, знайте, что я к вашим услугам, мистер Колльер. Может быть, нам обоим станет легче. – Меня зовут Колин, – сказал он, – но ты можешь называть меня Колли или Кол, как делают мои близкие друзья. – Я буду называть тебя Колли, и отныне и во веки веков это будет твое кладбищанское имя, которое только я могу использовать. – Справедливо, – согласился Колли. – А я буду звать тебя Фли по той же самой причине. Как однажды сказала Даффи, отмачивая меня в жидкости из огнетушителя: за что боролись, на то и напоролись. И я полагаю, она права. Или, как выражается миссис Мюллет, что подходит одному, подходит и другому. – Хорошо, – сказала я. – Фли так Фли. Но не вздумай никому об этом рассказать. Поклянись. Колли прижал указательный палец к губам и поднял другую руку ладонью вперед. – А теперь, – продолжила я, – насчет твоей матери… Мои слова были прерваны серией пронзительных свистков со стороны церкви. – Колльер! – заорала Синтия. – Колльер! Дуй сюда, Колльер! Ты заставляешь викария ждать! С разрывающей сердце улыбкой и блеском темных глаз он исчез. У меня появился друг. К тому времени, как я подошла к церковному порогу, Колльер скрылся внутри. Я развернулась и пошла к домику викария. – Синтия? – громко позвала я, просунув голову в дверь без стука. – Я принимаю ванну, милочка. – Голос Синтии доносился откуда-то сверху. – Через пятнадцать минут у меня встреча Союза матерей. Мы можем поговорить в другой раз? – Хорошо! – смиренно отозвалась я в ответ. Поскольку я не могу загнать Синтию в угол в ванной, выбора у меня нет. Мне отчаянно надо узнать больше о Колльере и, что еще важнее, о его связях с миссис Прилл. Такое чувство, что это будет нелегко. Временами хочется вскинуть руки, закружиться на месте и послать проклятия небесам, но вряд ли разумно делать это в пределах видимости церкви. «Это ведет к безумию и смирительной рубашке», как любит говорить Даффи после некоторых разногласий с тетушкой Фелисити. Я полагаю, что очень разумно с раннего детства научиться принимать удар, когда твои планы нарушают, а не ждать, пока стрелы уже в воздухе. Так что я сделала глубокий вдох, втянула в себя дымный осенний воздух, расслабила плечи и прогулочным шагом пошла к калитке, где меня ждал «Глэдис». Не хочу, чтобы он видел мое разочарование. – О, какой чудный день, – сказала я, стукнув себя в грудь на манер Тарзана. – Как насчет отличной прогулки по окрестностям? И мы понеслись прочь, «Глэдис» радостно шуршал спицами, а я вопила пиратскую песню, слова которой мне не полагалось знать. 13 Поездка на свежем воздухе отлично проветривает мозги. Я проехала всего лишь полмили в сторону Мальден-Фенвика, как меня осенило. Конечно же! Как я не подумала об этом раньше! Свадьбу Фели планировали и готовили члены алтарной гильдии. Разумеется, движущей силой была Синтия, но отдельные задачи, например составление списков гостей, на самом деле выполняли другие люди. Я сразу же вспомнила о Клэри Трулав. Мисс Трулав, как бы это выразиться, выдающийся член церкви. Если сравнить церковь со строительством пирамиды, мисс Трулав – главный надсмотрщик с кнутом. Она заставляет всех шевелиться. Она – вкрадчивый голос по телефону, когда казна церкви истощается. В «Кентерберийских рассказах» (Даффи утверждала, что их сюжет позаимствован у Боккаччо, а тот, в свою очередь, взял его у Публия Папиния Стация римского поэта первого века после Рождества Христова) Чосер говорит: «С ножом под епанчою Льстец проворный», и, если верить моей сестрице, под этими словами он явно подразумевал Клари Трулав или кого-то вроде нее. Мисс Трулав – клинок под плащом доброты, с которым Синтия Ричардсон встречает всех приходящих, и в случае необходимости, так сказать, дубинка церкви. По разным причинам большинство жителей Бишоп-Лейси существуют в страхе перед Клэри Трулав, но не я. Не потому, что я необыкновенно храбрая, а потому, что у нас с ней много общего: а) ни одна из нас не боится говорить то, что думает; б) никого из нас нельзя запугать; в) никто из нас не хочет терпеть глупцов – ни с радостью, ни как-то еще; г) никто из нас ни перед кем не заискивает – никогда; д) нас обеих завораживают определенные стороны церкви: ее – алтарь, меня – кладбище. Нам стоило бы подружиться, полагаю, – мисс Трулав и мне, но нет. Возможно, как одинаковые полюсы двух магнитов, мы естественным образом отталкиваем друг друга. Я собралась с мужеством и повернула «голову» «Глэдис» в сторону коттеджа мисс Трулав. Все, что осталось от Гулинг-хилла, – это поле с холмом посередине и разваливающееся каменное здание, которое когда-то было кузницей. Пятьсот лет назад здесь находилось маленькое поселение на границе Бишоп-Лейси, специализирующееся на производстве подков для лошадей и быков, но в 1348 году оно вымерло из-за чумы – факт, который в нашей деревне вдалбливают в каждую юную голову проповедь за проповедью, рассказывая о вреде нечистоплотности. С тех пор древняя кузница столько раз перестраивалась, что после нескольких столетий она стала напоминать груду камней. Именно здесь со своими котами и гвоздиками вела прекрасную уединенную жизнь мисс Трулав. Никто и никогда не был в ее лачуге, насколько я знаю, хотя, поскольку у нее есть телефон, кто-то должен был его установить. Либо она сделала это сама, что тоже возможно. На калитке были две написанные от руки таблички: одна – «Старая кузница», вторая – «Не входить». Я открыла калитку и по заросшим травой плитам пошла к дому. Дверной молоток отсутствовал, что понятно. Если табличка «Не входить» действует, то нужды в молотке нет. Я постучала в дверь. Ответа не было. Как я всегда поступаю в таких ситуациях, я прижалась ухом к деревянной панели в попытке уловить звуки движения внутри. Ничего, лишь тишина. Я замолотила в дверь кулаком. – Мисс Трулав, здравствуйте! – крикнула я. – Это Флавия де Люс. Я пришла поработать волонтером. Ни один организатор на земле не может отказаться от такого предложения. Для женщины, которая каждую секунду планирует деятельность то одного, то другого комитета и составляет военные карты бесконечных перемещений добровольцев, занимающихся столовым серебром, цветами, свечами, мое предложение помощи должно прозвучать ангельским пением. По опыту я знаю: чтобы найти самую большую слабость человека, надо нащупать, на что он тратит больше всего времени, и надавить на это. Этот прием – ключ к тому, чтобы получить то, что тебе нужно. Я снова прижала ухо к двери и была вознаграждена шарканьем приближающихся шагов. Предусмотрительно отойдя от двери, я потупила очи и уткнулась взглядом в дверной коврик: само воплощение христианской мученицы, исповедовавшейся и готовой быть растерзанной львами. Я услышала, как дверь открылась. – Святые небеса, Флавия. Что привело тебя к моему порогу? Ты должна была предупредить меня, что собираешься зайти. Зачем, удивилась я. Чтобы ты успела спрятать трупы? Своим хрупким телосложением она напомнила мне пожилого воробья.