Стамбульский реванш

И, только когда за окнами машины замелькали тихие улицы поселка, задумалась вдруг, что, собственно, она теперь намерена делать. Вернуться домой? Нет, нет, в эту дыру она не сделает больше и шагу. Ведь рано или поздно явится Джан, набросится на нее и тогда… Так. Стоп. А где, собственно, Джан?

Лишь в ту секунду Виктории пришло в голову, что она понятия не имеет, куда подевался ее муж. Не мог же он спуститься с гор пешком, без машины… Значит, он все еще там? И она бросила его одного в глуши? Но будь он там, он бы не оставил ее валяться на краю пропасти без сознания. И шарф… Почему его шарф висел внизу, зацепившийся за колючку на каменистом склоне?

Виктория отъехала к обочине, включила аварийку и задумалась. Дождь разошелся не на шутку, лил сплошным потоком, и ночные огни деревни за окнами дробились и дрожали разноцветными бликами. В горах сейчас, наверное, было страшно. Виктория вытащила мобильный и набрала номер мужа. Долго слушала длинные гудки. С каждой минутой все отчетливее понимая, что случилась беда.

Нужно было собраться. Понять, что делать дальше. И Виктория позвонила адвокату, женщине по фамилии Озтюрк, с которой давно сотрудничала. Та вела все ее дела в Турции, проверяла договоры с издательствами и знала все обстоятельства Виктории. Выслушав ее историю, она помолчала, затем скомандовала:

– Срочно поезжай в больницу. Зафиксируй синяки, ссадины, все, что есть.

– Я хотела сначала в полицию… – возразила Виктория.

Но та была непреклонна:

– Сначала в больницу. Затем в полицию. Я выезжаю, буду через несколько часов. Без меня ничего не подписывай.

Через час, с уже обработанными царапинами и с медицинской справкой в сумке, Виктория гнала к ближайшему полицейскому участку.

– Послушайте! – прокричала она сонному дежурному, ворвавшись в помещение. – Мой муж заблудился в горах! Необходимо срочно начать поиски.



И вот прошло уже больше недели. А Джана до сих пор так и не нашли. Ни живого, ни… мертвого. Начавшийся в тот вечер ливень вызвал горный обвал, и поначалу полицейские, отводя глаза, говорили Виктории, что в такой ситуации найти человека – или его останки – может быть очень нелегко. Смыло проходящим селем, засыпало камнями… В конце концов, их могли растащить горные волки…

С каждым днем сочувствие на их лицах становилось все менее заметным. А взгляды, которыми они одаривали Викторию, были все тяжелее и подозрительнее. И вот сегодня утром ей объявили, что поиски решено приостановить. Виктория, посоветовавшись с адвокатом, вернулась из Болу в Стамбул, в ставшую ей ненавистной квартиру Джана. Однако сразу решила ничего не предпринимать, дать себе хотя бы сутки на то, чтобы отдышаться и прийти в себя.

Однако этих суток у нее не оказалось. Посреди ночи ее разбудили звонком в дверь. На пороге оказался наряд полиции во главе с низкорослой коренастой женщиной-полицейским, объявившими, что ей придется проехать с ними в отделение для дачи показаний. Адвокат на звонки не отвечала – и Виктория понимала, что дозвониться ей до утра вряд ли удастся. Однако ехать в участок все же пришлось, и по дороге она успокаивала себя мыслями, что прекрасно помнит наставления юристки и не наговорит до ее приезда ничего лишнего.



Вот так она и оказалась в этом пропахшем застарелым табачным дымом и почему-то с сырой штукатуркой на стенах участке. Где следователь с неприятным въедливым взглядом снова и снова задавал ей одни и те же вопросы.

– Почему вы не попытались дозвониться до мужа сразу, еще когда находились в горах? – снова привязался он.

– Да сколько же можно! – не сдержавшись, вскричала Виктория. – Я сказала вам, я плохо соображала. К тому же там все равно не брала мобильная связь.

– А по приезде в деревню вы сразу же обратились в полицию? – спросил он.

– Что? – заморгала Виктория. – Нет, я… Я сначала поехала в больницу.

– Собственное здоровье показалось вам важнее, понимаю, – с издевкой покивал следователь. – Вот у меня в компьютере есть копия медицинского заключения. Тут сказано, что вам были нанесены легкие телесные повреждения. Синяки, ссадины… Все верно?

– Верно, – кивнула Виктория.

– Характер этих повреждений говорит о том, что вашей жизни поведение мужа не угрожало, – снова вперился в нее взглядом следователь. – Возможно, он толкнул вас, грубо схватил. Но убить он вас не пытался. В противном случае вы бы легкими синяками не отделались. Если, конечно, допустить, что эти травмы в принципе нанес вам супруг, а не вы сами…

– По какому праву вы так со мной разговариваете? – взвилась Виктория. – Вы что, обвиняете меня в том, что я недостаточно сильно пострадала от побоев мужа?

– Да нет, обвиняю я вас не в этом… – едва слышно протянул следователь. И, не дав Виктории опомниться, задал новый вопрос: – Скажите, а что спровоцировало такую вспышку агрессии со стороны вашего супруга?

– А какая разница? Это важно?

Виктория медлила с ответом, пытаясь наскоро выдумать удобоваримую версию. Нельзя ведь было рассказывать этому уроду, кажется, задавшемуся целью ее доконать, об Альтане и его наркозависимости.

– Мы просто повздорили. Не сошлись во мнениях по поводу… фильма, который недавно вместе смотрели.

– Вот как? – вздернул лохматую бровь следователь. – То есть вы хотите сказать, что ваш супруг был человеком вспыльчивым? Легко терявшим самообладание? Забавно, а из показаний его родственников складывается совершенно другое мнение.

– Может быть, с родственниками он лучше себя контролировал? – отбрила Виктория.

Но следователь тут же огорошил ее новым вопросом:

– Госпожа Стрельцов, скажите, вы с мужем часто ссорились?

– Да нет, не то чтобы…

– А вот ваша соседка, госпожа… утверждает, что из вашей квартиры часто доносились крики и шум. По ее словам, вы с мужем скандалили, мешая ей отдыхать. И последний подобный инцидент произошел как раз накануне исчезновения Джана.

– Старая карга… – прошипела Виктория сквозь зубы. – Да, мы… Мы немного повздорили. Но ничего серьезного не было.

– А вы когда-нибудь обращались в полицию? Заявляли на мужа за грубое обращение? – не отставал следователь.

– Нет.

– Почему же? По вашим словам, получается, что ваш супруг был человеком до такой степени вспыльчивым и несдержанным, что вы опасались за свою жизнь. Однако ни разу не попробовали урегулировать ваши конфликты законным путем.


Виктория взяла со стола пластиковый стаканчик, в котором в начале допроса ей принесли воду. Сделала несколько глотков, пытаясь сообразить, как лучше ответить на этот вопрос. Не рассказывать же этому уроду, что Джан ни разу не проявлял по отношению к ней агрессии до того, как речь зашла об Альтане. Не хватало еще, чтобы и его приплели к этой абсурдной истории.

– Дело в том, что… До того рокового дня я не представляла себе, как сильно он может разъяриться.

– В самом деле? То есть вы пытаетесь меня убедить, что ваш кроткий и спокойный супруг в горах, без всякой на то причины, неожиданно впал в буйство и попытался вас убить? Что-то здесь не сходится, госпожа Стрельцов. Либо вы не называете мне настоящей причины вашей ссоры, либо лукавите насчет характера вашего мужа.

У Виктории уже не осталось сил лавировать, уклоняясь от хитрых вопросов следователя. Она ужасно устала. Казалось, сейчас проще было бы согласиться со всем, взять на себя любую вину, лишь бы ее оставили в покое.

Последние десять дней измучили ее. Навязчивые мысли о том, что, если бы она попробовала поискать Джана сама или обратилась за помощью сразу же, не послушав адвоката, все еще могло бы закончиться хорошо. Постоянные сомнения: а вдруг он еще жив? Вдруг обвал запер его в какой-нибудь горной расселине, в пещере? И он там медленно умирает от голода и ранений, без надежды на помощь? Что бы он ей ни сделал, смерти Джану она не желала. Тем более мучительной смерти. Родственники Джана, одолевавшие ее звонками, то рыдали, то засыпали обвинениями. Альтан так ни разу и не появился. Страшнее было уничтожающее чувство: «Вот теперь он точно меня ненавидит. Ведь по моей вине пропал его брат…»

– Возможно, ваш супруг приревновал вас к кому-то? Потому и отреагировал так агрессивно? Что вы на это скажете, госпожа Стрельцов? – не отставал полицейский. – После свадьбы вы поддерживали отношения с вашими давними знакомыми? С холостыми мужчинами?

– Моему мужу не к кому было меня ревновать! – уже не владея собой, заорала Виктория. – Потому что я ему не изменяла! Что бы вы обо мне ни думали.

– Хорошо-хорошо, – примирительно развел руками следователь. – Скажите, а этот предмет вам знаком?

Он вдруг развернул компьютер экраном к ней, и Виктория, холодея, увидела крупным планом сфотографированную палку, которой ударила Джана по голове.

– Не узнаете?

Виктория подавленно молчала, разглядывая снимок. Палка была темная, корявая и явно выпачканная чем-то на конце. Она совершенно забыла про нее. Вообще их драка с Джаном помнилась очень смутно, и только сейчас в памяти вдруг возникло ощущение сухой коры, трущейся о ладонь, и то, как она из последних сил замахнулась.

– Странно… – издевательски протянул следователь. – А ведь вы эту вещь точно держали в руках, на ней остались ваши отпечатки пальцев. А с другой стороны – следы крови. И результат экспертизы показывает, что это кровь вашего мужа.

«Нужно срочно взять себя в руки», – твердила себе Виктория. Реальность навалилась на нее неподъемной ношей. Мир вокруг затеял какой-то дьявольский хоровод, земля уходила из-под ног. Нужно было что-то делать, бороться. Придумать линию поведения, которая докажет, что она ни в чем не виновата. Хотя этот мерзкий дотошный служака уже явно решил иначе.

– Интересная вырисовывается картина, не правда ли?

Следователь, ухмыляясь, подался вперед, навалился локтями на стол и уставился на нее. Виктории казалось, что ей нигде не укрыться от его черных, огнем прожигающих глаз.

– Вы скоропалительно выходите замуж за человека, с которым едва знакомы. Живете с ним не дружно, много ссоритесь, что подтверждают ваши соседи. Однако брак не расторгаете и в полицию о жестоком обращении не заявляете. После очередного громкого скандала вы с ним уезжаете в горы. Там ваш супруг получает ранение палкой, на которой находят ваши отпечатки пальцев. И пропадает. Притом о его исчезновении вы заявляете только вечером того же дня, а где находились и чем занимались в предшествовавшем временном промежутке, объяснить не можете. Любопытно, не правда ли?

Виктория поняла, что каждое новое ее слово, любое объяснение, которое она бы ни привела, только сыграет этому черноусому палачу на руку. Он вывернет его в свою пользу. Он уже решил для себя, что она убила мужа, и теперь не отступится от своей версии, пока не получит неоспоримого опровержения. А у нее его не было.

– Я буду говорить только в присутствии своего адвоката, – наконец выговорила она.

Наверное, так и нужно было поступить с самого начала. Отказаться отвечать на любые вопросы, дождаться утра, когда адвокат включит телефон, узнает обо всем и примчится сюда. Она так этого не оставит, поднимет шум, подключит российское консульство. Но Виктории казалось, что ничего серьезного ей угрожать не может, ведь она не убивала Джана, не убивала…

– Как угодно, – сухо бросил следователь, кажется, недовольный тем, что такое веселое развлечение, которому он отдавался со всей душой, заканчивается. – Только общаться с ним вы будете уже не здесь. Я вынужден арестовать вас по подозрению в убийстве вашего мужа Джана… и сокрытия с места преступления.



Вот так и рухнула вся ее привычная жизнь. В тот день, в тесном полицейском участке, провонявшем застарелым табачным дымом и сырой побелкой. Надломилась несущая конструкция, а дальше все только разваливалось стремительнее, поднимая вокруг тучи пыли и грязи.

Разумеется, утром явилась защита, отчитала Викторию за то, что та вздумала общаться со следователем сама, развила бурную деятельность. Твердила Виктории, что они затеют шумиху, что турецкая и российская общественность ее поддержат, читатели отстоят. В конце концов, не зря же она – адвокат, специализирующийся на защите прав женщин, видная феминистка и общественный деятель.

Однако время шло, следствие продолжалось, и, в конце концов адвокат объявила Виктории, что доказать ее непричастность не получится.

– Будем напирать на то, что это была самозащита. Убийство в состоянии аффекта, – объясняла она. – К счастью, ты меня послушалась и взяла медицинское заключение. Не переживай, мы добьемся максимально мягкого приговора…

– Но я же не убивала его! Не убивала! – в ужасе воскликнула Виктория.

Она до последнего не в силах была поверить в то, что этот кошмар действительно происходит с ней. Как могла она, известная писательница и переводчик, успешная самостоятельная женщина, не знавшая проблем серьезнее разбитого сердца, угодить в такую ситуацию? Это же бред какой-то, она не убивала мужа, она вообще не убийца… Но в этот момент тонкий противный голосок, откуда ни возьмись появившийся в голове, вдруг начинал донимать: «Уверена? Точно знаешь, что не убийца? Ведь ты ударила его по голове, ударила изо всех сил. Что, если проломила височную кость? Или если он потерял сознание и рухнул в пропасть? Ты ведь даже не удосужилась поискать его, когда пришла в себя».

Виктория пыталась заглушить его чем угодно. И все-таки приходилось признаться себе, что она действительно могла убить Джана. Непредумышленно, но могла… И от этого сознания настаивать на своей невиновности было все труднее.

Стойкости не добавляли ни ужасающая духота общей камеры предварительного заключения, ни уверенность адвоката, что, если она будет отстаивать свою невиновность, ей дадут лет 25 строгого режима, в ее же варианте шансов больше. Ни измученное, совершенно потерянное лицо матери, пару свиданий с которой сумела выбить. И в конце концов. Виктория сдалась, согласилась с аргументами юриста.

Хорошо, пускай. Пускай ее признают виновной. Она не станет отпираться. Все подтвердит. Какая разница, в конце концов? Все равно для Альтана она теперь навсегда останется убийцей его родного брата.



В день суда перед зданием дежурили журналисты. И как только бронированная машина, в которой привезли Викторию, затормозила перед служебным входом, защелкали камерами, засыпали вопросами ее и конвойных, пытавшихся всех разогнать. Виктории же невольно вспомнилась ее свадьба. Ведь это было совсем недавно, не прошло и двух месяцев. Их с Джаном тогда вот так же атаковали – мелькали вспышки, сыпались нахальные вопросы. Могла ли она подумать тогда, что вскоре окажется вдовой, подозреваемой в убийстве собственного мужа?

Суд продолжался несколько дней. Адвокат добилась закрытого заседания, и потому в зале не было ни зевак, ни журналистов. Виктория, измученная, почти утратившая надежду на спасение, в каком-то сомнамбулическом состоянии слушала показания свидетелей. Старухи соседки, кузины Джана, присутствовавшей на их свадьбе, каких-то случайных прохожих, которые видели их машину в день предполагаемой гибели Джана.

В один из дней в зале суда, в той его части, где сидели свидетели, появился Альтан. Виктория, находившаяся на противоположной половине помещения, рядом с адвокатом, вздрогнула, встретившись с ним глазами. Он снова показался ей бледным и осунувшимся, как тогда, в кафе. Теперь, пожалуй, выглядел даже более потухшим. Совершенно не похожим на себя прежнего. Что ж, у него ведь погиб родной брат… А бывшая любовница оказалась его убийцей…

Виктории очень страшно было прочитать в его взгляде обвинение. Однако в те несколько секунд, когда глаза их встретились, осуждения она не увидела. Только глубинную безысходную тоску. Будто бы Альтан разом постарел лет на десять, разуверился в том, что в жизни еще может быть что-то хорошее, и махнул на себя рукой.

Затем Альтана вызвали для дачи показаний. И Виктория замерла, осознав, что для нее наступила самая страшная минута этого процесса. Сейчас он обольет ее грязью, повторит все те мерзости, что бросал ей в лицо. Назовет убийцей, скажет, что ненавидит ее. И все будет кончено.

Альтан поднялся на кафедру, скупо ответил на вопросы прокурора, затем адвоката. Говорил он, не поднимая глаз, глядя в полированную поверхность кафедры. И лишь в конце, снова взглянув на Викторию, четко произнес: