Первый Ангел

Слушайте, разве вы не должны выражать разные мнения? – Мефистон пытался свести дело в шутку.



Нет.

Ладно, пусть неровно дышу. Это я и сам вижу. Назвать это совсем влюбленностью трудно, мало знаю её. Но определенно хочу знать еще, и это заставляет действовать эмоционально. Признаю, виновен.



Чистосердечное признание смягчает ответственность, знание проблемы – половина решения – нудные поговорки Синего всегда были кстати.



Она использует тебя, куражится и обязательно предаст. Доверили кошке сторожить сметану, - а вот чтобы Красный дал поговорку, это уже из ряда вон!



«Риск благородное дело». Устроим турнир поговорок?

Ты проиграешь. Мы знаем их все.

«Не говори гоп, пока не перепрыгнешь». Ладно. Хорош. Я внял предупреждению и буду предельно осторожен. Что вы знаете про «ноосферу», откуда это слово?



Оно древнее в Нави. Оно не от нас. Творение ума человеческого. Идея о том, что мысль материальна, что Навь и мир неразрывно связаны, что сила разума будет управлять историей. Что в масштабах Вселенной одна мысль может быть столь же значима, как гибель звезд. Миф, мечта, теория, наука? Тебе разбираться. Мы не даем финальных ответов, - Синий умел говорить образно и путано.

Да, и понятных тоже.

Кушай, что дают.

Вы можете ответить на главный вопрос. Мой дар, моя особенность – врожденная? Или каким-то чудом приобретается? Вообще «могущество»?



Это три вопроса. Но да, твоя – врожденная. Чудом - приобретается. Вообще у всех – по-разному. Невозможного нет.



Ожидаемо. Хорошо. Люди, которые смотрят на меня дикими глазами, они обладают зачатком дара? Особой чувствительностью? Слышат демонов? – Мефистон не унимался.



Обладают зачатками или особой. Могут слышать, могут видеть. Дар безгранично разнообразен. Если ты еще не понял. Невозможного нет, это значит, что и законов четких тоже нет.



Будем искать нечеткие. Устойчивое неравновесие. Продолжим, зачатки дара есть у всех и отличия между людьми в степени его проявления?



Да. Если ты способен мыслить и чувствовать, ты уже есть в Нави. Вопрос в том, насколько ты способен осознать и мыслить, о том, что ты мыслишь и осознаешь. Выйти за пределы очевидного.



Заумно. В лучших традициях. Следовательно, дар можно развивать, можно разжигать огонь, увеличивать силу?



Как и любой дар.

Очевидно. У вас всё так буднично получается.

Мы существа Нави. Для нас это будни. – Синий зевал бы голосом, если б мог.

Не поспоришь. То есть таинственного мира магии, древних манускриптов, заклинаний, колдунов – нет. Есть такая почти наука? С не очень четкими законами?



Всё это есть. Если захочешь так смотреть на вещи. В Нави…



Нет ничего невозможного. Ясно – не дал ему закончить Мефистон.


Умненький. Сейчас не время мудрствовать. Перед тобой конкретные враги и задача. Если ты падешь перед чарами Дамочки, станешь марионеткой Круга, не разгадаешь и не подчинишь их себе – не будет тебе ни магии, ни науки, ничего. Все твои мечты превратятся в «искусство ради искусства». Я не могу говорить, как Синий, но это Правда Крови и ты в этом убедишься – Красный любил ставить жирные точки. Мефистон молча кивнул в ответ.



Дама, конечно, не покинула его мысли, но дни шли за днями, вестей от неё и Круга не было, а дела насущные были. Он тихо выпустился из Института, поступил в аспирантуру и получил работу в Больнице. Новые обязанности, ординатура и «научные исследования» захватили его целиком. Доступ к архивам, профессиональный круг общения, возможность переписки по старым делам и случаям,

которых он читал – всё это годами можно разбирать. Что же, раньше начнем, раньше закончим, думал Мефистон, и с головой уходил в работу.



Можно было спросить себя, зачем искать следы дара среди психов, если под рукой культурное собрание одаренных в Круге? Ответ напрашивался сам собой. «Бойтесь данайцев дары приносящих». Всё, что получено с руки Круга это их игра, способ управлять им и вести, куда им нужно. Ему нужна своя. Свои данные, не кем-то поданные. Изучение чужого дара, его развитие, сравнительные степени. Беседы с сумасшедшими бесполезны для этого мира. Для мира «неустойчивого равновесия» и гибких законов Нави, они - кладовая природы.



Немногие из нас добровольно окунулись бы в мир психических болезней. Большинство старается держаться от него подальше, как от всего, что выходит за рамки понятного и предсказуемого. В этом смысле, среди психов, Мефистон был гораздо больше «своим», чем среди обычных людей. Можно было расслабиться, на личных консультациях называть вещи практически своими именами и не притворяться. Ошибочно было бы думать, что психические отклонения это всегда признак тайной мудрости, контактов с Навью или особого дара. Не всегда, отнюдь.



Многие психозы имеют внешнюю природу – происходят от алкоголя, наркотиков, тяжелых травм, органических болезней, физического повреждения мозга. Родовые травмы, тяжелые переживания в детстве, сотни генетических отклонений, чего только не приходилось отсеивать Мефистону в поисках истины. Настоящие сокровища всегда находятся там, где не ищет никто.

Нельзя сказать, что «обычные» больные были бесполезны. Всякий разум и чувства отражаются в Нави. Каждый человек может быть нам учителем. Путешествуя по волнам их мыслей даже без вторжения, он зачастую мог обнаружить причину расстройства куда лучше, чем в ходе любого разговора. Слова это символы мыслей, а символы никогда не бывают точны. Люди могут скрывать боль и страх даже сами от себя. Но боль и страх существуют, и Мефистон мог видеть их напрямую.



Хуже того, он мог их чувствовать, когда погружался в другого человека, хотя Дама и пренебрегала этим. Он считал, что если нам надо понять, по настоящему услышать суть личности – без этого нельзя. Иначе телепатия превращается лишь в другую форму «разговора» с символами. У каждой мысли есть сила, есть чувство, или она просто ничего не значит. «Сегодня хорошая погода» - не ради этого мы заглядываем в разум другого человека. Нет и еще раз нет. Мог ли он, как в сказке, взять на себя страх и боль, бремя другого? Не пробовал, но был убежден, что может. Это дало бы временное чудесное облегчение, волшебную пилюлю, но не излечение. Человек должен одержать верх сам, или он не человек, а домашнее животное.

Мефистон помогал делать именно это. Побеждать, если воля пациента сильна. Посмотреть в глаза страху и травме, распутать внутренние клубки мыслей, о чем боишься подумать и прячешь даже от себя, что боишься или не можешь назвать. Женщина страдает депрессией и боится людей за окном. Разве она сама может сказать почему? Стена чувств, эмоций, желания помощи и спасения от несправедливого мира захлестывает. В таком положении она согласится на любую «инновационную методику» лечения, которую предложит Мефистон, даже если таким образом он маскирует телепатию со вторжением. Но считается ли вторжение, если пациент согласен и даже жаждет срыва покровов в своей душе? Большой вопрос. В более запущенных случаях, настоящие шизофреники так и вовсе не пугались еще одного голоса в своей голове. А зачастую и с радостью выполняли его советы. В самых интересных встречах, когда он находил потенциальных могов, он называл вещи своими именами… Те были лишь рады диалогу на их языке, что кто-то перестает воспринимать их как безумцев. Что бы они ни говорили потом другим врачам, кто поверит психу? У него и справка есть.



Такими постепенными шагами он выполнял и перевыполнял задание Дамы по практике телепатии. Впрочем, к чёрту задание. Мефистон следовал своему плану, хотя мысль впечатлить Анастасию невольно подогревала рвение. Практиковать вхождение



мысли ему никто не запрещал, обещали только позже научить. Ему вообще ничего не запрещали, кроме Клятвы. Следовательно, инициатива поощряется. В больнице даже риска разоблачения и привлечения внимания нет. Идеальное место для изучения дара. Наверняка кто-то из Круга работает также, как он. Надо будет потом поинтересоваться, обмен опытом провести. В любом случае, его путешествия по мыслям пациентов с приглашением или без, давали свои плоды.



Он никогда не прописывал нейролептиков, если без них вообще можно было обойтись. Ненависть к «таблеточкам перед сном» была его вторым дыханием с детских лет. Долг врача помочь больному победить болезнь! А не сделать вид, что её нет. Вместе с пациентами в мирах их фантазий, страхов и надежд, они вступали в бой, или в путешествие, или начинали строительство психических крепостей. Возможно, впервые в истории, он разрабатывал способы излечения собственно причины психического расстройства как таковой.



Если у Вас опухоль мозга, это лечит хирургия, а не психиатрия. Душа тут непричем. Если Вы отравлены ядом алкоголя и впали в «белую горячку», то это наркология, а не психиатрия. Душа тут непричем. Если Вы с рождения инвалид, то душа у Вас и не сформируется толком, такой вот парадокс дуальности духа и материи. А вот когда душа причем, врачи, как правило, опускают руки и тянутся за нейролептиками. Традиционными, или атипичными, как ни назови. Но таблетка не делает человека храбрым. Голоса в голове можно заглушить, но не сжечь причину их появления.



Мефистон тут выступал одиноким новатором на острие прорыва. Психические расстройства можно лечить сами по себе! Можно показать дорогу заблудшей душе. Если спустишься к ней и пойдешь рядом. Если хотя бы поверишь, что она заблудилась и захочешь понять, в каком темном лесу. Мефистон отдавал себе отчет, что использует свои силы и не может просто сказать другому врачу, как это делает. Но это его фронт, здесь он стоит, и он будет спасать людей потому, что может. Не слишком часто. Феноменальный успех привлечет ненужное внимание. Чтобы тебя уважали, а не завидовали, нужна и горечь поражений. Как ни жестоко это звучит, но Мефистон должен был выбирать тех, кому не сможет помочь, потому что так «надо». Жертвы на

алтарь будущей победы. Он честно признавал себе, жертвы не последние и самые невинные.



детства приученный к осторожности, свои успехи он не афишировал, статей писать не торопился, но все данные и случаи аккуратно фиксировал в красках и подробностях историй своих пациентов. Историй того, что они видят и слышат, и как он играл в их игру, а не только клинических деталей и рецептов. Он не пытался навязать свой опыт, отличиться, вел себя тихо, рассказывал невзначай. К нему сами шли за советом, приглашали на консультации, показывали документы, вроде бы тоже невзначай, без какой либо ответственности за мнение. Мефистон знал, время придет. Сейчас он врач без году неделя. Долгая Война учит быть терпеливым. Конечно, другие врачи не смогут использовать его дар, но угол зрения он сможет изменить. Даже обычное, человеческое путешествие в миры фантазий и страхов может быть куда полезнее, чем попытка подавить болезнь. Труднее, опаснее, но, в конечном счете, оно дает шанс на победу. Легкий путь химии таких шансов не дает. Главное, что он постепенно хотел донести до своих коллег по больнице, а затем и в мире – это новое понимание «психической нормы».



Интересно, что в науке нет даже единого мнения о сущности «психической болезни». Когда человек убивает, его сажают в тюрьму. Когда он убивает по приказу голосов в голове, его лечат. Разве наши мысли это не наш голос в голове? Кто скажет, какой голос хороший, а какой плохой? Разве у нас не бывает плохих мыслей, которые мы скрываем или подавляем? Бывают. Значит, маньяк ненормальный только потому, что не стал скрывать, а взял и сделал? То есть, мы все маньяки, а он просто более решительный? Вернемся к первому примеру с приговором. Если разница между нами



маньяками только в наличии действия по реализации темных мыслей, то почему в приговоре вся разница не в действиях, а в голове? Голоса – лечение. Нет голосов – тюрьма или казнь. «Интересные дела. Для суда разница в мыслях, для людей, в поступках…» - думал Мефистон, изучая судебную практику и медицинские экспертизы.



Он прекрасно отдавал себе отчет, что если бы поведал коллегам про Навь, то его самого бы приняли в палату. А если бы показал иллюзии или телепатию? «Тогда в палату захотели бы коллеги», с грустной улыбкой подумал Мефистон. Однако, шутки в сторону. Если бы показал, то пошел бы совершенно иной разговор. В итоге опять, псих он или нет, определяет не то, что в голове, а то, что происходит снаружи! С таким подходом лечить психические проблемы просто невозможно. Потому что их не видно, следовательно, врача вообще не они интересуют, а лишь события и внешние поступки…



Да и Бог бы с ними с проблемами, его целью был новый мир с признанием могов

психическими силами на службе расы. Следовательно, если сдвинуть общественное клеймо с самих убеждений, со слов, мыслей и странных видений, это уже будет успех. Тогда хотя бы признаваться в том, что ты слышишь голоса, видишь демонов или читаешь мысли будет не зазорным. А вдруг и правда? Ну-ка покажи. И вот если правда, тогда и будем разбираться, на что ты сгодишься.

Беда в том, что показать надо еще уметь. Многие ли великие люди, музыканты, спортсмены, ученые, могли взять и «показать» свои таланты еще в детстве? Едва ли. Почему сказать «я слышу музыку сфер» и записать её потом на бумагу, как Моцарт, это норма. А сказать «я слышу чужие мысли» - это диагноз, только потому что в детстве ты не можешь этого доказать?