Спящие

Студенты уже столбят спальные места: поставил сумку — мое! — эхо голосов перекликается со скрипом подошв по вощеному полу, а Мэй взбирается на верхнюю трибуну и звонит матери.

— Я пыталась дозвониться все утро, — сетует мама на том конце провода. — У меня от страха кусок не лезет в горло.

Мэй закидывает ноги на спортивную сумку, красный нейлон протерся от многолетних теннисных тренировок.

— Я тут подумала… — начинает Мэй и тут же осекается.

Ей тяжело продолжать. Семья так гордилась ее поступлением в элитный колледж — стипендия и прочее. С десятого ряда трибун суета в зале напоминает мышиную возню.

— В общем, — набирается духу Мэй, — когда все закончится, я, наверное, вернусь домой.

От одной мысли становится легче, как будто с наслаждением растягиваешься на собственной кровати.

Мама не говорит ни слова. Она всегда молчит в знак неодобрения.

— Надеюсь, еще не поздно подать документы в Калифорнийский институт искусств, — забрасывает удочку Мэй.

Снизу доносится взрыв смеха. Даже сейчас кто-то ухитряется смеяться.

— Мам?

Снова тишина. Мэй проверят сотовый — аккумулятор сел.

— Эй, ты! — кричит охранник. — На верхней трибуне! — Все оборачиваются к Мэй. — Немедленно спускайся! Вам велено сидеть внизу.

Потом Мэй бродит по залу в поисках розетки, но все они заняты чужими зарядными устройствами.



Сложно сказать, чья была идея. Ощущение, что возникает она спонтанно и принадлежит всей компании, раззадоренной водкой, которую кто-то из студентов сумел умыкнуть из общежития. Ребят охватывает радостное возбуждение от одного названия игры: «правда или действие».

Мэй лежит с альбомом на раскладушке и ловит каждое слово. Она давно овладела искусством слышать, делая вид, что не слушает. Карандаш плавно выводит на бумаге стайку птиц.

На страницу падает тень. Мэй поднимает взгляд — перед ней стоит бейсболист, Райан или Роб, точно она не помнит. Очертания его губ темнеют под маской.

— Ты тоже в игре, — заявляет он.

По залу проносится искусственный сквозняк, этот побочный продукт вентиляции колышет баннеры под потолком и распространяет аромат пиццы из столовой.

— Нет, спасибо, — отказывается Мэй.

— Ты же будешь знать наши секреты, значит должна рассказать свои, — настаивает парень.

За спиной не смолкает скрежет: царапая металлическим каркасом паркет, подростки отодвигают раскладушки, а сами усаживаются посередине в круг. Мэй чувствует, что не в силах сказать «нет».

Впрочем, энтузиазмом не горит еще кое-кто — Мэтью. Устроившись в уголке, он увлеченно читает философский трактат.

— Ты реально готовишься к уроку? — таращит глаза бейсболист.

Мэтью не реагирует. Прямо над маской на правой щеке у него белеет пластырь-бабочка.



Одной из девочек выпадает жребий начинать.

— Правда или действие? — спрашивает Райан-Роб.

— Правда.

Медленно, словно выпуская колечко дыма, ведущий спрашивает. По лицу заранее скользит лукавая гримаса.

— Ты когда-нибудь целовалась с девушкой?

Компании нравится вопрос. Парни возбужденно ерзают, девочки тихонько хихикают, все в предвкушении. Физический контакт обернулся опасностью. Помещение буквально наэлектризовывается от влечения.

— Нет, — улыбаясь под маской, произносит девочка, — я никогда не целовалась с девушкой.

Очередь Калеба. Он выбирает действие.

— Сверкни задом, — велит первая девочка.

Звякает ремень, мелькают бледные ягодицы — молниеносным движением Калеб стаскивает и натягивает джинсы, словно проделывал такое тысячу раз. Поразительно, на что способны люди, если их как следует попросить.

Постепенно многое тайное становится явным: выясняется, кто девственник, а кто нет, кто с кем спал и что делал. Девочку с выдающимся размером груди просят снять майку — на мгновение она замирает в центре зала в одном кружевном лифчике, скрестив руки на животе.


Конкретному мальчику выпадает поцеловать конкретную девочку.

— Только без масок, — настаивает Райан-Роб.

Компания возмущается — зачем так рисковать?

— Это не по правилам, слишком опасно, — возражают девчонки.

Однако двое избранных явно настроились. Девушка отправляет в рот подушечку жвачки, парень решительно швыряет маску на пол, его напарница складывает свою квадратиком и прячет в карман джинсов.

Для заражения достаточно прикосновения рук, единственного глотка воздуха. Но парочка уже сливается в поцелуе, опасность обостряет удовольствие — подобное испытывает ныряльщик, прыгая с высокой скалы. Они самозабвенно целуются, наслаждаясь друг другом и всеобщим вниманием. Компания подбадривает их с таким энтузиазмом, что на шум прибегает охранник. За долю секунды нарушители успевают отпрянуть и водворить на место маски, точно двое подростков, застигнутые голышом в подвале.

— Угомонитесь! — рявкает охранник. — Отбой через полчаса.

В ожидании своей очереди Мэй взмокла от волнения. Дурацкая игра. Совершенно не по возрасту. В голове мелькает свежая, ясная мысль: встать и вернуться на раскладушку. Однако Мэй не трогается с места. Когда наступает ее черед выбирать между правдой и действием, она сидит, подтянув колени к груди, и воображает, как сейчас встанет и выйдет из круга. Но с языка против воли срывается:

— Правда.

— Хорошо, — тянет Райан-Роб. — С кем бы ты замутила из присутствующих?

Стены сотрясаются от хохота. Мэй вспыхивает. За восемь недель под одной крышей эти люди так и остались для нее чужими.

Потупившись, она молчит. Все смотрят на нее в предвкушении. За масками не разобрать выражение лиц, но чувствуется, как веселье сменяется недоумением.

В своем углу Мэтью не отрывает взгляда от книги.

— Погодите, — заявляет Мэй. — Я передумала. Выбираю действие.

— Тогда твое задание — выскользнуть наружу.

При всей приверженности правилам и боязни последствий перспектива нарушить запрет представляется Мэй меньшим из зол. Просто камень с души.

С легким трепетом она направляется к мерцающему зеленым знаку «выход». Может, ей и впрямь удастся выбраться отсюда и больше не возвращаться. Остальные столпились за спиной, ждут.

Мэй оборачивается, не видит ли охранник. Все чисто.

Дрожа от волнения, она поворачивает ручку и тянет на себя дверь. Но та не поддается. Из-за створки доносится приглушенное лязганье цепи.

В панике Мэй предпринимает новую попытку. Безрезультатно.

— Заперта, — сообщает она. — Нас всех заперли.

Поначалу никто не верит. Распространяя запах алкоголя и пота, парни принимаются терзать створку.

К ним подлетает Мэтью.

— Дерьмо! — констатирует он, яростно дергая за ручку, вены на его запястье вздулись от напряжения. Пластырь на щеке отклеился, обнажив кровоточащую ссадину.

— А если случится пожар? — спрашивает кто-то из девчонок.

Игра заброшена, настроение резко портится, а вскоре — последний гвоздь в крышку их независимости — звучит команда погасить свет.

Мэй засыпает под возню той самой целующейся парочки на соседней койке.



Ее будит пронзительный крик. Спросонья Мэй не сразу понимает, где находится, сознание медленно стряхивает дремоту. Скрежет металла по дереву. Множественные голоса.

— Хватит! — Чей-то вопль гулким эхом отражается от стен. — Калеб, прекрати!

Внезапно Мэй вспоминает: спортзал. В темноте ничего не разобрать, но звуки постепенно складываются в картину: раскладушки волочатся по полу, ударяясь друг о друга, точно шлюпки в шторм.

— Хватит! — надрывается какофония голосов во мраке. — Прекрати!

Кто-то нащупывает выключатель, и флуоресцентные лампы озаряют груду перевернутых, скособоченных раскладушек, спутанные простыни на полу. От яркого света щурятся все, кроме Калеба: с широко открытыми глазами он идет, не замечая препятствий, но всякий раз спотыкается и чуть ли не падает с высоты роста.

— Он часто ходит во сне. Лунатизм, — объясняет его сосед.

Глаза Калеба открыты, но это глаза слепого. Мальчик направляется к трибунам в дальнем конце зала.

— Как-то странно, — продолжает сосед. Калеб бормочет что-то невнятное. — Обычно он сразу просыпается.

Но и без слов ясно, в чем дело. Калеб подхватил болезнь.