Лесная армия

– Просим прощения, гражданка. Не хотели поднимать шум. Мы по поводу вашего соседа, о котором вы говорили с нашим сотрудником.

– Я так и думала, – женщина всплеснула руками, – мутный он, подозрительный, на врага похож…

«Да ни черта вы не подумали, гражданка», – мысленно усмехнулся Кольцов.

– Когда вы его видели в последний раз?

– Да вот, недавно видела… – женщина задумалась, – бродил там, у себя, кивнул еще, супостат проклятый…

– Так, уйдите в дальнюю комнату и сидите там тише воды ниже травы. На участках, разделяющих ваши хозяйства, кто-то живет?

– Нет, никто не живет… На одном Василь Карасюк жил, физруком в школе работал, а потом в полицаях служил… Когда фашисты уходили, сама видела, как он мешки с барахлом в телегу грузил. И пропал в тот же день. На втором участке…

– Ладно, не объясняйте. Сидите дома, закройтесь…

Из переулка идти небезопасно. Диверсант, по всему видать, ушлый, у калитки мог и сюрприз оставить. Проникнуть на участок со стороны соседей казалось удобнее. Ограды были символические.

Одиннадцать вечера, темнота накрыла городок. Тени скользили по грядкам, заросшим сорняками – иногда такими высокими, что скрывали с головой. Перебрались на соседний участок, потом на третий. Выбралась из-за туч луна, осветила издевательским светом. На участке, где обосновался враг, все было таким же запущенным. Сорняки произрастали сквозь сарай, развалившийся от старости. Маленький домик осел до земли, в нем не было второго этажа – только крохотное чердачное отверстие. К боковой части прилепилась крашенная когда-то веранда – теперь вся краска с нее облупилась. Крыльцо находилось за углом от веранды.

Судя по габаритам, в доме имелась единственная комната, возможно, сени, крохотная кухня. Плюс сама веранда – «летняя» комната. Повсюду запустение, мусор, вездесущие сорняки. По шторе блуждали блики, в доме горела свеча.

Оперативники просочились на участок, залегли в бурьяне. Отсюда просматривалась веранда, имеющая отдельную дверь, а за углом вросшее в землю крыльцо.

– Стемнело, надо брать, – прошептал Караган.

– Не спеши, – возразил Кольцов. – Будем брать, если он соберется уходить. Возможно, он ждет гостей. Полночи сидеть, конечно, не будем. Так, тихо…

На окне, соседствующем с крыльцом, дрогнула занавеска. Жилец ждал кого-то? Или неспокойно стало на душе?

– Ближе подходим, – прошептал Павел, – Цветков, Караган, на заднюю сторону. Вадим, контролируешь веранду. Принимаем удобные позы, мужики, и набираемся терпения. Ночь-то какая чудная…

Ночь действительно была тихая. Лунный свет померк за перистыми облачками. В траве шуршали кузнечики. От обломков сарая тянуло гнильцой.

Павел скорчился за обломками уличной печи. Отсюда просматривалось крыльцо и задернутое занавеской окно. Из дома доносились шаги, поскрипывали половицы. От долгого сидения в неудобной позе затекла нога. Иногда майор поглядывал на калитку – ее прикрывали кусты рябины.

Прошло минут сорок томительного ожидания. Посетителей не было, но в доме спать не ложились – скрипели половицы. Павел колебался. Не будь у диверсанта ночных дел, он улегся бы спать – чем заниматься в пустом неухоженном доме? Но сидеть здесь всю ночь – увольте…

Павел подался к дому. Подниматься на крыльцо он не рискнул – шума не оберешься. Присел на корточки, стал слушать. Рация не попискивала. С чего он решил, что в доме должна быть рация? Воспаленный слух уловил за спиной металлический звук – отбросили крючок, запирающий калитку! И за дверью в доме что-то заскрипело!

Холодок побежал по спине. Еще чуток – и очутился бы меж двух огней! Ноги работали быстрее головы. Кольцов на корточках подался в сторону от крыльца, пролетел три метра, завалился за угол. Павел перевел дыхание. Неподалеку что-то шевельнулось.

– Здорово, командир, – прошептал Безуглов, – как-нибудь научите…

– Заткнись, – процедил Павел.

Он припал к стене. Вот отогнулись ветви рябины, нависшие над тропой, показалось пятно. Послышалось сиплое мужское дыхание. Субъект выбрался на открытый участок, стал осматриваться. Майор спрятался. А когда опять заскрипел гравий, повторил попытку. Толком ни лица, ни фигуры не видно – размытая клякса. Но угадывается: одет в армейское обмундирование, на голове пилотка. Значит, представитель младшего или среднего комсостава – офицеры в полевых условиях тоже носят пилотки.

Заскрипело трухлявое дерево – субъект поднимался на крыльцо. Открылась дверь, донеслись глухие голоса. Говорили по-русски: «Привет», «Все спокойно?» Визитер вошел внутрь, заскрежетала рассохшаяся дверь, вставая в пазы. Снова скрежет, теперь металлический – щеколда. Дверь открывалась вовнутрь – небольшое утешение.

Павел поманил сидящего в бурьяне Безуглова. Тот подполз, глаза поблескивали в темноте.

– Дуй за веранду, передай нашим, чтобы ко мне шли – да не шли, а ползли под окнами… Сам возвращайся к веранде, смотри за дверью…

Безуглов кивнул и скользнул на заднюю сторону.

Павел вернулся к крыльцу. В доме глухо беседовали. Шевельнулось что-то справа – выбрались из-за угла Цветков и Караган.

– Ждем, мужики, не маячьте на виду. По сигналу – вперед. Не забывайте, оба нужны живыми…

Какая-то беспросветная черная полоса! Одного следовало брать в переулке на обратном пути, другого – в доме. Но Кольцов боялся распылять силы. В крайнем случае можно взять и одного. Визитер не может сидеть в доме вечно, наверняка скоро уйдет. Павел показал знаками: рассыпаться – одному влево, другому вправо. Караган запнулся обо что-то, глухо охнул, потерял очки, присел на корточки, принялся шарить рукой в траве.

– Тихо… – зашипел Павел.

Дернулась занавеска на окне. Караган уже на корточках перебрался под оконный карниз. Но было поздно. Группу вычислили! Занавеска упала обратно, в доме что-то прокричали. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!

Павел вскочил, крякнув с досады, запрыгнул на крыльцо, ударом сапога вышиб дверь. Звякнула щеколда, повисла на косяке. Дверь распахнулась, ударилась о какое-то препятствие, снова захлопнулась. Изнутри прогремели выстрелы, дырявя старые доски. Полетели щепки. Но Кольцов уже ушел с линии огня, прижался к стене.

Вскрикнул Цветков. Что за новости? Нет, все нормально, ногу подвернул, когда от пули увертывался! Привстал Караган у окна, отправил сквозь стекло две пули для острастки, тут же рухнул, покатился, чтобы не попасть под град битого стекла. В ответ прогремели выстрелы, значит, никого не зацепил.

Павел извернулся, стал палить в закрытую дверь, окончательно превращая ее в труху. Вроде застонал там кто-то – дай бог, не «замануха», – он снова отбросил искалеченную дверь ногой, выпустил в темноту остатки обоймы, стремительно перезарядил, кинулся, пригнувшись, в черноту. Где-то шум, грохот, снова звон стекла. Павел запнулся обо что-то мягкое, перепрыгнул, влетел в освещенную керосинкой комнату. Слева разбитое окно, в которое щерилась подслеповатая физиономия Карагана, прямо – распахнутая дверь, видимо, на веранду. Выругался Цветков, бегущий за ним – тоже споткнулся о препятствие, не удержался и упал.

– Холодный прием, – вымученно пошутил капитан.


Павел бросился к двери, произвел в нее два выстрела, влетел на узкую веранду. Там повсюду валялось битое стекло, рама в узкой части вынесена, дверь на улицу закрыта.

Снаружи гремели выстрелы, бились какие-то ведра, тазики. Вот досада! Эту дверь он тоже выбил, спрыгнул на землю. Кто-то убегал, тряслись кусты, хрустнул штакетник, раздавленный сапогами. Павел бросился через поляну, из кустов захлопали выстрелы, заметались вспышки – он покатился по траве. Перевел дыхание, поднялся, чтобы бежать дальше, но запнулся на ровном месте.

Мимо, стреляя на бегу, промчались Караган с Цветковым. Протаранили кустарник. Павел поднялся, сплюнул. Не догонят они никого.

Прихрамывая, вернулся к веранде. Из груды досок и бесполезного инвентаря выбрался Безуглов, застонал, держась за плечо.

– Ты ранен?

– Все в порядке командир, о гвоздь разодрал… Виноват, товарищ майор, не справился… Вы у двери приказали стоять, я и стоял. Вы пальбу затеяли, слышу, на веранду кто-то вылетел. Приготовился, подножку поставить – вы же сказали живым брать… А он, зараза, хитрее оказался. Видно, все понял про засаду. Раму на боковушке вынес, да вместе с ней – на землю. С тыла, в общем, зашел. Пока я поворачивался, он мне ногой по челюсти и бежать. Дальше вы видели…

– Молодец, Безуглов. Скажи ему спасибо, что пулей не угостил.

– Да, уж я его крупно отблагодарю, когда поймаю…

Павел схватился за голову, рухнул на завалинку. Продолжалась полоса неудач, закрадывалось подозрение, что и это еще не конец.

Стрельба в кустах давно затихла. Жители окрестных домов испуганно помалкивали. Лаяла собака – глухо, видимо, не вылезала из конуры. Тряслись ветки – возвращались оперативники. Можно не спрашивать, со щитом или на щите.

– Удрал, товарищ майор, – удрученно доложил Караган. – Он бегает быстрее, чем мы, натаскали в Абвере. А мы только и можем, что очки терять…

Для подобных случаев у Карагана всегда имелась пара запасных. Если запасы истощались, он перевязывал дужки резинкой, и товарищи сдавленно хихикали у него за спиной, что капитана крайне бесило. Где он каждый раз добывал новую «оптику», история умалчивала.

– Хоть заметили, кто такой?

– Мужчина, подвижный, спортивно сложенный, рост средний, стреляет хуже, чем бегает, – сообщил Цветков.

– Замечательно, – восхитился Павел, – по таким приметам любой патруль возьмет его через полчаса.

– А еще мне кажется, это не тот упырь со шрамом, которого я вел до дома, – добавил Николай. – Тот тяжелее был, косолапил.

«Этот в доме валяется, – подумал Павел, – прервал свою доблестную службу».

– Ладно, закончили, – пробормотал он, вставая с завалинки. – Пойдемте, полюбуемся на проделанную работу.

Мертвое тело валялось у входа в сени. Луч света выхватил из темноты скрученное туловище, распахнутый рот с прокуренными зубами, выпученные глаза. Шрам окончательно побелел, сделался выпуклым – словно опарыш дозрел и выбрался на волю.

– Добрый вечер в нашей хате, называется, – фыркнул Безуглов. – Не ожидал, сволочь.

– Это он, товарищ майор, – сказал Цветков, – тот самый тип, что здесь поселился. Он же на КПП выдавал себя за сержанта Ломова. Красноармейскую книжку у покойника взял, там фотография, но в темноте особо не всматривались, да и похожи они отдаленно. Тот документ он, конечно, выбросил или сжег, в Абвере другие подготовили.

– Так обыщите его, хату осмотрите, – проворчал Кольцов.

Он сел на крыльцо, закурил, стараясь не думать, во что на этой войне превратились его легкие. Над частным сектором стояла тишина. Никто не рвался выяснить, что случилось – ни зеваки, ни патруль.

Обыск помещений провели оперативно.

– Не нашли никаких изобличающих улик, – пошутил Караган. – Папиросы, какие-то таблетки, средства личной гигиены, нательное белье, тысяча с копейками советских рублей – не бедный гражданин. Личность, похоже, разносторонняя. Нашли гражданский паспорт с рязанской пропиской: некий гражданин Анисимов Павел Евгеньевич – тезка ваш, стало быть. Шестого года рождения, состоит в разводе с гражданкой Анисимовой, в девичестве Ложкиной. Улица, дом… Туфта, конечно. Еще имеем красноармейскую книжку, старший сержант Шилов, воинская часть такая-то, подразделение такое-то, печать и подпись командира, окончил рабфак в Уфе, национальность – русский, год призыва – 41-й, ветеран, и как дожил? Районный военкомат такой-то, специальность до призыва – мастер по слесарному оборудованию – пролетариат, стало быть, с мозолистыми руками. Говорю же, многостаночник…

– Давай без издевки, – попросил Павел, – настроения нет шутить.

– Еще нашли расчетную и вещевую книжку офицера Красной армии. Старший лейтенант Истомин, тот же возраст, окончил Одесское артиллерийское училище. На вид настоящие документы, в меру истертые, состаренные. И везде одна и та же физиономия – отныне, слава богу, мертвая.

– И не только у него, – проворчал Кольцов. – У всей их команды документы на любой вкус и цвет. Все, мужики, пошли отсюда.

– Уже уходим? – удивился Цветков.

– А что, пойдешь докладывать тетушке Аглае о проделанной работе? – разозлился Павел. – Уходим. Сообщим в милицию, пусть заберут тело.



– Даже не знаю, майор, поощрять тебя или наказывать за такую работу, – язвительно выразился полковник Шаманский. – С одной стороны, все живы, целы, не пострадали стратегические объекты и элементы инфраструктуры, одного диверсанта все же ликвидировали – которого, кстати, с таким трудом выследили. С другой стороны… сам понимаешь. Что делать будешь – ждать, пока сами вымрут? Сколько их осталось, по твоим расчетам?

– Думаю, человек семь, товарищ полковник…

– Ждать осталось недолго, – стальные глаза полковника буравили до мозга. – Город разнесут в клочья, но СМЕРШ все же отчитается о ликвидации группы! Может, пора прекратить эти жалкие потуги и взяться, наконец, за дело?

Павел стоял навытяжку и молчал. Полковник сам не верил своим словам. Он прекрасно понимал, что отдел зашивается, делает все, что в его силах. А то, что ниточки постоянно рвутся, не свидетельствует об отсутствии мастерства у сотрудников. Просто так складываются обстоятельства. Но кого это волнует в военное время? Не сделал дело – получи по заслугам, другие сделают. Но других-то как раз и не было…

– Мы можем продолжать работу, товарищ полковник?

– Если в том же духе – запрещаю. Есть мысли?

– Так точно, товарищ полковник. Диверсанты знают, что они делают, то есть имеют все необходимые сведения по объектам, которые им нужно отработать. Подобных знаний на той стороне им никто не дает. Они получают их здесь – от информированного источника. И этот источник приближен к верхам. Полагаю, он военный. Возможно, не один.